Страница 95 из 101
- Ты еще можешь шутить? Хотя, чего я ожидал от женщины, которая столько времени меня обманывала? Но я надеялся увидеть немного раскаяния…просьб…Помни, признание облегчает душу. Вынося приговор людям, я придерживаюсь этого правила. Раскаявшийся получает менее суровое наказание. Признайся во всем, в том числе, о твоей связи с сынком Вацлава.
Прежде чем правитель договорил, я уже выкрикнула:
- Я не травила Ярина!
Но тут же на инстинктивном уровне от удара в лопатку небольшим предметом (возможно камнем) вжала плечи. А позже услышала недовольный рев толпы.
- Чужеземка вреееет! – зашумели, а я сжалась, предчувствуя новые мстительные, позорные броски камней. Похоже, мне уготована участь как у прабабки, только ее сожгла толпа, а меня забьют камнями.
Не стоило даже пытаться оправдаться, ведь никто не услышит врага. А я таковой останусь для девятнадцатой земли. Мои глаза видели лишь засасывающую темноту, которая размывалась от скатывающихся слез. Повязка очень быстро пропиталась моими слезами и отчаянием. Мне хотелось орать, выть, молить, ползать в ногах. Только хотелось, но я из-за гордости и, возможно, глупости не делала этого. Было дико страшно от несправедливости, губы дрожали, и пальцы впивались в землю. Мысленно я просила, чтобы поскорее прозвучал приговор, поскольку ожидание страшнее самой смерти. Самое ужасное и унизительное – ждать чьей-то помощи или доброты.
После смерти, возможно, я наконец освобожусь от Артура и нашей вечной борьбы друг с другом.
Артур стал моим любимым врагом, если возможно совместить такие понятия.
Но Артур не торопился нас освобождать друг от друга посредством смерти, поэтому я нервно поторопила.
- Давай уже, заканчивай, прекрати тянуть! Твоя женушка и начальник охраны здорово потрудились, чтобы выставить меня предательницей! – произнесла громко, чтобы перекричать гомон толпы и заглушить их обвинения. Я не знала, кто нас слышал, и понятия не имела, куда говорю, надеялась, что ему в его лицо. – Радуйся, теперь ты сможешь меня окончательно убить, как десятки раз до этого пытался! Убей и прекрати меня мучить! Надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь правду и жестоко пожалеешь о том, что пригрел двух змей.
- Да как ты смеешь, слепая голодранка!? – взвилась Тиль, намереваясь пробраться ко мне, но Артур не дал, велел замолчать, поскольку ее право говорить закончилось. Сейчас – мое право.
- За клевету я обычно отрезаю языки, - спокойным тоном пригрозил новой расправой принц.
- Тогда, надеюсь, твоя жена вскоре окажется с отрезанным языком.
- Молчи! – Артур резко перебил мое пожелание Тиль. Я инстинктивно съежилась от угрозы и замолчала. Специально несколько раз назвала Тиль его «женой», намеревалась распробовать это слово и сохранить в памяти. Чтобы на подкорке сознания навечно отложилась эта информация и каждый раз в нужный момент меня останавливала от глупостей. Например, в такой момент, как сейчас – не надо перечить жене правителя.
- То есть, у тебя нет доказательств невиновности? - его голос никогда прежде не был таким отстраненным и холодным.
- Только мои слова, - устало ответила после выплеска гнева.
- Пустые слова для меня не имеют значения, - и меч вновь вонзился мне в кадык с угрозой убить. – А у твоего дружка есть доказательства вашей невиновности?
У Рафаэля не было нужных слов, поэтому меч все сильнее давил мне на горло. Давил еще и еще.
Я еще сильнее зажмурилась и принялась ждать окончательного решения. Но время шло, а Артур не торопился меня убивать.
- Знаешь, отродье, - плохой знак. Очень плохой знак, если принц называл меня пренебрежительно отродьем. Зверек звучало более ласково. – Я могу сохранить тебе жизнь, но за определенную цену…
Не знаю, какую цену хотел поставить принц, но его речь резко оборвалась появлением гостя. Сидя здесь под осуждающими взглядами врагов, я потеряла надежду и веру. Уже отчаялась и не верила в то, что рядом со мной окажется тот, кому я не безразлична. Клара, судя по нервному сбитому дыханию, пробралась сквозь толпу и имела наглость подойти к Артуру.
- Пожалуйста, принц, умоляю. Можно сказать мятежнице последнее слово? Пожалуйста. Кем бы она ни была, она до сих пор моя лучшая подруга! – Клара умоляла Артура дать ей слово. Поначалу принц был неумолим, не позволял ей подойти, но подруга была слишком эмоциональна. Ее голос становился более хриплым, жалким, в перемешку со слезами она раз за разом пыталась пробиться за толстую броню принца. Несколько минут она стояла перед ним на коленях и слезно молила попрощаться со мной.
- Женщина, прекрати истерику! Я еще не вынес приговор, а ты устраиваешь сцены! – наверное, самолюбие Артура подпрыгнуло до небес, поскольку жизнь повернулась к нему хорошей стороной. Непокорная бывшая невеста работает слугой во дворце, а сейчас прилюдно молит мужчину о снисхождении.
- Пожалуйста, мой принц, позвольте последнее слово сказать Розе. Мы с детства с ней вместе.
Что она могла мне сказать хорошего? Ничего. Поэтому я отстраненно продолжала стоять на коленях. Равнодушная к решению Артура. Не имело значения, попрощаюсь с кем-то или же нет.
- Хорошо, Кларисса, можешь сказать ей последнее слово, - вскоре устало с долей раздражения разрешил Артур. В тот же момент подруга рухнула передо мной на колени, сжала в объятиях мое непослушное, подрагивающее тело и залилась новыми слезами с еще большей силой.
- Ох, как же жизнь не справедлива, моя любимая Роза! – ее истерика набирала еще большую силу. Люди послушно стихли, видя неподдельное горе подруги, в особенности то, как Клара очень сильно всхлипывала мне на ухо, и от этого даже меня пробирала холодная дрожь. А затем, когда поток ее страданий прошел, Клара прошептала намного тише. Мне одной: