Страница 31 из 67
— Ваш муж тоже общался с преступным миром?
— Может, и так. Он провел три года в федеральной тюрьме, вы наверное, об этом слышали. Вдобавок ко всему он был наркоманом.
— Мне говорили об этом. Но кажется, он завязал с этим?
Она не ответила на мой вопрос, а я не стал настаивать. Причиной смерти Граймса стал не героин или какой-то другой наркотик. Его до смерти избили — как и Уильяма Мида.
— Вы знали Уильяма, незаконнорожденного брата Ричарда Чентри? — спросил я.
— Да. Мы познакомились через его мать, Милдред Мид. Она была знаменитой в здешних краях натурщицей. — Неожиданно она прищурилась, словно припомнив какую-то поразительную деталь. — А знаете, она ведь тоже живет в Калифорнии.
— Но где?
— В Санта-Тересе. Она прислала мне оттуда открытку.
— А она не упоминала в ней о Джеке Баймейере? Он тоже живет в Санта-Тересе.
Она нахмурила темные брови:
— Кажется, нет. По-моему, она не называла никаких фамилий.
— Она и Баймейер по-прежнему друзья?
— Сомневаюсь. Как вам, наверное, известно, он унаследовал Милдред после старика Феликса Чентри, запер ее в том доме в горах и долгие годы был ее любовником. Но, если не ошибаюсь, он порвал с ней перед тем, как уйти на пенсию. Милдред была гораздо старше его. Она выглядела моложе своих лет, но теперь возраст дает себя знать. Она так и написала в открытке, которую мне прислала.
— А она не сообщила вам свой адрес?
— Она остановилась в мотеле в Санта-Тересе. И написала, что подыскивает постоянное жилье.
— В каком мотеле она остановилась?
На ее лице отразилось напряжение:
— К сожалению, не могу вспомнить. Но его название написано на обороте открытки. Я попробую ее найти.
XXIV
Она вышла в помещавшуюся сзади конторку и вскоре вернулась с открыткой в руках. Это была цветная фотография «Сиеста Виллидж» — одного из прибрежных мотелей, недавно построенных в Санта-Тересе. На обороте чьей-то дрожащей рукой был выведен адрес Хуаниты Граймс в Коппер-Сити, а рядом с ним текст:
«Дорогая Нито, я живу здесь, пока не подыщу чего-нибудь получше. Мне не нравится эта туманная погода, и, по правде говоря, я чувствую себя здесь отвратительно, Климат Калифорнии слишком разрекламирован. Не говори об этом никому, но я подыскиваю какой-нибудь дом престарелых, в котором можно было бы пожить какое-то время и набраться сил. Не беспокойся обо мне, у меня здесь есть друзья. Милдред».
Я вернул открытку миссис Граймс.
— Похоже на то, что у Милдред какие-то неприятности.
Она покачала головой, но не затем, чтобы возразить, а чтобы отогнать от себя эту мысль:
— Возможно. Милдред не имела обыкновения жаловаться на здоровье. Она всегда была человеком твердым, Сейчас ей уже, должно быть, за семьдесят.
— А когда вы получили эту открытку?
— Месяца два назад. Я отправила ответ на адрес этого мотеля, но она не откликнулась.
— Вы не знаете, кто эти друзья в Санта-Тересе?
— К сожалению, нет. Милдред всегда отличалась скрытностью, если дело касалось ее друзей. У нее была, мягко говоря, очень бурная жизнь. Но в конце концов старость настигла и ее. — Она опустила взгляд и окинула мимолетным взором свою фигуру. — В свое время у нее было немало проблем. Впрочем, она не стремилась их избегать. У нее всегда было больше темперамента, чем нужно.
— Вы были ее близкой подругой?
— Такой же близкой, как и другие женщины в городе. Она не дружила… не дружит с женщинами. Она была подругой мужчин, но так и не вышла замуж.
— Да, я слышал. Так, значит, Уильям был внебрачным сыном?
Она кивнула головой:
— У нее был длинный роман с Феликсом Чентри, тем, который построил медный рудник. Уильям был его ребенком.
— Вы хорошо знали Уильяма?
— Мы с Полом видели его довольно часто. Он был многообещающим художником, пока его не забрали в армию. Пол утверждал, что он более способный, чем его брат Ричард. Но ему не удалось развить свой талант: он был убит неизвестно кем летом сорок третьего года.
