Пылающий бог

– Так ты и есть спирка, – сказал он. – Я думал, ты выше.

– А я думала, ты старше, – парировала она.

– Значит, мы оба разочарованы. – Он позвенел перед Рин цепями. – Долго же тебя пришлось ждать. Неужели и правда пришлось сражаться всю ночь?

Рин опустилась на колени и начала трудиться над замками.

– Даже спасибо не скажешь?

– И как ты собираешься это сделать с одной рукой? – скептически спросил он, пока Рин ковырялась в замке.

– Слушай, если ты намерен…

– Дай-ка мне. – Суцзы забрал из ее пальцев булавку. – Просто подержи замок и посвети… Вот так.

Рин смотрела, с какой ловкостью он расправляется с замком, и не могла не ощутить укол зависти. Ее до сих пор мучило, насколько стали трудны простейшие действия – взломать замок, одеться, наполнить фляжку…

Она так глупо потеряла руку. Если бы только она тогда сумела заполучить ключ. Если бы только они сумели украсть проклятый ключ.

Культя начала зудеть. Рин стиснула зубы и волевым усилием запретила себе ее расчесывать.

Суцзы справился с замком меньше чем за минуту. Стряхнул кандалы с рук и вздохнул, потирая запястья. Потом наклонился к кандалам на ногах.

– Так-то лучше. Посвети-ка сюда.

Рин подвинула огонь поближе к замку, стараясь не подпалить кожу Суцзы.

Она заметила, что на среднем пальце его правой руки не хватает верхней фаланги. И случайностью это не выглядело – на среднем пальце левой руки тоже отсутствовала фаланга.

– Что у тебя с пальцами? – спросила Рин.

– Первые два ребенка моей матери умерли в младенчестве, – объяснил он. – Она решила, что боги забрали их, потому что они были слишком красивыми. И когда я появился на свет, откусила обе фаланги на моих средних пальцах. – Суцзы помахал перед ней левой рукой. – Чтобы я не был таким милашкой.

Рин фыркнула:

– Больно нужны богам пальцы.

– А что же им нужно?

– Боль, – сказал она. – Боль и твой рассудок.

Суцзы вскрыл замок, стряхнул кандалы и поднялся.

– Тебе видней.

После того как из-под обломков были спасены все выжившие, войска Рин рассыпались по полю боя, как стервятники.

Когда новобранцы Коалиции южан собирали припасы после битвы в первый раз, они отказывались трогать мертвых. Южане суеверны и боятся ярости мстительных духов тех непохороненных мертвецов, которые никогда не вернутся домой. Теперь же они обшаривали трупы с полным безразличием и черствостью, снимая все ценное. Искали оружие, хорошую кожу, чистое белье (мугенская форма была синей, но ее легко перекрасить), но больше всего ценилась обувь.

Войска Коалиции южан мучились в отвратительной обуви. Они дрались в соломенных сандалиях или в тканевых, если удавалось раздобыть ткань, но хлопковая обувь, которую шили жены, матери и сестры, больше напоминала тапочки. Соломенные сандалии разваливались на марше, застревали в липкой грязи и не защищали от холода.

Однако мугенцы переплыли через море Нариин в кожаных ботинках – крепких, удобных, теплых и не пропускающих воду. Солдаты Рин научились ловко развязывать шнурки и стягивать ботинки с окоченевших ног, а потом бросали обувь в тележки и распределяли по размерам.

Пока солдаты прочесывали поля, Суцзы повел ее к конторе бывшего старосты, которую мугенцы приспособили под свою штаб-квартиру. По пути он объяснял, мимо руин каких зданий они проходят, словно недовольный хозяин, извиняющийся за беспорядок в доме перед гостем.

– Еще месяц назад все выглядело гораздо лучше. Худла – приятный городок. Здесь были кое-какие исторические здания, только их сломали и пустили на дрова. А мы построили вон те баррикады, – мрачно сообщил он, указывая на мешки с песком вокруг штаб-квартиры. – Их просто растащили.

Для обороны такого городка баррикады Суцзы были сооружены на редкость умело. Он устроил блиндажи точно так, как сделала бы Рин – вкопанные в землю деревянные столбы в качестве опалубки для мешков с песком. Она научилась этому методу в Синегарде. Рин с удивлением поняла, что оборонительные сооружения сделаны по образцам ополчения.

