Страница 128 из 132
...опасность ментального воздействия второго порядка в его непредсказуемости и кажущейся естественности. Чуждые психике, навязанные эмоции ломают устоявшиеся ассоциативные связи и образуют новые, зачастую вступающие в противоречие со старыми, что порождает когнитивный диссонанс и прочие расстройства…
Из лекции с.ш. Парьена по основам менталистики
14 день холодных вод, 632 год. Замок Ландеха
Шуалейда
— Спасите его, прошу вас! Спасите моего сына, ваше высочество!
Шу едва удержалась, чтобы не ответить: «В обмен на ваше чистосердечное признание, барон».
Удержалась. Орден ей за терпение.
Хотя на самом деле младшего Наба ей было жаль, заглянуть в глаза смерти только потому, что твой отец — изменник… Что-то в это есть неправильное.
Сожаления она тоже загнала в самый дальний угол сознания, к остальным чувствам. Это все потом. Сначала — дело.
— Я… я сделаю все возможное… — с настоящей слезой и дрожью в голосе ответила она, не отрывая взгляда от бледного лица. — Спите, светлый шер, спите… все… будет хорошо.
Младший Наба смотрел на нее с такой надеждой, что Шу почти устыдилась. Но почти не считается. Если бы она рассказала полковнику Бертрану о покушении на Каетано — сейчас бы оба, и барон Наба, и его сын, были заперты в подвале и молили Светлую о быстрой смерти. Шуалейда же дает им обоим шанс.
Лишь отправив раненого в забытье, Шу взглянула в подлые глаза барона Наба. Подлые, самонадеянные глаза того, кто рисовал планы потайных ходов и отдавал Мастеру Ткачу амулет, изготовленный шером Бастерхази, и подсчитывал прибыль от расположения будущей королевы Ристаны. Сейчас в этих глазах стояли слезы, а сердце предателя готово было разорваться от страха за собственного единственного сына. Но вот совесть в нем так и не проснулась. Прав Люка, страх заглушает любые другие чувства даже лучше алчности.
Шу водила дрожащими, окруженными фальшивым молочным свечением руками над бессознательным телом младшего Наба (которому на самом деле уже давно ничто не угрожало). Зако медленно вынимал клинок. А барон продолжал бояться и надеяться, надеяться и бояться. Его страх и надежду Шуалейда усилила. Она не очень-то задумывалась, как ей удалось взломать его ментальный амулет, сделанный Бастерхази: об этом она успеет подумать потом, на досуге. А сейчас она чутко прислушивалась к эмоциям барона, ожидая перелома.
И он наступил — едва клинок покинул тело Наба-младшего, оставив лишь едва заметную розовую отметину.
Облегчение, счастье, благодарность и, наконец-то, хоть проблеск совести! Вот за этот проблеск Шу и ухватилась — полить, удобрить, взрастить и собрать плоды. Скоро.
— Получилось… — выдохнула она, погасила световую иллюзию и мешком упала прямо на своего пациента.
Не то чтобы она в самом деле настолько обессилела, что не могла даже стоять на коленях, но сейчас был очень важен тактильный контакт и ассоциативная связь. Грубо говоря, картинка распростертого сына и Шу на нем, как символ спасения, благодарности и зависимости. О том, как это работает, ей тоже рассказал Люка после того, как возвел на сашмирский престол нового султана.
Что ж, султан не султан, а с бароном и его сыном Шу все сделает правильно. С первого же раза!
— Мой мальчик… он будет жить? — не веря собственному счастью, барон Наба обвел взглядом Бален, Энрике, Зако… остановился на Каетано…
Ага, вот они — муки совести пополам с зарождающимся гневом на тему «если бы ты вчера сдох — моему сыну бы сегодня не пришлось умирать». Гнев надо сразу же погасить, а благодарность и вину усилить…
Ширхаб, как это, оказывается, сложно! И ведь надо сделать все так, чтобы барон не заподозрил ментального вмешательства! Хотя — ширхаб с ним, даже если заподозрит, ему уже некуда деваться.
— Будет, барон Наба. Суардисы никогда не оставляют верных подданных в беде, — хмуро сказал Каетано и подал руку барону. — Вставайте. Ваш сын скоро очнется.
— Ваше высочество? — присела рядом с Шу верная сообщница Бален; Шу не видела, но точно знала: на лице ее отражается трагедия, достойная имперской оперы. — Вы можете встать? Позвольте, я вам помогу.
Помощь в самом деле понадобилась. Неожиданно закружилась голова, и если бы не поддержка Бален, Шу могла бы и упасть. Видимо, переоценила свои силы. Но ничего. Она справится. Акт первый, публичный, окончен — остался второй, самый важный. Энрике уже поднимает спящего шера Наба, чтобы отнести…
— В мои покои, капитан, — приказал Каетано; какой братишка молодец, все делает правильно, и ни единого лишнего слова или жеста! Несмотря на то, что ему очень хочется сказать Шу несколько емких и выразительных слов. — Идемте, барон.
Барон тоже поднялся с колен, растерянно оглянулся, словно не понимая, что вообще происходит. Наткнулся взглядом на Зако…
— Ты, ты… — начал барон, на глазах оживая и наливаясь дурной кровью.
О, нет! Гнев — не то, что нам сейчас нужно, хотя конечно же это самая простая и удобная реакция для барона. И привычная, в отличие от благодарности и угрызений совести. Убрать!
Барон вздрогнул и поперхнулся, закашлялся. Снова поник плечами. Запнулся о неровность мостовой. Сожалеть о своей резкости Шу не стала — она устала, а барон сам виноват. Был бы верным подданным — ничего бы не случилось.