— То есть в то же самое время, когда Ричард с женой переехали в Калифорнию?
— Да, в то же самое время, — мрачно подтвердила она. — Никогда не забуду то лето. Милдред приехала из Тусона. Она жила там с каким-то художником… Ее вызвали для опознания трупа бедного Уильяма. После этого она пришла ко мне и осталась на ночь. Тогда она была еще молодой и сильной, ей не исполнилось и сорока, но смерть сына явилась для нее страшным потрясением. В мой дом она вошла уже старой женщиной. Мы уселись на кухне и выпили вдвоем бутылку виски. С ней всегда было приятно разговаривать, но в тот раз она, кажется, не произнесла ни слова. Она была совершенно подавлена. Понимаете, Уильям был ее единственным ребенком, и она его очень любила.
— Она никого не подозревала в его убийстве?
— Даже если подозревала, то мне ничего об этом не говорила. Хотя не думаю, что это было так. Ведь убийство так и осталось нераскрытым.
— А вы сами не думали над этим?
— Мне тогда казалось, что это одно из немотивированных, бессмысленных убийств. Да я и сейчас так считаю. Бедный Уильям ехал автостопом, ему не повезло со спутниками, и, скорее всего, его убили с целью ограбления. — Она всматривалась в мое лицо, словно пыталась что-то разглядеть сквозь запотевшее стекло. — Я вижу, вы не верите в эту версию.
— Возможно, в ней есть доля правды. Но мне она кажется слишком упрощенной. Может быть, Уильяму и впрямь не повезло со спутниками, но не думаю, чтобы он их не знал.
— В самом деле? — Она наклонилась в мою сторону. Пробор в ее волосах был белым и прямым, словно дорога, ведущая через пустыню. — Так вы считаете, что Уильям был умышленно убит кем-то, кого он знал? А на чем вы основываете свое предположение?
— В основном на двух деталях. Я разговаривал об этом убийстве с полицейскими, и у меня сложилось впечатление, что они не сказали всего, что знают, и дело могло быть, сознательно или бессознательно, замято. Понимаю, это звучит не очень убедительно. Второе, что меня насторожило, выглядит более туманно, но всё же я склонен придавать этому еще большее значение. Я проводил расследования по делам, касающимся нескольких десятков убийств, и часто сталкивался с закоренелыми убийцами. Почти в каждом случае совершаемые ими убийства имели между собой что-то общее. По правде говоря, чем глубже мы исследуем серию преступлений или подробности, связанные с какой-то определенной группой лиц, тем больше обнаруживаем объединяющих элементов.
Она продолжала пристально вглядываться в мое лицо, словно желая проникнуть в глубь моих мыслей.
— Значит, вы полагаете, что смерть Пола, погибшего прошлой ночью, как-то связана с убийством Уильяма Мида, совершенным в сорок третьем году?
— Да. Я выдвигаю такое предположение.
— Но какая же между ними связь?
— Этого я точно не знаю.
— Вы думаете, обоих убил один и тот же человек? — Несмотря на свой возраст, она говорила как молодая девушка, пугающая сама себя рассказом, конец которого мог быть еще более ужасным. — Кто же это мог быть?
— Я не хочу вам ничего внушать. Вы сами прекрасно знаете всех подозреваемых.
— Так вы подозреваете не одного, а нескольких человек?
— Двух или трех.
— Но кого?
— Вы должны мне подсказать, миссис Граймс. Вы умная женщина, знаете, вероятно, всех, замешанных в это дело, причем знаете о них больше, чем я когда-либо узнаю.
Она дышала взволнованно и глубоко, грудь ее высоко вздымалась. Мне все же удалось задеть и заинтересовать ее. Возможно, она полагала, что все сделанное или сказанное ею может как-то повлиять на репутацию ее покойного мужа.
— Мои показания будут где-нибудь фигурировать?
— Я не собираюсь их записывать.
— Ладно, тогда я скажу вам кое-что, о чем почти никто не знает. Я вытянула это из Милдред Мид.
— В ту ночь, когда вы вдвоем выпили бутылку виски?
— Нет. Вскоре после того, как ее сына Уильяма призвали в армию. Очевидно, это произошло в сорок втором году. Милдред призналась мне, что он сделал ребенка какой-то девушке и должен на ней жениться. Но по-настоящему он был влюблен в жену Ричарда Чентри. А она в него.