Страница 3 из 9
В России, несмотря на значительный интерес к гендерной истории как таковой, вклад женщин в стабильное функционирование железных дорог на заре их развития пока остается вне поля зрения научного сообщества. В то же время автор считает деятельность железнодорожниц достаточно значимой, чтобы об этом можно было заявить как о самостоятельной исследовательской проблеме в рамках истории железнодорожного транспорта и общества в целом.
Предварительные теоретические соображения
Опираясь на западноевропейский опыт, предпринятые к концу XX в. попытки исследователей «осмыслить» женщину в истории презентовали новую для российской науки историческую субдисциплину – «историю женщин» («исследования о женщинах»). Характерная для нее методология переключила внимание исследователей на новый объект познания – женщину, и на новый предмет – женский опыт, женские социальные и трудовые практики, женские сферы и каналы влияния, а в начале XXI в. и на более глобальные темы, такие как система властных иерархий в обществе. Сюжеты и проблемы российской истории женщин оказались практически неисчерпаемыми. Некоторые из них в настоящее время в достаточной степени проработаны, другие – только обозначены как исследовательские темы и направления, как, например, история женского труда на железных дорогах Российской империи.
Хотя «женская тема» привлекала внимание общественности с начала XIX в., до второй половины XX в. женщины редко становились объектами научных сочинений. Можно сказать, что до этого времени история человечества фактически была андроцентричной[22], т. е. ориентированной на мужские персонажи и виды деятельности. Безусловно, история железнодорожного транспорта и по сей день предстает в глазах многих в том же – андроцентричном – виде.
Вскоре произошел перелом – импульс к появлению «истории женщин» как особого научного направления дала сексуальная революция, развернувшаяся в 1960-е гг. в странах Западной Европы и США. Бурные модернистские процессы после Второй мировой войны придали женскому движению необычайную силу. Возникла «женская история», в задачи которой входило «сделать женщин видимыми»[23], т. е. показать вклад женщин в мировую историю, не ограничиваясь только выдающимися историческими фигурами. Первое время наталкиваясь на откровенный скептицизм со стороны научного сообщества, исследователи женской истории лишь усиливали свой напор, что привело к институционализации в 1970-1980-е гг. нового направления в общественных и гуманитарных науках. В итоге за последние сорок лет история женщин пережила невероятный бум. Историки не только проанализировали судьбы женщин прошлого, исторический опыт отдельных общностей и социальных групп, но и соотнесли эти индивидуальные и групповые истории женщин с общественными сдвигами в экономике, политике, идеологии, культуре[24]. Не обделили вниманием зарубежные исследователи и историю железнодорожного транспорта XIX – начала XX в.
Концепция андроцентризма впервые была озвучена американкой Шарлоттой Перкинс Гилман (Charlotte Perkins Gilman) в работе «Мир, сделанный мужчинами, или Наша андроцентричная культура» (1911 г.), где автор утверждала:
«Все наше человеческое мировоззрение зиждется на неизменном негласном допущении: мужчина является воплощением человеческого типа, а женщина олицетворяет собой некую дополняющую и подчиненную ему помощницу, основная сущность которой сводится к продолжению рода. Относительно мужчины женщина всегда была в препозиции – она была при нем, над ним или под ним, впереди него, за ним, около него». Исходя из этого, все человеческие стандарты основаны на мужских характеристиках, и когда мы хотим похвалить работу женщины, мы говорим, что у нее «мужской подход».
«Все, что мы наблюдаем вокруг себя, с чем рождаемся и с чем вырастаем, будь то психическое или физическое окружение, мы считаем естественным порядком вещей – так уж устроен мир. Но то, что мы до сих пор считали “человеческой природой” и могли осуждать, было в значительной степени лишь “мужской природой”; а то, что мы называли “мужским” и чем могли восхищаться, было в значительной степени общечеловеческим и должно применяться к обоим полам. Наконец, то, что мы называли “женским” и могли осуждать, также было в значительной степени общечеловеческим и применимо к обоим полам».
«Для мужчины весь мир был его “миром”, просто потому что он мужчина; а весь мир женщины ограничивался домом, потому что она женщина. Для нее существовала предначертанная сфера, строго ограниченная ее женскими занятиями и интересами; для него было предназначено все остальное, и это “все” претендовало на то, чтобы называться мужским».
В своей работе Ш. П. Гилман пришла к выводу, что «наша андроцентричная культура была и остается чрезмерно маскулинной (англ. a masculine culture), что никак не может быть приемлемым».
