Страница 53 из 67
Покончив с едой, мы заказали еще по чашке кофе.
— Я навестил вчера вечером миссис Чентри, — сообщил я наконец.
Его лицо тотчас же застыло, а в уголках глаз показались морщинки.
— Ведь я просил вас не делать этого.
— Мне это казалось совершенно необходимым. Каждый из нас действует на основании собственных принципов, капитан.
— Несомненно.
Я имел в виду, что свободу его действий сдерживали различные соображения политического характера; он был стальным кулаком города, концентрировавшим в себе всю его сокрушительную силу, но обязан был пользоваться этой силой в соответствии с пожеланиями жителей. Даже теперь он, казалось, прислушивался к их многочисленным голосам, раздававшимся в том числе и здесь, в большом прокуренном зале ресторана, где мы сидели.
Постепенно его лицо разгладилось и перестало напоминать глыбу потрескавшегося цемента. Глаза оставались равнодушными.
— И что же вы узнали от миссис Чентри?
Я довольно подробно пересказал ему наш разговор, подчеркнув роль мужчины в коричневом костюме, кости которого откопали Рико и миссис Чентри. От волнения лицо капитана раскраснелось.
— Она сказала вам, откуда взялся тот парень?
— По всей вероятности, перед этим он находился в госпитале для инвалидов войны.
Маккендрик ударил ладонью по столику, так что чашки, зазвенев, подпрыгнули. Сидевшие неподалеку посетители, несомненно, слышали шум, но никто не обернулся.
— Почему, черт возьми, вы не сказали об этом раньше? Ведь если он лежал в госпитале для инвалидов, мы наверняка сможем установить его личность на основании найденных костей!
Он положил на стол три долларовых банкнота, поднялся со стула и покинул зал.
Я тоже расплатился и вышел на улицу. Был уже девятый час; город пробуждался к жизни. Я шел по Главной улице, надеясь, что смогу пробудиться вместе с ним, пока не очутился перед зданием редакции.
Никто не видел Бетти и не получал от нее никаких известий.
Вернувшись на стоянку, я сел в машину и поехал в сторону побережья. Мною руководила полуосознанная надежда: если я вернусь в комнату, где начался мой роман с Бетти, то застану ее там.
Однако ее не оказалось. Я бросился на постель и попытался обо всем забыть, но меня продолжали преследовать сны о разгневанных мертвецах.
Я проснулся отдохнувшим около полудня и выглянул в окно на залив, разрезанный на длинные, светлые, блестящие полоски полуопущенным жалюзи. Несколько яхтсменов направляли свои суда в море, пользуясь легким южным ветерком. Внезапно в памяти у меня всплыла одна существенная подробность.
Шериф Брозертон рассказывал мне в Аризоне о солдате по фамилии Уилсон или Джексон, который был другом Уильяма, убитого сына Милдред Мид. Тогда же он сказал, что после войны получил от него открытку, отправленную из госпиталя для инвалидов в Калифорнии.
Сняв трубку, я заказал разговор с постом шерифа Брозертона в Коппер-Сити. После краткого ожидания я услышал его голос:
— Рад, что вы меня поймали, Арчер. Я как раз собирался пойти перекусить. Как поживает дочурка Баймейеров? Надеюсь, она благополучно добралась до дому и теперь находится в полной безопасности, с семьей?
— Да, она дома. Не знаю только, в безопасности ли.
— Как это так? В собственной-то семье? — Брозертон явно полагал, что, спасая Дорис, мы тем самым обеспечили ей вечное счастье.
— Она довольно неуравновешенна и не слишком ладит с отцом. Но раз уж речь зашла о нем, мне бы хотелось задать вам один вопрос, заранее извиняюсь, если повторюсь. Скажите, Баймейер повлиял в какой-то степени на прекращение расследования по делу об убийстве Уильяма Мида?
— Вы уже спрашивали об этом. И я сказал вам, что не знаю.
— А существовала такая возможность?
— У Баймейера не было причин добиваться этого. В то время он находился в близких отношениях с матерью Уильяма. Я говорю вам только то, что общеизвестно.
— А Милдред Мид хотела, чтобы расследование было продолжено?
— Не знаю, что она думала на этот счет. Она разговаривала по этому поводу на более высоком уровне, — Последние слова он произнес сухим тоном, словно намереваясь прервать беседу.
