Страница 2 из 6
Казимировы дочки вольными выросли. На двойной лад. По деревьям лазили, силу трав знали, ткали и пряли, года по пням считали, шёпоту лесному внимали, и горшечное мастерство прилежно хранили, ловко их пальцы кувшины да блюда лепили. А выросли всё равно – иными. Ни лесными, ни степными. Сами по себе. «Драконовы» дочки – думал Казимир, любуясь блеском пластин. Надо бы мне их в степь сводить. Пусть посмотрят на отцово племя. Да и к драконову логову наведаться я не прочь. Так Казимир нечаянно сам себе проговорился о давней затаенной мечте – вернуться, ещё раз услышать сухой треск воздуха в песчаном колодце, ещё раз ощутить древнее заповедное одиночество того места.
Он кивнул дочкам, подзывая их к себе. Старшая, Ара, поморщившись, бросила прясть, подошла, прямо глянула (ей хотелось поскорей закончить работу). Тяжёл был взгляд её светлых глаз. «Неизведанная, чужая душа. Ни здесь, ни там она себе места не найдёт», – подумал Казимир.
– Дочь, собирайся. Завтра в степь идём. Хочу я город вам свой показать. Да и глины лучше тамошней нет. Покажу вам хоть… – Казимир вздохнул, не договорив. – Ларке тоже скажи, – бросил он в спину молча отвернувшейся от него и уходящей дочери.
Лара вернулась поздно, с полной корзиной душистой мелиссы. Матери принесла для отвара. И на сушку, на зиму. Сестра шепнула ей перед сном: «Отец в степь нас ведёт. Вещи твои я собрала. Завтра затемно выходим. Спи…».
Великой молчуньей родилась Ара. Нелёгкий был у нее нрав, тяжело она и слова роняла. Медным звоном они падали. А Ларкины прибаутки да шутки весь лесной город знал, легка была на язык младшая казимирова дочка. И душу имела лёгкую крылатую. «Ах!» – взметнулась она вся, от сестры новость узнав. Заснуть не смогла. Дрожа от предрассветного холода, выбралась под звёзды, раскинула руки: «Я в степь иду-у-у-у! Земля, встречай меня!»
*
Шли медленно. Казимир боялся томесто пропустить. Сердце сжималось у поворотов, скалы равнодушно встретили их. К полудню девчонки совсем притомились, уселись прямо на камнях, мрачно жуя лепёшки, матерью испеченные. Ара была в платье – длинная холщовая юбка-солнце, широкие рукава схвачены ремешками у локтей, на голове косынка, скрывающая косу, обвивающую голову. На ногах – сапожки, мягкие и удобные, она их всю зиму вышивала. Лара сидела, вытянув ноги в узких зелёных шараварах, крохотные ботиночки и жилетка с капюшоном были сделаны из одного материала, мягкого, как мох, отец купил у заезжего торговца, уж больно Ларка просила. Тканый поясок и повязка через лоб, косы вольно бегущие по плечам. У сердца зеркальце золотится. Ара, наблюдавшая за сестрой, усмехнулась: «Стручок! Даже глаза и те – зелёные!» Ростом Лара не уступала сестре, но была тоньше, временами казалась совсем девчонкой.
Ара поднялась первой. Попрыгунья-Лара пригрелась на солнце и не хотела шевелиться. «Как ящерица! Есть в ней что-то… драконье», – подумал Каземир, следивший за дочерьми из-за камня.
– Ты потерял дорогу, отец? – Ара спросила в лоб, как обычно.
– Нет.
– Тогда куда мы идём?
«В самом деле, куда я их веду? В драконье логово? В пасть к чудовищу?»
– Я ищу одно место, давно я там не был.
– Что ж ты наугад идёшь? По памяти?
– Нет… Карта у меня есть. Да только то ли скалы сдвинулись, то ли я сам ошибся тогда, двадцать лет назад.
– Покажи карту, – тут же потребовала Ара.
Каземир закатал рукав. На предплечье был выбит тонкий извилистый путь. Ара коротко глянула и, вздохнув сердито, отвернулась. Разве можно в этих смешавшихся линиях дорогу найти? Она была зла на отца за долгий утомительный и абсолютно напрасный теперь путь. Разгневанная она шагнула к сестре, чтобы велеть ей собираться и идти обратно. Но Лары не было на прежнем месте. Она взобралась по скальным выступам довольно высоко и стояла, закинув голову, прикрыв ладонью глаза от солнца.
