Страница 90 из 104
Скользкая стена через равные промежутки была оборудована сфинктерными клапанами для ввода предварительно переваренной кашки. Мягко и ненавязчиво светили полупрозрачные пузыри, наполненные чем-то флюоресцирующим. Гомес, сидевший рядом с Линдсеем, напряженно изучал местную архитектуру. Внимание его было обострено с помощью препарата, известного у цикад как «Зеленый экстаз».
– Они дошли до крайности, – негромко сказал Гомес. – Да может ли такое обладать еще и личностью? Чтобы управиться со всем этим мясом, нужен мозжечок не меньше полутонны. – Глаза его сузились. – Воображаю, как оно должно себя чувствовать.
Клонированный потомок Карнассуса, помещавшийся в переднем отделении саней, тронул пульт управления. Плоть влажно расступилась, и сани понеслись вниз, в широкую, с многорядным движением шахту, прерывавшуюся время от времени просторными площадями и жилыми районами.
Мимо проносились конторы и магазины, встроенные во вздутия смуглой, атласной кожи. Повсюду было жарко, пахло надушенным телом. Интимность в промышленном масштабе... Людей попадалось не так уж много – в основном дети, разгуливающие голышом.
Сани резко остановились; группа высадилась на покрытую пушком площадку. Сани скользнули по направляющим назад, и Гомес слегка толкнул локтем Линдсея:
– Смотрите, канцлер: стены имеют уши!
Стены и вправду имели уши. И глаза.
На этом этаже воздух был какой-то другой. Аромат духов здесь просто опьянял. Гомес внезапно почувствовал, как тяжелеют веки, а братья Сциларды, носившие, среди прочего, ленточные наголовники-камеры, сняли их, чтобы промокнуть пот. Джейн Мюррей и Эмма Мейер стали подозрительно озираться. Линдсей вдруг понял, в чем дело: феромоны. Архитектура сексуально возбудилась.
Группа проследовала по низкогравитационной пешеходной дорожке. Ее толстая, упругая кожа была сплошь испещрена огромными нескончаемыми завитками папиллярных линий. Потолок же – для передвижения нa руках – был покрыт колеблющимся ковром из черных блестящих волос.
Очевидно, данный уровень был местной достопримечательностью: здесь от зданий были оставлены лишь каркасы, служащие плоти, как решетки – плющу. Пышная органика облепила их со всех сторон, мягко, женственно скругляя прямые эвклидовы углы каркасов. Конструкции, выраставшие из пола, изгибались, словно шеи лебедей, арками врастая в глянцевитый потолок. Стены домов покрывали ямочки и впадины, влажно-розовые сфинктеры дверей плавно переходили в кожу стен, покрытую нежным, еле заметным пушком.
Они остановились на волосяном газоне у большого замысловатого здания. Смуглые стены его блестели мозаикой из кости.
– Ваше жилище, – объявил полковник.
Двустворчатые двери распахнулись на мускулистых петлях, наподобие челюстей, в мощном зевке.
Джейн Мюррей, отстав от остальных, замешкалась у входа и взяла Линдсея за руку.
– Мозаика на стенах... Это же зубы!
Лицо ее под голубой и аквамариновой цикадной раскраской побледнело.
– В воздухе рассеяны женские феромоны, – объяснил Линдсей. – Из-за них вы и нервничаете. Реакция мозжечка, доктор.
– Ревность к стенам... – Джейн улыбнулась. – Здесь – словно в гигантском привате.
Несмотря на свою браваду, она явно была напугана. Джейн наверняка предпочла бы этому сомнительному обиталищу любой пользующийся сколь угодно дурной известностью приват в ЦК, какие бы беззакония в нем ни творились.
Они ступили за порог.
– Вы делите жилье с двумя группами торговых агентов – с Диотимы и Фемиды, – но в вашем распоряжении целое крыло. Сюда, пожалуйста.
Они последовали за Мурасаки по широкой дорожке из плоских костяных вкраплений. За ребрами потолка глухо стучало одно из бесчисленных сердец Дембовской – промышленного масштаба кровенапорная станция. Его сдвоенные удары задавали ритм негромкому мелодичному воркованию, доносившемуся из встроенной в стену гортани.
Все оборудование в помещении было биомеханическое. Со стен мерцали биржевые мониторы, отражавшие подъемы и падения наиболее популярных механистских акций. Мебель состояла из сформированных со вкусом возвышений; причудливые кровати из плоти были застелены бельем, расписанным под радужные оболочки.
Просторный номер был поделен на части татуированными перепончатыми ширмами. Полковник щелкнул по делителю одной из них, и перепонка, сморщившись наподобие глазного века, втянулась в потолок. Затем он вежливо указал на одну из кроватей:
– Вся меблировка – образцы эрототехнологии нашей стеноматери. К вашим услугам, для полного комфорта и наслаждения. Хотя должен вам сообщить, что стеномать резервирует за собой право на оплодотворение.
Эмма Мейер, с опаской присевшая на одну из кроватей, поднялась:
– Прошу прощения?
– Мужские эякуляты, – сдвинул брови полковник, – переходят в собственность реципиента. Древнейший принцип женщин.
– О! Понимаю.
Мурасаки поджала губы:
– А что, доктор, вы находите это странным?
– Нет, что вы, – обезоруживающе улыбнулась Мейер. – Напротив, весьма разумно.
– Все дети, – с нажимом продолжала дембовскианка, – зачатые от мужчин вашей группы, станут полноправными гражданами. Все стенорожденные одинаково любимы. Лично я – полностью клонированная, но свой пост я получила по заслугам, в любви к матери. Верно, Мартин?
Дипломатическая хватка полковника была жестче. Он коротко кивнул.
– Вода в ванных стерильна, содержит минимум органики. Пить можно свободно. Водопровод – по образцу мочеполовой системы, но жидкость в нем – не отходы.
Гомес был очарован:
– Я как биоконструктор восхищен вашей оригинальной архитектурой. И не только технической изобретательностью, но самой эстетикой! – И после паузы:
– Успеем ли мы принять ванну до прибытия багажа?
В ванне цикады весьма нуждались. Бактериальные перемены не совсем еще утряслись, и при плюс тридцати шести все тело жутко зудело.
Отойдя в угол, Линдсей опустил перепончатую перегородку.
Тут же темп его изменился. Отделившись от молодых спутников, он зажил в собственном ритме.
Ему не нужна была ванна. Старческая кожа уже не могла содержать большой популяции бактерий.