Ты мое дыхание

Я дотянулся до телефона, перечитывая строки, которые уже успел набрать. Закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Представляя Ее. Длинные белокурые волосы, струящиеся по бархатистой коже. Такой же нежной и гладкой, как лепестки розы.

Романтик из меня был никакой. Столько раз на меня обижались за это. Та же Вика высказывала претензии по поводу моей нечуткости и неумения говорить красивые слова. Я и правда не умел. Не видел в этом смысла. Только с Ней что-то странное происходило в моем сознании, отчего даже обычные слова хотелось произносить иначе.

Ни одну другую женщину мне не пришло бы в голову сравнить с цветком. Да и ни одна другая не показалась бы мне похожей на него. А Она была именно такой. напоминающей розу с атласным лепестками. Или бабочку с изящными крыльями, нежными и такими хрупкими, что к ним страшно прикоснуться. И невозможно это не сделать, потому что, оказавшись рядом, ты теряешь голову от аромата и нежности, от красоты, на которую не можешь насмотреться.

Расскажи мне, чего тебе хочется сегодня. Где мне поцеловать тебя? Сначала отведать твои губы? Я сделаю это… очень медленно, смакуя каждое мгновенье, давая тебе ощутить, как я соскучился без такого наслаждения. Столько часов без тебя — это слишком долго.

Я не стану спешить, растягивая удовольствие, сначала просто глядя на тебя, возбужденную и готовую на все. Буду любоваться тобой, волосами, раскинувшимися веером вокруг твоей головы, потемневшими от желания глазами, румянцем на скулах, что проявился то ли от смущения, то ли от удовольствия. А, может быть, это моя щетина оставила след? Я бываю таким несдержанным… Но я не стану просить прощения, вместо этого я зацелую следы своей страсти, переходя от одного алеющего пятна к другому и оставляя на тебе новые пламенеющие места, которые потом тоже нужно будет остудить нежным дыханием или еще больше воспламенить поцелуем.

Твое тело ослепительно своей доступностью. Темно-розовые возбужденные соски как будто просят, чтобы я исследовал их языком, а крошечные капельки пота на ложбинке между грудями выдают нетерпение. Ты хочешь меня так же сильно, как я — тебя?

Влажные приоткрытые губы вызывают такие фантазии, от которых голова идет кругом. Такая тонкая кожа на шее… Ниточки вен просвечивают через нее и уводят мои глаза и губы к плечам. Их я тоже покрою поцелуями, поймаю биение твоего пульса и заставлю себя остановиться, впитывая твою жизнь. Ты с самого начала даришь мне ее. Я дышу тобой. И не могу надышаться.

Да, мои губы оставят новые следы на твоей коже. У меня не получится удержаться, быть бережнее и осторожнее, тем более что это так прекрасно — пометить тебя. Чтобы ты помнила, кому принадлежишь, и чтобы никто другой не смог приблизиться к тебе.

Как же я скучал без твоих вздохов и сладких стонов. Нет ничего желанней этих звуков. Мне так нравится их слышать, когда я прикасаюсь к тебе. Когда целую и ласкаю тебя, отыскивая самые чувствительные места. Дразня и возбуждая тебя еще сильнее.

Я спущусь к твоей груди, пройдясь небритой щекой по твоему соску. А когда ты вздрогнешь, подую на него и буду смотреть, как он сожмется. Накрою губами, утешая и поглаживая языком.

Оставлю на твоем теле дорожку из поцелуев, спускаясь туда, где уже влажно. Хочу задержаться там. Ты ведь знаешь, как мне это нравится. Доведу тебя до грани своей нежностью, чтобы потом стать спусковым крючком. А когда взорвешься, сминая пальцами простыни в сладком беспамятстве, заменю нежность силой, которая рвется наружу. Не хочу сдерживаться с тобой. Не могу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 3

Я проспала. То ли вовсе забыла завести будильник, то ли не услышала его звонка. Но, так или иначе, когда раскрыла глаза, за окном уже было совсем светло. Стрелка часов подбиралась к восьми, а это значило, что теперь успеть в институт вовремя у меня, скорее всего, не получится. И это при том, что первая пара опять была у Рогачева! После вчерашнего конфликта с ним рассчитывать на какое-либо снисхождение не приходилось. Поэтому опоздать я не могла. Надо было успеть любой ценой, иначе не видать мне приличной оценки на экзамене.