– Эй! Я не знаю, что мы ищем, но там слева есть какая-то долина. Мы сможем перелезть здесь и спуститься в неё. Она маленькая, совсем крошечная. Это даже не долина, а…
– Слезай! Спускайся сейчас же! – отец и дочь закричали одновременно. Каземир от того, что понял, что именно увидела Лара, Ара же, взбешенная тем, что всё идет не так, как ей хотелось.
Но Лара их не слушала, она смотрела вниз.
– Там что-то сверкает!.. Там… Я спускаюсь, догоняйте!
– Стой! – Казимир рванулся следом.
Побежала и Ара. Юбка не мешала ей, она привыкла в подобном наряде лазить по деревьям и на вершине оказалась раньше отца. Лара уже успела спуститься и сейчас быстро шла, почти бежала к деревьям, окружавшим чахлым кольцом ровную площадку. То, что солнце отражалось не от воды, Лара поняла почти сразу. Но что еще могло рождать такие яркие блики? Ответ ей дало маленькое зеркальце на груди. Гладкое, полированное, золотое. Вмещающееся в ладонь. Точное такое же, что и чешуйки, усыпающие камни вокруг площадки – золотые, медные, янтарные… Лара шла и собирала нагретые солнцем пластины, пока полные карманы не набрала. Что здесь произошло? Откуда столько?.. Она остановилась перед идеально круглым и очень широким колодцем. Превозмогая тяжесть и тревогу в груди, она шагнула к самому краю. Воздух там дрожал и звенел. И шумел, шумел размеренно, с перерывами – вздохами.
Она опустилась на колени. И в тот же миг навстречу ей рванулись потоки воздуха и взгляд, отчаянно гневный взгляд золотых драконих глаз. Воздушной струёй её опрокинуло на спину, Лара успела увидеть, как что-то огромное, раскалённое, беспощадное пронеслось над ней, рванулось ввысь, покинув идеально круглый колодец, у края которого она замерла.
Отец и Ара не успели еще спуститься, но видели, как улетает прочь крылатый ящер, как Лара, спасаясь от его жара, сжалась на земле.
– Давно, очень давно не прилетал он сюда… Так давно, что деревья успели вырасти. На камнях.
*
В драконьих глазах вся юность и ветхость мира. Драконы не видят – зрят. Говорить не могут. Речи лишены. Их огненная суть все слова сжигает, всё в прах обращает.
Мягко, больно, влажно Лара вела ладонями по камням. Они дошли до степного города отца. Но она всё не могла забыть. Она возвращалась. Каждую ночь. Шести часов – от полуночи до утра – едва хватало, чтобы дойти и вернуться. И Лара шла.
То место опустело, остыло. Умерло всё. Погибли деревья, опалённые его дыханием. Сгинули птицы. Только звёзды светили ровно и молча. Лара садилась у кромки и смотрела на них. Она облазила всё камни и уступы, собрала чешую и спрятала. Ей было достаточно той, первой, которую отец принёс. Она всё думала, думала, тёрла ладонь о ладонь и думала: зачем? Зачем отец привёл их сюда? Знал он? Видел то, что она видела?..
В степном городе они пробыли три дня. На четвёртое утро пошли обратно. Дошли быстро, то место обогнули, миновали. Вернувшись, Лара даже не обняв мать, бросилась в свой дом-шалаш, выстроенный на одном из гигантских буков. Этот дом ей построил друг – высокий скуластый Павле. Она взобралась по брускам, набитым на ствол и ветки, и рухнула спать – за все три бессонные ночи.
– А где Ларка? – только и спросила мать, она не удивилась отсутствию дочери так же, как и не удивлялась ничему в своей жизни.
– Спит, – коротко бросил Каземир.
Ара улыбнулась. Отец прекрасно знал, что она не расскажет матери ничего, а мать ничего не спросит. А вот с Ларой попробует поговорить, когда понесёт ей ужин в шалаш.
У бука мать встретила Павле. Он сидел в подножия дерева и неторопливо втирал масло в крышку небольшой шкатулки – подарок Ларке, не иначе. Мать вздохнула и присела рядом.
– Здравствуй, Павле.
Он поприветствовал как положено – кивком над сложенными на груди ладонями.
– Все спит она?
Павле усмехнулся.
– Так спит, что и к завтрашнему ужину не поспеет.
– Что с ней, не думал?
– От сна бежала – теперь догоняет.
– Поешь, – мать протянула ему ещё теплую миску. – Всё равно будешь до утра сидеть. А я пойду. Смотри – не пропусти, как проснётся. Спросишь тогда, чьё золото ярче горит – земное или небесное?