Убийство в Кантоне

Однако вскоре стало ясно, что задача куда сложнее, чем они могли себе представить. Владения храма включали в себя множество домов, домиков и молелен, соединявшихся между собой узкими крытыми переходами. Монахи и послушники попадались на каждом шагу, мешаясь с мирянами, каковые разинув рты таращились на огромные золоченые статуи и яркие стенные росписи. Но нигде не было ни одного человека, хотя бью отдельно похожего па цензора Лю.

Они полюбовались юна возвышавшуюся над толпой статую милосердной Гуань-инь в главном зале и пошли осматривать дома на задворках храма. Наконец судья и его помощник добрались до просторного покоя, где шла заупокойная служба. Перед уставленным подношениями алтарным столом на круглых молитвенных подушках сидели шестеро монахов, нараспев читая молитвы. У входа несколько хорошо одетых мужчин и женщин распростерлись ниц, видимо, родственники усопших. Сзади стоял пожилой монах и со скучающим видом наблюдал за церемонией.

Судья решил, что наконец настало время осторожных расспросов. Они осмотрели почти все, кроме самой пагоды, – та была наглухо закрыта, поскольку однажды кто-то совершил самоубийство, спрыгнув вниз с самого верхнего яруса. Ди приблизился к пожилому монаху и описал ему цензора.

– Нет, я не видел его, господин, – отвечал тот, – и почти уверен, что ни один человек с такими приметами не приходил сегодня в храм, поскольку до начала службы я неотлучно стоял у больших врат и, конечно, не пропустил бы незамеченным господина столь примечательной наружности. А теперь нижайше прошу меня простить, ибо долг повелевает блюсти заупокойную службу. Люди платят за это немалые деньги… —Монах, осекшись, торопливо добавил: – Разумеется, большая их часть идет па покрытие расходов, связанных с церемонией сожжения умерших нищих и бродяг, лишенных родственников и поддержки какой-либо гильдии. И это только одно из многих богоугодных дел, совершаемых храмом. Э-э-э, погодите, я кое-что вспомнил… Как раз ночью сюда доставили одного бродягу, похожего на вашего знакомца. Но конечно, это не мог быть он, так как на теле были жалкие лохмотья!

Судья Ди пристально взглянул на Тао Ганя.

– Я чиновник судебной управы, – бросил он монаху, – а тот, с кем я должен был встретиться здесь, – тайный лазутчик. Возможно, он выдавал себя за нищего. Я хочу немедленно видеть тело!

Монах явно испугался.

– Оно в мертвецкой, в западном крыле, господин, – заикаясь, пробормотал он. – Покойников сжигают после полуночи, только, конечно, не в этот благодатный день. – Подозвав послушника, он повелительно махнул рукой: —Отведи этих господ в мертвецкую.

Молодой послушник вывел судью и его помощника в небольшой пустынный дворик. В самой его глубине, у высокой наружной стены храмовых владений, стоял приземистый темный домишко.

Послушник толкнул тяжелую дверь и запалил свечу под окном. На голых досках лежали два тела, с головы до ног покрытые дешевой холстиной.

Послушник потянул носом воздух и скривился.

– Хорошо, что завтра их сожгут! – буркнул он. – В такую жару…

Судья Ди не стал эти сетования слушать. Подняв край холста над ближайшим телом, он увидел распухшее лицо бородатого мужчины и поспешил снова накрыть его, потом снял покров с головы второго покойника и застыл на месте. Тао Гань выхватил у послушника свечу и, приблизившись к столу, осветил гладкое бледное лицо. Пучок на затылке развязался, и тонкие пряди слипшихся волос упали на высокий лоб, но даже в смерти это лицо сохранило спокойную величавость. Судья Ди тут же обернулся к послушнику.

– Срочно приведи сюда настоятеля! – крикнул он. – Вот, покажи ему это!

Он пошарил в рукаве и сунул удивленному парню один из своих внушительных визитных листков, где значились полное имя и должность. Послушник бросился вон. Судья, склонясь над головой усопшего, осторожно ощупал череп.

– Я не нашел ни единой раны, ни хотя бы синяка, – выпрямившись, сказал он Тао Ганю. —Давай я подержу свечу, а ты огляди тело.

Помощник судьи, развернув холст, снял с покойника потрепанную куртку и неумело залатанные во многих местах штаны – единственную одежду мнимого бродяги, потом осмотрел гладкое, ладно сложенное тело. Судья Ди наблюдал, высоко подняв свечу. Тао Гань перевернул тело и, обследован спину, покачал головок.

– Так, – протянул он, – никаких следов насилия, ни кровоподтеков, ни царапин. Теперь поглядим на одежду…

Тао вновь накрыл тело холстиной и ощупал рукава старой куртки.

– Что тут у нас? – воскликнул он, извлекая на свет клетушку, сплетенную из серебряной проволоки. Одна ее сторона была сломана, и крохотная дверца свободно болталась.

– Это клетка, в которой цензор Лю держал своего сверчка, – печально вздохнул судья. —Есть там что-нибудь еще?

Тао Гань снова осмотрел жалкие обноски.

– Больше ничего, – пробормотал он.

Снаружи послышались голоса. Дверь распахнул монах, почтительно сопровождавший грузного господина в длинном парчовом одеянии. Пурпурная накидка прикрывала широкие плечи. Когда он согнулся в низком поклоне, огонек свечи бросил всполохи на гладко выбритый череп. Монах упал на колени рядом с настоятелем.

При виде толпы монахов, пытавшихся заглянуть в мертвецкую, судья Ди сердито бросил настоятелю:

– Я сказал, чтобы сюда пришли только вы! Оставьте своего помощника, а других немедленно отошлите прочь!

Перепуганный настоятель открыл рот, но не смог вразумительно произнести ни слова. Тогда его помощник обернулся и так грозно прикрикнул на монахов, что их будто ветром сдуло.

– Закройте дверь! – приказал судья. – И возьмите себя в руки, – попенял он настоятелю. – Как умер этот человек? – осведомился он, указав на цензора.

Настоятель немного успокоился.

– Мы… мы совершенно не осведомлены о причинах смерти, почтенный господин! – дрожащим голосом выдавил он. – Нищих доставляют к нам бездыханными, и мы сжигаем их тела из милосердия…

– Вам следует знать законы, – сурово оборвал его судья. – Ни одного усопшего, будь то из милосердия или иных соображений, вы не смеете сжечь, не получив свидетельство о смерти и не уведомив судебной управы!