Советы матушки Ихуолы

Много дней плыла лодка, много рек и озёр прошла. Спят братья не шевелятся. Наконец пристала лодка к берегу. Очнулись братья от сна долгого, а вместо перины деревянные доски бока мнут, вместо запаха горячих матушкиных сканцев запах утреннего озера, вместо потолка родительского дома небо голубое.

Вскочили братья, по сторонам озираются и спросонок понять не могут, где они и почему лодка стала им постелью. Тут озёрная гладь заволновалась, лодка плавно закачалась, желтые кувшинки стали раскрывать свои головки и поплыл над озером их сладкий аромат. Видят братья – сидит на листе кувшинки русалка красоты невиданной. Белокурые волосы её по воде стелются, на шее жемчуга переливаются. Склонила русалка голову к цветку кувшинки, зачерпнула росу утреннюю, умыла лицо белое – румянец на щеках заиграл. Дивятся братья чуду такому.

Посмотрела на них русалка и говорит:

– Вот и свиделась я с вами, Ойво и Тойво. Много слышала о вас. Люди говорят, что песни петь вы умельцы, да на кантеле играть горазды. Ну так спойте мне, порадуйте умениями своими.

Оробели братья, русалку испугались. В народе говорят, что в русалок утопленницы превращаются. Встретишь её – быть беде. Не отпустит она, в воду за собой утащит.

У Ойво от страха голос пропал, слова сказать не может. У Тойво по рукам холодок побежал, оцепенели руки. А русалка смеётся, да так переливисто, что стелется смех её по глади озёрной и эхом растекается по лесам окрестным.

– Ну, что ж вы испугались-то так, словно дети малые? В гости ко мне пришли, а не здороваетесь, просьбу красавицы Импи исполнять не торопитесь. Коли возьму я гребень серебряный в руки, да волосы свои начну расчесывать от скуки – не вернётесь тогда в свои края северные. Останетесь со мной навсегда.

Услышав имя Импи удивились братья. Как они оказались в южной стороне, в Русалкином заливе? Говорит им красавица Импи:

– Много лодок рыбацких по Ладоге ходит, много рыбаков в залив заглядывают. Да некогда им на красоту мою любоваться. Рыбу ловить – тяжелый труд. А красота моя расцветает, если глаз чужой видит её и восхищается. Вот и попросила я матушку Ихуолу помочь мне красоту свою сохранить, отправить ко мне молодых красавцев, у которых есть время любоваться мной. Тех, кто рыбу не ловит, на охоту не ходит, поле не пашет. Пусть развлекают меня, да любуются красотой моей. Доставай, Тойво, кантеле! Начинай, Ойво, песни петь!

Обрадовались братья. Они с самого детства знали, что родились для песен и музыки, а не для тяжелого труда, который красоту забирает, молодости лишает, здоровье отнимает. Огляделись вокруг, да не увидели кантеле. Нет кантеле в лодке, лишь мешок большой стоит.

Только взялись братья за мешок и видят, как стая рыбок серебряных большой лист кувшинки к лодке толкает, а на листе том кантеле лежит красоты необыкновенной: короб его из ольхи сделан, расписан узорами красными, колки жемчужные, струны тончайшие из волоса конского сделаны.

Взял Тойво кантеле, и стали братья песни петь, красавицу-русалку развлекать. Смеётся русалка, с каждой песней всё краше становится, да братьев нахваливает. Братья смотрят на неё, как завороженные, и думают:

«Вот она, жизнь красивая! И глазам услада, и похвалы хоть отбавляй, и песни можно вдоволь петь!»

Время быстро летело, да за ним и не смотрел никто. День поют братья, второй, третий. Не едят, ни пьют. Только остановятся – русалка за гребень свой серебряный берётся, того и гляди волосы расчёсывать начнёт. Братья, видя это, не останавливаются. Сколько песен спели и не помнят, вот только песни заканчиваться стали и струны на кантеле лопнули.

– Что же делать? – думают братья.

А Импи им подсказывает:

– Открой, Ойво, мешок, который в лодке лежит! Возьми из него песни и пой дальше. Уж больно твой голос красив! А ты, Тойво, возьми прядь моих волос! Будут у кантеле струны новые! – сказала Импи и протянула Тойво пять своих волосков шелковистых.

Открыл Ойво мешок, а в нём столько песен, что жизни не хватит, чтобы все их спеть. Натянул Тойво струны новые да такие прочные, что всю жизнь можно на кантеле играть – не порвутся те струны.