В «истории женщин» можно условно выделить два направления, каждое из которых отражает одну из стадий ее развития и одну из сторон нынешнего облика. В русле изучения истории железнодорожного транспорта институционально направления до сих пор не оформлены, авторы исследований в данной области не позиционируют себя приверженцами какого-либо из течений. Однако обращаясь к историографии, мы можем соотнести конкретно-исторический материал с теоретическими установками выделяемых направлений.
В первом направлении, сформировавшемся на Западе к 1970-м гг., цель познавательной деятельности интерпретировалась как «восстановление справедливости», «восстановление исторического существования женщин», «забытых» в официальной «мужской» историографии. В основе данного течения лежат два базовых положения: 1) женщина занимала второстепенную роль в классовых обществах в связи с господством универсальной для множества стран патриархальной системы, и 2) семья, домохозяйство и отношения полов являлись производными от экономического устройства общества. Таким образом, положение женщины зависело от экономических отношений, поскольку живучесть патриархальной системы исследователи объясняли ее ассимиляцией с социально-экономическими, политическими и культурными структурами[25].
Приверженцам этого направления удалось и удается до сих пор раскрывать многие неизвестные страницы из истории трудовой деятельности женщин в конце XIX – начале XX в. Но такой описательный подход имеет и свой минус: он изолирует «женскую историю», развивает ее параллельно и нередко в противовес «мужской». В конечном итоге это не позволяет предпринять попытку создать единый облик истории железнодорожного транспорта, совместивший бы обе версии истории.
Представители второго направления, выдвинувшегося на первый план на Западе во второй половине 1970-х гг., стремились связать «женскую историю» с историей общества. Первостепенной задачей для них стало изучение исторически сложившихся отношений господства и подчинения между мужчинами и женщинами в патриархальных структурах классового общества[26]. Впоследствии именно это течение станет стремиться к созданию междисциплинарных комплексных исследований, ключевой категорией в которых будет «гендер». Термин «гендер» (от англ. «род», «пол»[27]), введенный в научный оборот медиками и психологами в 1950-е гг., длительное время не принимался историками, первоначально воспринимавшими «гендерную историю» в качестве синонима «женской»[28].
В отличие от «женской», «гендерная история» предстает предельно широкой предметной областью, изучающей не столько женщин или мужчин самих по себе, сколько гендерную структуру общества – основу социальной иерархии, отношения власти и подчинения. Основная идея: гендерный статус и, соответственно, гендерная иерархия не детерминируются однозначно природой, а задаются всей исторически сложившейся в обществе системой отношений. При усвоении их с раннего детства, гендерные нормы кажутся людям чем-то изначально данным и неизменным, но на деле таковыми не являются. Иными словами, представления о том, что такое мужчина и женщина, какое поведение и какие занятия приличествуют каждому из них, каковы должны быть отношения между ними, – это не просто отражение или прямое продолжение их природных, биологических свойств (на чем делает акцент «женская история»), а продукт культурно-исторического развития общества (именно это важно для «гендерной истории»)[29].
22
Андроцентризм – глубинная культурная традиция, сводящая общечеловеческую субъективность к единой мужской норме, представленной в виде универсальной объективности, в то время как иные субъективности, и прежде всего женская, представлены как отклонение от нормы, как маргиналия (Словарь гендерных терминов / под ред. А. А. Денисовой. М.: Информация XXI век, 2002. URL: http:// www.owl.ru/gender/003.htm (дата обращения: 28.04.2019)). Напротив, практика размещения в центр женской точки зрения называется гиноцентризмом.
23
Becoming visible: Women in European history / ed. by Renate Bridenthal, Claudia Koonz. Boston etc.: Houghton Mifflin co., 1977. 510 p.
24
Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого. Очерки. Хрестоматия. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. С. 9.
25
Зайцева Т.И. Развитие гендерных исследований в свете истории раннего Нового времени // Вестник Томского гос. ун-та. 2011. № 343. С. 96.
26
Репина Л.П. Пол, власть и концепция «разделенных сфер»: от истории женщин к гендерной истории // Общественные науки и современность. 2000. № 4. С. 123.
27
В русском языке нет эквивалента, который бы точно передавал все коннотации понятия «гендер». Наиболее близким по смыслу является понятие «социальный пол».
28
Большакова О. В. История России в гендерном измерении. Современная зарубежная историография: монография / ред. З. Ю. Метлицкая. М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2010. С. 4.
29
Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого. С. 12.