– И как же они все-таки прорвались? – спросила она.

Суцзы уставился на нее как на дурочку.

– Пустили газ.

Так, значит, лейтенант Шень была права. Рин подавила дрожь, представив, как ядовитый желтый дым наползает на ни о чем не подозревающих гражданских.

– И много его было?

– Всего одна бочка. Думаю, его приберегали про запас, потому что пустили в ход не сразу. Только на третий день сражения, когда загнали всех нас за одну баррикаду, а потом перебросили бочку через стену. После этого оборона быстро сломалась.

Они дошли до штаб-квартиры. Суцзы тронул дверь, и та без труда открылась. Мугенцы не оставили никого, кто бы запер ее изнутри.

Стол в центральной комнате был усыпан разной едой. Суцзы подобрал булочку, откусил и выплюнул.

– Какая гадость.

– Слишком черствая?

– Нет, слишком соленая. Кошмар. – Суцзы бросил булочку обратно на стол. – Нельзя добавлять в булочки соль.

У Рин потекли слюнки.

– У них есть соль?

Она уже много недель не пробовала соли. В империи соль в основном производили в провинции Собака, но во время развязанной Вайшрой гражданской войны торговые пути были перерезаны. В засушливой провинции Обезьяна армия Рин довольствовалась пустой рисовой кашей и вареными овощами. Ходили слухи о нескольких кувшинах соевой пасты, припрятанных на кухнях Рюйцзиня, но, если они и существовали, Рин их не видела и не пробовала.

– У нас была соль, – поправил ее Суцзы. Он наклонился, осматривая содержимое бочки. – Похоже, они почти всю ее съели. Осталась всего горстка.

– Тогда отнесем ее нашим поварам и накормим всех.

Рин наклонилась над столом командующего. Там были разбросаны документы. Рин нашла номера частей, записи о выдаче пайков и письма, написанные каракулями, которые она с трудом могла разобрать. Она лишь сумела выхватить несколько слов: «Жена. Дом. Император».

Рин собрала письма в аккуратную стопку. Они с Катаем займутся этим позже, вдруг сумеют откопать какие-нибудь важные сведения о мугенцах. Но этим письмам, скорее всего, уже несколько месяцев, как и всем другим, которые они до сих пор находили. Каждый мертвый мугенский генерал держал на столе письма с родины, словно, перечитывая мугенские слова, поддерживает связь со своей страной, давно уже не существующей.

– Они читали Сунь-цзы? – удивилась Рин, беря в руки тонкую книгу – никанское издание, а не перевод. – И Бодхидхарму? Откуда они все это взяли?

– Это мои. Украл их из синегардской библиотеки по пути. – Суцзы забрал у нее из рук книгу. – Я повсюду таскаю их с собой. Эти свиньи и половины не поймут.

Рин удивленно посмотрела на него:

– Ты выпускник Синегарда?

– Не выпускник. Учился там два года. А потом начался голод и я поехал домой. Цзима не взяла меня обратно, когда я пытался вернуться. Но деньги-то мне нужно было зарабатывать, вот я и записался в ополчение.

Значит, он сдавал кэцзюй. Что странно для человека такого происхождения. Уж кому, как не Рин, знать. Она еще больше зауважала Суцзы.

– Но почему тебя не взяли обратно?

– Решили, что раз уж я ушел однажды, то сделаю это снова. Что семья всегда будет для меня важнее карьеры. И, думаю, они правы. Я бы ушел, как только началось мугенское вторжение.

– А что же сейчас?

– Вся моя семья погибла, – сказал он упавшим голосом. – В прошлом году.

– Сочувствую. Это сделали мугенцы?

– Нет. Наводнение. – Суцзы передернул плечами. – Обычно нам хорошо удается предсказывать наводнения. Нетрудно предугадать погоду, если знаешь, что делаешь. Но не в тот раз. Тот потоп был делом рук человеческих.

– Дамбы взорвала императрица, – машинально ответила Рин.

Чахан и Кара казались уже такими далекими воспоминаниями, что она легко произносила эту ложь. Все лучше, чем если бы Суцзы узнал, что наводнение, в котором погибла его семья, устроили цыке, ее бывший отряд.

– Взорвала плотину, чтобы остановить врага, которого сама же позвала, – с горечью произнес Суцзы. – Я знаю. В Синегарде я научился плавать. А они – нет. От моей деревни ничего не осталось.