До тех пор играл Тойво, пока пальцы силу не потеряли. До тех пор пел песни Ойво, пока голос не ослаб. Выпало кантеле из рук Тойво, потерял голос Ойво. Тишина воцарилась над озером. Огляделись братья по сторонам – нет русалки, только волна бьёт о борт лодки. Без сил упали они, накрылись покрывалами, которые на дне лодки лежали, и уснули долгим сном. Набежала волна, сняла лодку с берега, и поплыла лодка с братьями в родную сторону, в северную землю Похьёлы.

Советы матушки Ихуолы

Много дней плыла лодка на север, много рек и озёр прошла и пристала к родительском берегу. Очнулись братья от глубокого сна. С великим трудом поднялись, вышли из лодки на берег. Ноги не держат, руки не поднимаются, во всём теле ломота болезненная. Взглянули они друг на друга и горько заплакали. Не увидел Ойво красавца брата, не увидел Тойво красивую свою копию. Превратились братья в стариков немощных. Все силы забрала у них весёлая красавица Импи, все соки жизненные, что так бурно по жилам бежали.

Оглянулись они вокруг и видят – идёт вдоль берега мать. То в одну сторону посмотрит, то в другую. Вглядывается Хилма в даль озёрную, слёзы вытирает. Давно не видела она своих сыновей, только речи рыбацкие слышала. Сказывали рыбаки, будто видели их на Ладоге, что пленила их русалка Импи и от себя не отпускает. Хотел Урхо отправиться за сыновьями своими, чтобы из беды выручить, да наказ матушки Ихуолы камнем на дороге встал. Не посмел он ослушаться её совета. Так и жили Урхо с Хилмой в ожидании.

Увидела Хилма лодку на берегу, узнала её. Да и как не узнать, ведь она руками мужа сделана. Рядом с лодкой два старика стоят и от ветра качаются. Подошла Хилма к старикам, а они лица свои от неё прячут, глаза в землю опустили. Да как скроешься от материнского сердца? Узнала Хилма сыновей своих, руки к ним протянула, к груди прижала, в дом привела, в красный угол посадила. Хлопочет вокруг них и будто не замечает, что сыновья в стариков немощных превратились. Задумался Урхо:

«Неужто это и есть та помощь, что матушкой Ихуолой обещана? Да какая ж это помощь? Как нам жить-то теперь?».

Рано утром, пока все спали, пошел Урхо к матушке Ихуоле. Птицы вокруг него щебечут, а он не слышит. Рыба в реке плещется, а он не видит. Лиса дорогу перебегает – не до лисы ему. Море холодное поселилось в душе его, камнями прибрежными грудь сдавило. Не видит Урхо рассвета ясного, будто он в тайге дремучей заплутал и выйти не может.

Пришел он к матушке Ихуоле, а она на пороге его встречает:

– Скажи мне, Урхо, какая из дорог тебе легче показалась? Та, по которой ты тяжелый мешок от меня нёс, или та, по которой ты с тяжелыми мыслями ко мне вернулся?

– Ты и сама ответ мой знаешь, так чего же спрашиваешь? С мешком твоим дорога легче была, да погубил сыновей моих мешок этот, здоровье у них забрал и забот нам на старости прибавил.

Отвечает ему Ихуола:

– Мешок тот не я собирала. Это ты сам, своими руками с самого рождения сыновей мешок тот праздностью набивал. А Хилма, жена твоя, покрывала для них ткала из любви своей безоглядной, которая закрывает сыновей от всех невзгод. Накрыла она сыновей этими обережными покрывалами, и не поняли они, куда их лодка несёт. Дал ты им мешок праздности – вот и утопили они жизнь свою в празднике, потому как другой жизни они не знали. Не научил ты сыновей лодку строить, не научил невод вязать, не научил рыбу ловить, не научил в море студёное ходить и с волнами справляться. Не вырастил ты из них мужей, детьми малыми оставил. Не покрывала обережные нужно было Хилме ткать, а рукавицы сыновьям крепкие шить. Чтобы могли топор держать, землю пахать, да неводы тяжелые тянуть.

Опешил Урхо от речей таких, а возразить-то и нечего. Права матушка Ихуола. Да только легче ли ему от правды её?

– Знаю, что тяжелы мои речи, Урхо. Знаю, как тяжело Хилме слёзы свои прятать, глядя на сыновей. Но пол пути – не вся дорога! Слушай меня внимательно. Быть твоим сыновьям стариками, пока их молодость схоронена на дне Русалкиного залива. Если смогут они достать её оттуда – вернут себе облик молодецкий, а если не смогут – навсегда стариками останутся!