Страница 20 из 132
Первая аттестация обязательно проводится до достижения шером совершеннолетия, то есть восемнадцати лет.
В дальнейшем шер имеет право запросить переаттестацию и получить новую Цветную грамоту. Переаттестация возможна не чаще, чем один раз в двадцать лет.
Шерское уложение
12 день пыльника, Риль Суардис
Дамиен шер Дюбрайн
Он неторопливо шел к покоям Ристаны. По пути раскланивался с придворными, делал многозначительную мину на вопросы о планах Люкреса и одаривал комплиментами дам. Двум-трем особенно красивым поцеловал ручки, не снимая перчаток (что в глазах дам лишь придавало действу пикантности) и, упаси Двуединые, не касаясь губами обнаженной кожи — что дамам не очень-то нравилось, но обсуждать эту его привычку было не так интересно и скандально, как неизменные перчатки.
Перед дверьми будуара Дайм замедлил шаг. Не хотелось думать, что Ристана настолько поддалась обиде, чтобы проигнорировать его или заставить ждать на виду у стайки фрейлин. Но нет. Дежурная фрейлина, присев в реверансе, сообщила тоном заговорщицы:
— Ее высочество ожидает вас, светлый шер.
Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, Дайм зашел в будуар. Волна запахов заставила его ноздри затрепетать, а сердце забиться быстрее. Сандал, бергамот и лимон безуспешно пытались скрыть запах разгоряченных тел и недавней страсти. Ее высочество не изволили принять ванну после того, как принимали любовника.
«Убить! Зря отказался от дуэли», — мелькнула мысль оскорбленного самца прежде, чем Дайм успел оценить исполненную по всем правилам искусства соблазнения мизансцену «царственная задумчивость».
Ристана застыла спиной к дверям перед зеркалом. Высокая замысловатая прическа с присланной Даймом розой, казалось, клонила ее голову тяжестью короны. Фрейлина, стоя на коленях, завязывала ленты на атласных туфельках. Закатное солнце облизывало гибкую, затянутую в бордовое платье фигуру, ласкало длинную шею, стекало по обнаженным плечам и шелковым маревом ложилось на бедра. Золотистая кожа в низком декольте манила коснуться, раскрыть корсет, как створку раковины, и попробовать жемчужину на вкус. А запах… шисов запах требовал повалить ее на ковер и взять, пометить как собственность.
— Светлого дня, ваше высочество, — собственный голос показался Дайму слишком хриплым.
Совершенная статуя в зеркале затрепетала ресницами, из-под тяжелых век блеснули черные и влажные, как маслины, глаза.
— Дайм, наконец! — Ристана обернулась через плечо, скользнула взглядом по лайковым перчаткам, едва заметно вздохнула. — Я ждала тебя.
Она печально улыбнулась и легким взмахом кисти отослала фрейлину. Ни упреков, ни вопросов — ничего, словно она все прекрасно понимала. Наверное, если бы она выказала недовольство, Дайму было бы проще. Но так… Он не сумел ее защитить. Не сумел дать ей то, что обещал. Что всем сердцем хотел дать. Если бы он мог! Если бы только он мог…
Хотя бы поцеловать ее так, как ему того хочется!
— Прости, любовь моя, — склонил голову Дайм.
— Ты не можешь оспаривать волю императора, я знаю. — Ристана повернулась, позволяя любоваться плавными изгибами своего тела: привычная игра, никогда не заходящая дальше грани приличий. — Похоже, нам осталось не так уж много встреч, — шепнула она, потупила глаза и протянула руку.
Тяжесть в паху стала нестерпимой, Дайма качнуло к Ристане. Но он не позволил себе ее обнять, лишь опустился на одно колено, взял ее руку, коснулся губами обнаженной кожи…
Раскаленный металл обжег, растекся по нервам, пресек дыхание. В глазах потемнело.
— Дайм, мой рыцарь, — шепнула она.
И ее голос, и движения дышали довольством и возбуждением: всемогущий Дюбрайн у ее ног, дрожит от страсти и ловит каждое слово. Сейчас он мог бы сделать с ней все, что угодно, и от этой мысли снова в штанах становилось тесно.
Она ласково провела ладонью по его щеке, очередной порцией боли возвращая его из Светлых Садов на землю. Дайм снова вздрогнул и задышал чаще: все же боли в ее прикосновениях было неизмеримо больше, чем удовольствия. Как бы он ее ни любил.
Злые боги, неужели он бы не был верен императору без постоянного напоминания? Без короткого поводка и строгого ошейника?! Он глубоко вдохнул и задержал дыхание, успокаивая злость. Мало Конвенту с императором безусловной верности, мало бесплодия и запрета на женитьбу! Позаботились, чтобы он при каждом прикосновении к женщине вспоминал, кому принадлежит с потрохами.
Не думать об этом. Не думать. Пока печать не проснулась и не покарала его за недостаток почтения и сыновней любви.
— Я привез тебе кое-что, любовь моя. Ты позволишь? — Он достал из-за пазухи бархатный мешочек, а из него — ожерелье из редчайших черных опалов. — Жаль, что ты не смогла покинуть Валанту, столица Сашмира удивительна и прекрасна. Тебе бы непременно понравилось.
— Жаль, — согласилась Ристана. — Но ты же знаешь, я не могу оставить отца…
— Так будет не всегда. — Поднявшись на ноги, Дайм зашел Ристане за спину и надел на смуглую шею ожерелье. Искушение коснуться губами тонкой кожи там, где билась жилка, было очень велико. Но не настолько, чтобы рисковать потерять сознание от боли. — Мы могли бы поехать в Метрополию. Ты бы блистала при императорском дворе.
— В Метрополию… — Ристана искоса посмотрела на Дайма и мягко улыбнулась. — Кем я буду там, в Метрополии? Изгнанной принцессой без наследства? Мишенью для насмешек? Я не верю, что ты желаешь для меня такой судьбы, Дайм. Хотя… не будем о грустном. Поужинай со мной, расскажи о Сашмире.