Страница 12 из 132
— Нет в мире равновесия и справедливости, потому что нет их среди нас. У вас есть дети, а у меня нет. Пусть Сестра и мне родит детей.
Согласились Близнецы, и хоть не любила Райна Карума так, как любила Хисса, родила ему детей — сына и дочь, во всем похожих на богов, только с кожей красной, как кровь, клыками звериными и разумом злым, как разум отца их, демона. Назвал Карум детей зургами, по первому звуку «зурр!», что прорычали они, впившись до крови в соски матери.
— Забери народ свой, брат, — сказал Хисс, отняв детей от груди Райны и кинув на песок. — Пусть живут на Пустошах и не ходят через Дремлинские горы. Хватит людям раздоров и без кровожадных зургов.
Нахмурился Карум, указал Райне на орущих младенцев.
— Это твои дети, Сестра. Ты должна вскормить и воспитать их.
— Груди мои болят, и сердце мое тоскует, — отвечала Райна. — Достаточно будет твоим детям молока степных коз и науки равнинных ветров. Я дала им жизнь и свою кровь, но не нужна им моя любовь. Оставь их, Карум, пусть живут сами. А лучше брось в океан, не принесут зурги нашему миру добра.
Катрены Двуединства
13 день пыльника, имперский форпост в Олойском ущелье
Шуалейда шера Суардис
Рассвет она встречала в Гнезде Кондора, самой западной дозорной башне. За два дня в Олойском форту Шуалейда облазила все окрестности, набрала охапку редких трав, замучила Медного вопросами об устройстве фортификаций и тактике войны с зургами, обыграла старшину в кости… О да, поездка удалась! И план по укрощению коварного жениха созрел. Дело теперь было за малым: правильно составить клятву и уломать его высочество Люкреса эту клятву принести. Конечно, если он не имеет намерения хапнуть Валанту, то и проблем не возникнет. А если намерен — будет сложнее. Но Шуалейде и Каетано не преподает сам дру Бродерик, доктор восьми точных наук, главная из которых — надувательство. Гномы от природы в ней сильны, а дру Бродерик еще и диссертацию защитил.
И готовит себе достойную смену!
Шу пыталась обдумывать формулировки, любуясь равниной Олой-Клыз, территорией зургов. Получалось плохо. Мешала какая-то смутная тревога, не позволяя сосредоточиться. Только смотреть и слушать…
Для обычного человека равнина Олой-Клыз выглядела прекрасной и мирной. Вправо и влево, сколько хватало глаз, сияли снежные пики Дремлинского хребта, зеленый бархат лесов пятнал неровные склоны. Солнце вставало за спиной, освещая сизые, с розовыми прожилками тучи. Они кружили над бескрайней равниной, клокотали, словно зелье в алхимическом котле. Далеко внизу проступал из ночной темноты редкий лес, переходящий в степь, а справа уходил на восток разлом Олойского ущелья.
Но Шу видела иначе. И то, что она видела — было странным и пугающим. Тучи, горы, воздух переливались потоками стихий, а равнину покрывал серый вязкий туман. Он пах змеями, болотом и кровью, он вползал в ущелье, притягивал и засасывал…
Шу дернула головой, отгоняя ощущение чужого взгляда.
— …уснули, что ли? Подай сигнал Иволге еще раз, — донесся сердитый голос дозорного.
— …должны были вернуться ночью, — нервничал второй дозорный. — Нож никогда…
На слове «никогда» что-то сдвинулось в сознании Шу, и части головоломки встали на место. Все еще не веря, Шу вгляделась в противоположный склон ущелья, по которому ползли струи тумана, цеплялись за камни и корни сосен. Словно лазутчики.
Лазутчики! Как она сразу не поняла!
— Тревога! — закричала она, срываясь с места и взбегая по лестнице.
Солдаты удивленно обернулись
— Что случилось?
— Зурги идут. Смотрите! — она указала на склон. — Разве туман может двигаться вверх?!
— Тревога! — крикнул старший. — Ваше высочество, скорее в Оплот!
Шу кивнула и побежала к гондоле канатной дороги, связывающей Гнездо Кондора и форт: единственный путь на одинокую скалу.
— Снимут, — испуганно шепнул солдат.
— Не снимут, — оборвала его Шу, сплетая отводящее взгляды заклинание.
— Вы, прикроете. Вы — с ее высочеством.
Солдаты попрыгали в четырехместную гондолу, Шу – следом. Тут же старший дернул рычаг, отпуская тормоза, и гондола полетела навстречу солнцу. Почти сразу к пению каната добавился свист зуржьих стрел. Заклинание не скрывало гондолу полностью, но сбивало прицел. Шу оставалось только молиться, чтобы зурги не догадались повредить канат.
Гондола, скрипя и раскачиваясь, ползла к крепости. По перегораживающей ущелье стене форта уже сновали солдаты, расчехляя катапульты и выдвигая к бойницам стационарные самострелы. Медный напряженно, до слез в глазах, вглядывался в натянутые канаты, пытаясь перебороть заклинание силой воли — и ведь удалось, даром что шер условной категории. Разглядев смутную тень, Медный махнул рукой, приказывая солдатам отойти от приготовленных на площадке мешков с сеном, а паромщику — жать тормоз. Гондола вздрогнула, замедляясь…
Шу только успела порадоваться предусмотрительности генерала, как почувствовала, что везение кончается.
— Берись за пояс, — приказала она одному из солдат, еще двоих сама схватила за руки и призвала ветер.
Стрихийные потоки подхватили гондолу за миг до того, как перебитый вражеской стрелой канат загудел и взвился, сбрасывая гондолу, словно норовистый жеребец.
Гондола рухнула на скалы и разлетелась вдребезги. С северной стороны ущелья раздалось торжествующее улюлюканье, тут же сменившееся разочарованным воем: зурги увидели, что гондола пуста. Но заклинание все еще прикрывало от них саму Шуалейду, а до крепости оставалось не более сотни локтей. Не дыша, не моргая, она скользила по ненадежной воздушной бечевке к стене…