Страница 6 из 7
Но даже для иудеев фактор добровольного и свободного выбора мог быть определяющим для их членства в синагоге. Это суждение является определенно справедливым, например, для тех иудеев, усилиями и добровольной инициативой которых синагога впервые появлялась в каком-либо городе диаспоры. Существование иудеев в городе вовсе не влекло за собой неизбежное появление синагоги в этом же городе – создание ее было результатом свободной и частной инициативы отдельных иудеев.
Нередко большое количество синагог в отдельном городе предоставляло каждому иудею выбор – к какой именно общине он желал присоединиться. Естественно, этот выбор иудей осуществлял на добровольной основе.
Не будем забывать, что никто из исследователей не считает неуместным причислять к числу античных ассоциаций многочисленные земляческие клубы, рассеянные по всему Средиземноморью. Между тем, принцип добровольности был выражен в них также в незначительной степени.
Наконец, не стоит привязывать наследственный характер членства в античных ассоциациях исключительно к иудейским синагогам. Например, для большого числа античных сообществ было характерно предоставлять членство детям действительных членов объединения. Иначе говоря, для детей было естественным оказываться членами тех сообществ, к которым принадлежали их отцы (примеры – CIL XIV, 250, 251; IG II/2, 1368)[55].
Характер членства в античных коллегиях, синагогах и экклесиях имел свои специфические особенности. Однако эти особенности не дают каких-либо оснований, чтобы рассматривать эти типы частных объединений как принципиально различные. Историческая действительность, разнообразная и до конца не сводимая к каким-либо абстрактным схемам и моделям, предоставляет историку удивительную возможность сравнивать и сопоставлять то, что еще вчера, по устоявшейся научной традиции, рассматривалось как принципиально несопоставимое.
1.2.2. «Обращение» или «присоединение». Как люди античного Средиземноморья становились членами частных сообществ?
Нередко утверждается, что мотивы вступления в коллегии, синагоги и экклесии были различными. Так, вступая в какой-либо частный языческий религиозный или профессиональный союз, человек просто принимал решение присоединиться к некоему клубу (joining a club), в то время как в случае с синагогой или экклесией мы имеем право говорить исключительно о религиозном обращении (religious conversion)[56]. Можно предположить, что членами христианской общины становились исключительно благодаря внутреннему обращению, в то время как членом синагоги оказывались в силу принадлежности к одному народу, а основным мотивом принадлежности к языческим коллегиям было желание обрести социальную защиту и регулярно участвовать в общих пиршествах.
Кажется, для человека, становящегося частью христианской экклесии, понятие «вступление» подходило ничуть не меньше, чем «обращение». Если последнее требовало довольно большого времени и могло занимать всю жизнь христианина, то акт присоединения (joining) был вполне конкретным: язычник через крещение становился частью нового сообщества.
Рассуждения о способах обращения, рекрутирования адептов в различные религиозные объединения стали особенно популярны в социологической науке послевоенного времени. В ходе содержательных дискуссий перед учеными открылась важная истина: человек становился приверженцем какого-либо течения, как правило, руководствуясь вовсе не идеологическими мотивами, но стремлением связать свою жизнь с той или иной социальной общностью людей. Иными словами, язычники довольно часто делались христианами не потому, что они однажды просыпались с полным осознанием порочности язычества, но из-за того, что им доставляло удовольствие быть частью церковного сообщества[57]. Как справедливо замечает американский социолог Р. Старк, наблюдение за нетрадиционными религиозными движениями современности показывает, что его адептами становятся те люди, «межличностные связи которых превышали их связи с не-членами. Фактически, обращение – это не поиск или выбор идеологии; это нечто вроде соотнесения своего религиозного поведения с поведением друзей или членов семьи»[58]. С социологом Р. Старком всецело согласен историк античности П. Браун, который пишет: «Семейные связи, супружеские отношения и лояльность по отношению к главе домовладения являлись наиболее эффективными способами рекрутирования»[59].
Исследование раннехристианской миссии показывает исключительно важную роль тех социальных сетей (social networks), которые христиане использовали для пропаганды своей веры (клиентела, домовладение, профессиональные связи, отношения землячества, благотворительность и т. п.).