— Милдред Мид требовала, чтобы Ричарда Чентри доставили из Калифорнии и допросили?
— Не помню, чтобы она выдвигала такое предложение. Чего вы добиваетесь, Арчер?
— Пока сам не знаю. Но одно из ваших сообщений по поводу дела Мида может иметь очень важное значение. Вы как-то упомянули, что товарищ Уильяма по армии приезжал в Аризону и разговаривал с вами о его гибели.
— Верно. Я даже вспоминал его недавно. Знаете, он связался со мной уже после войны. Прислал открытку из Лос-Анджелеса, из госпиталя для инвалидов, спрашивал, не открылись ли в деле Уильяма Мида какие-нибудь новые обстоятельства. Я ответил ему, что нет.
— Вы не помните, как он подписал ту открытку?
— Кажется, Джексон, — поколебавшись, отозвался шериф. — Джерри Джексон. У него был довольно неразборчивый почерк.
— А может, Джерри Джонсон?
Шериф снова некоторое время молчал. Я слышал пробегавшие по проводам неясные голоса — полузабытые воспоминания, снова пробужденные к жизни.
— Пожалуй, да, — отозвался он наконец. — Эта открытка должна находиться в моих бумагах. Я все надеялся, что когда-нибудь смогу послать бедняге конкретный ответ. Но этого так и не случилось.
— Может быть, вам еще придется это сделать.
Во всяком случае я не теряю надежды.
— Вы кого-нибудь подозревали, шериф?
— А вы?
— Нет. Но я не вел расследование по тому делу.
Я коснулся болезненной темы.
— Я тоже не вел, — с горечью произнес он. — У меня его отобрали.
— Кто?
— Люди, у которых было достаточно власти, чтобы сделать это. Я не намерен называть никаких фамилий.
— Ричард Чентри подозревался в убийстве брата?
— Это ни для кого не секрет. Я уже говорил вам, что его поспешно вывезли за границы штата. Насколько мне известно, он не вернулся.
— Значит, между ними были какие-то конфликты?
— Не знаю, можно ли это назвать конфликтом. Скорее, здоровым соперничеством. Конкуренцией. Оба хотели стать художниками. Оба хотели жениться на одной и той же девушке. Можно сказать, что Ричард победил в обоих раундах. И к тому же унаследовал семейное состояние.
— Но его счастье длилось всего семь лет.
— Да, я слышал.
— Вы не догадываетесь, что бы такое могло с ним приключиться?
— Нет. Не догадываюсь. Это не моя территория. А кроме того, у меня кое с кем назначена встреча, и я должен заканчивать разговор, не то опоздаю. До свидания. — И он положил трубку.
Я вышел в коридор и постучался к Паоле. За дверью послышались тихие шаги.
— Кто там? — спросила она.
Я назвал себя, и она открыла дверь. Похоже было, что ее, как и меня, мучили дурные сновидения и она еще не полностью от них очнулась.
— В чем дело?
— Мне нужно задать еще несколько вопросов.
— Я уже все рассказала.
— Я в этом не уверен.
Она попыталась закрыть дверь, но я успел придержать ее. Мы оба чувствовали тяжесть друг друга и силу противостоящей воли.
— Вы не хотите узнать, кто убил вашего отца, Паола? Она внимательно взглянула на мое лицо, но в ее темных глазах я не заметил особой надежды.
— Вы точно это знаете?
— Узнаю. Но мне нужна помощь. Я могу войти?
— Я сама выйду.
Мы уселись в плетеные кресла, стоявшие в конце коридора, у окна. При этом Паола отодвинула свое кресло, чтобы ее не видно было с улицы.
— Чего вы боитесь, Паола?
— Глупый вопрос. Позавчера вечером убили моего отца. А я продолжаю торчать в этом паршивом городишке.
— Кого вы боитесь?
— Ричарда Чентри. Это наверняка он. Его здесь считают кем-то вроде героя, потому что никто не знает, каким он был сукиным сыном.
— Вы его знали?
— В общем-то, нет. Я родилась слишком поздно. Но отец и мать знали его очень хорошо. В Коппер-Сити о нем ходили довольно странные слухи. О нем и о его незаконнорожденном брате, Уильяме Миде.