Давненько не приходилось собираться с такой скоростью, как и ехать в настолько переполненном транспорте. Я попала в самый час пик, сначала в трамвае, где ни то, что сесть, но и ухватиться за что-то было трудновато, потом в метро, где люди набились так плотно и так тесно давили со всех сторон, что не стоило и пытаться достать телефон. В такой обстановке я не смогла бы читать, понимая, что любой стоящий рядом человек может заглянуть в сообщение вместе со мной.

Этого я никак не могла допустить. И хотя видела долгожданный конвертик на экране, была вынуждена терпеть. Представляя. Предвкушая. Мысленно разговаривая с Ним.

Мне так сильно хотелось знать, что именно Он написал, что думать о чем-то ином не получалось. Он снова занял все мои мысли, и желание поговорить, увидеть, почувствовать превозмогало все прочие. И голод, и сонливость, и, тем более, мысли о предстоящей лекции.

Каким-то немыслимым образом я успела. Сбежала в аудиторию практически за мгновенье до Рогачева, запыхавшаяся и злая, потому что знала, что и теперь не успею ничего прочитать. Если только начну — уже не смогу оторваться, а дотошному доценту вряд ли придется по душе это наблюдать.

— Прости меня, — я прошептала одними губами, как будто Он мог сейчас услышать меня. Я верила, что мог. Знала, что Он ждет ответа. Я обязательно напишу, как только появится возможность.

Стоит ли говорить, что историю древнегреческих богов я слушала вполуха? Вообще бы предпочла не слышать, но тогда не смогла бы ничего записать, а Рогачев то и дело пялился в мою сторону, словно следил, насколько точно я исполняю данное вчера обещание. Приходилось писать. Да, на автомате, почти не вникая в смысл его слов, но и позволить себе хоть немножко помечтать тоже не было возможности.

— Выпьем кофе? — едва начался перерыв, предложила Инга. Подруга тоже выглядела не лучшим образом. Явно невыспавшаяся, какая-то взъерошенная и уставшая. — Кошмарная ночь, вообще не знаю, как я проснулась. Снова делала эту дурацкую курсовую. Веришь, вот в такие минуты реально жалею, что выбрала именно эту профессию. Не представляю себя всю жизнь рассказывающей про каких-то там вымышленных существ. Неужели в наше время такое правда кому-то может быть интересно?

Я рассмеялась. Чувства Инги были понятны, но ведь никто из нас не собирался работать экскурсоводом постоянно. Закончится практика, потом экзамены, и можно будет заниматься совсем другими вещами, которые мы и планировали. А ради достижения желанных целей можно потерпеть и Рогачева, и его скучную мифологию.

Правда, стоило мне подумать о желанных целях, как тотчас возникли мысли, не имеющие ни к учебе, ни к работе никакого отношения. Я потянулась к телефону, сообщив подруге.

— Иди без меня. Мне кое-что надо успеть за перерыв, не хочу тратить время на кафе.

Его и так всего ничего, этого времени.

Инга пожала плечами, но уговаривать меня не стала и ушла, а я наконец-то смогла добраться до того, о чем мечтала с самого утра.

Его письмо оказалось… чем-то совершенно нереальным. Высвобождающим мои самые потаенные мечты. То, в чем я и себе-то не признавалась.

Откуда Он это знал? Откуда Он вообще всегда знал то, что мне нужно? Я часто думала об этом, но не находила ответа. Разве могут исполняться мечты, о которых ты никому не сказал? Ни в детстве, ни на Новый год, когда кто-то из родителей прочел твое письмо Деду Морозу. Я не могла бы сама придумать себе сказку красивее. А Он… Он был самой волшебной моей сказкой. Самой сладкой реальностью, настолько осязаемой, словно этот мужчина действительно находился рядом.

Не сдерживайся. Позволь себе все, что ты хочешь. Потому что мне это нравится.