Р. Бек уделяет внимание вопросу о том, каким способом поклонники Митры привлекали к своему движению новых членов. От этого мистериального культа, с его развитой мифологией, торжественным ритуалом, сложной системой инициаций, мы в не меньшей степени, чем от христианства, ожидаем, что митраистами становились благодаря внутреннему обращению (conversion). Однако Р. Бек указывает на то, что рост митраистских общин происходил за счет «тихого рекрутирования, от товарища к товарищу, внутри общего местного социального сообщества, преимущественно военного. Передвижения войск внутри империи, а не продуманная миссионерская программа, представляли основную причину распространения движения»[60]. В новых гарнизонах создавались митреумы по той причине, что в этих гарнизонах появлялись солдаты-митраисты, вступавшие в товарищеские отношения со своими сослуживцами, благодаря чему те также становились поклонниками Митры. Можно допустить, что большинство почитателей Митры становились членами митраистских общин не потому, что однажды просыпались с ясным осознанием того, что бог Митра является истинным божеством, но потому, что, однажды побывав на митраистских вечерях, эти люди получили внутреннее удовольствие и пожелали присоединиться к этому союзу. Примерно тот же механизм работал и в случае с присоединением к общинам ессеев. Плиний Старший говорит, что число ессеев увеличивается благодаря появлению толпы утомленных жизнью пришельцев, которых волны фортуны влекут к обычаям ессеев (Plin., Nat. Hist., V, 17). Вероятно, такая же модель действовала и в случае с раннехристианским движением.
Однако ряд важных черт резко выделял христианство на фоне других частных объединений античности, придавал ему уникальные черты. Христианское движение с самого начала обладало сильным контркультурным элементом, выражавшемся в оппозиции к господствовавшим в окружающем обществе ценностям и традициям. Мы далеки от того, чтобы представлять всю историю раннего христианства в категориях противостояния экклесии и языческого мира, однако идея о том, что некоторая оппозиционность была характерна для христианской идеологии с самого начала, поможет понять многое в истории этого движения. Например, мы можем отметить, что в раннехристианских общинах большое внимание уделялось самому моменту перехода человека из класса нехристиан в разряд членов церкви. Обряд крещения принадлежит к тому небольшому перечню христианских институций, что существовали с самых первых дней истории христианского движения (Деян. 2, 38) и были свойственны христианским общинам всех направлений[61]. Находиться внутри церковного сообщества – девиантного религиозного движения древности – означало радикально сменить прежнюю систему ценностей, а вместо нее принять как свою ту, источником которой была проповедь. Символическим знаком, обрядом, разделяющим жизнь христианина на то, что было «до», и то, что стало «после», являлся обряд крещения. Быть членом общины означало не просто принадлежать к определенной социальной общности, но также разделять некоторое вероучение и практиковать в своей жизни определенные моральные правила. Неофит должен был быть знаком с этими – вероучительными и этическими – принципами христианства. Требование от неофита знать эти нормы выделяет христианство на фоне иных античных объединений и при этом роднит с популярными в римское время философскими школами[62].
55
Wilson F.H. Studies in the Social and Economic History of Ostia 1 // PBSR. Vol. 13. 1935. P. 66.
56
Beck R. The Mysteries of Mithras: A New Account of Their Genesis // JRS. Vol. 88. 1998. P. 128.
57
Stark R.The Rise of Christianity. How the Obscure, Marginal Jesus Movement Became the Dominant Religious Force in the Western World in a Few Centuries. Princeton University Press, 1996. P. 14.
58
Stark R. The Rise of Christianity… P. 16.
59
Brown P. Body and Society. New York, 1988. P. 90.
60
Beck R. The Mysteries of Mithras… P. 178.
61
Du
62
Р. Вилькен указывает на связь интеллектуального и этического в христианстве, характерную для философских школ: «Ко II в. н. э. философские школы перестали быть просто интеллектуальными школами мысли, но стали школами способа жизни (Лукиан называет их bioi), подобно тому, что мы сегодня называем религиозными движениями» (Wilken R. The Christians as the Romans. P. 77).