Антидот. Сборник.

AlexPro

АнтидоТ 

КРУИЗ

— Ни хрена это не Сирия, — пробормотал лейтенант. — И пролив тогда был не Босфор…

Он стоял на плечах Наиля, самого длинного в каюте. Два круглых иллюминатора с тяжёлыми, откидывающимися вверх, чугунными крышками находились в левом углу под самым потолком. Спальные места в три яруса располагались с другого края, почти напротив санузла. Лейтенант рассказывал, что впервые увидел небо, только когда прибыла Мишкина команда. Понятно, чего уж там — на три с лишним метра никто подпрыгивать не научился.

— Ну и дурак, — сказал тогда Кузя, — открутил бы лежанку, привалил к стенке и всё!

— Давай! – позлорадствовал лейтенант. – Умник, бля, нашелся!

Все болты и винты в каюте были с какими-то хитрыми головками с маленьким «солнышком» посередине. Без специнструмента не подступишься. Кузя некоторое время прилаживался то со своей заточенной пряжкой, то с оторванной в душе крепёжкой для лейки, но и у него ничего не вышло.

— Откуда ты знаешь, как выглядит Босфор? – спросил его Мишка. – Ты ж там никогда не был!

— Я в Турции был, — ответил лейтенант, — два раза в детстве, флаг их знаю.

Сам Мишка в географии был не Копенгаген. Он и экзамены-то в своей путяге-колледже добросовестно прогуглил. Что уж там говорить!?

— Так и будете всю жизнь со смартфонами? – зло спросила их на выпускном пьяненькая директриса.

— Так и будем! – весело отвечали ей. – А хули?

Как это было давно. А прошло-то всего ничего — меньше года…

— Сейчас-то что видите? – крикнул снизу ёрзающий под лейтенантом Наиль. Весил тот немного, благо был хоть и нагл, но тщедушен. – Надоело уже держать Вас!

Наиль был единственным из обитателей каюты, кто называл лейтенанта на Вы. Возможно от того, что тот сразу попал в войска, а не в учебку, как остальные. Хоть и сам Наиль прослужил немногим больше лейтенанта. Те же полгода. А возможно от того, что лейтенант пошел в армию после университета, а деревенские родители Наиля с детства внушили ему уважение перед образованными людьми.

— Вижу море. Или океан. Хрен его знает. И эту сраную подлодку. Там же. Между нами и берегом. Далеко. Похоже, стоим уже третий день. Если к вечеру ничего не изменится, то давайте уже сегодня…

На палубу их не пускали. Судно заграничное. Предупредили сразу, что поедете в тихушку. Да и в учебке предложение не было публичным. С каждым разговаривали отдельно. Все с разных батарей. Кто наводчик, кто оператор. Наиль вообще мехвод. Познакомились уже в городе на какой-то квартире, когда малознакомый майор из штаба забирал форму и выдавал футболки и спортивные штаны.

Кузя тогда аккуратно поинтересовался, мол, всё нормально будет, а то мы как бы в увольнении?

Майор вдруг обозлился:

— Боец! Ты хочешь, чтоб в газетах напечатали, что у нас срочники воюют? Деньги получил? Вот и не вякай! Всё проведём как надо.

Денег тогда дали немного. По двадцать тысяч. Пока, мол, а там… Половину сразу забрал сопровождающий до порта. За дорогу и кормёжку в придорожных столовках. Пиво разрешалось. По чуть-чуть, для утоления жажды. Водка — категорически нет! Да и ладно. Никто и не возмущался. Курил же, как вдруг выяснилось, только сам сопровождающий, усталый пожилой кавказец.

Ночью грузились на катер. Потом, через час, на судно побольше. Там Мишка впервые увидел Натаху. Мельком в тесном коридоре, всех тогда разогнали по каютам: штормило, не заметишь, как смоет.

Ближе к утру, с заморочками, перебрались на огромный лайнер, серым слоном загадочно проступающий в тумане. Сверкающий зеркальный лифт опустил их куда-то на нижние палубы. Спросонья, да ещё под действием выданных ранее таблеток «от укачивания», Мишка не обратил внимания куда именно. Потом долго шли мягкими дорожками корабельных лабиринтов. Открывались двери, щёлкали автоматические замки. Каюта. Кажется большая. Чур, моя вторая полка. Всё потом. Спать.

Обнаруженный утром лейтенант-«пиджак» объяснил немного. Там душ, здесь туалет. Воду он пил прямо из крана, нормальная – за три дня не отравился. Поставили прививки. Кормят отлично, приносят сюда. Четыре раза в день. Какие-то нерусские. Не разговаривают вообще. Выходить нельзя, да и не получится: большую часть времени каюта заперта. Понять можно, чего уж там! Книжек несколько штук принесли. Одна, которая без обложки, на болгарском, а эти вот — все на русском. Но бабские, читать невозможно.

Примерно через два часа после обеда и сразу после ужина выпускают в отсек, или как там он у них правильно называется, прогуляться. В отсеке двери в другие каюты, а в самом конце за углом большое помещение. Без окон, но с диванами-картинами и огромным белым роялем. И никого. Звучит гудок, автоматически открывается дверь. Гуляй! Через час снова гудок, приглашающий вернуться в каюту. Вон заламинированная бумажка, там всё написано. Розеток нигде нет. Да и зачем? Все равно телефоны забрали ещё на суше. Вместе с документами.

На второй день, после завтрака, пришел какой-то лысый мужик с переводчиком. Оба белые, и оба не наши. Переводчик вообще деревянный, откуда такого взяли? Объяснили, что ситуация сложная, поэтому приходится вот так. Потерпите, посидите спокойно, скоро и до вас руки дойдут. И видеокамеры мылом натирать нельзя. Они чистые.

— Слышьте, а чё вы нас так жёстко – ни туда нельзя, ни сюда? – возмутился лейтенант. – Мы, может, на смерть идём!

Лысый выслушал перевод, усмехнулся и ничего не сказал.

— Я не понял, — встревожился Мишка, когда за посетителями щелкнула дверь, — что за фигня? Это со всеми так?

Ему никто не ответил. Наутро выяснилось, что их осталось пятеро. Кислый, он же Артур, куда-то пропал.

Все этой ночью спали как убитые, никто ничего не слышал. Просыпались-то с трудом! Расспрос здоровых мужиков, приносивших завтрак, закончился разрядом тазера, после которого Кузя очухался только минут через десять. Жестикулировать следует аккуратнее. Вдобавок у всех отобрали шнурки и ремни. Что думают, с горя повеситься можем? Идиоты, бля!

Именно в тот день лейтенант заметил в иллюминатор большой белый вертолет с красным крестом, подлетающий к лайнеру. И странную, явно не нашу, подлодку.

Договорились так: после дневной прогулки все суетятся под вновь намыленными камерами в проходе у каюты, а Мишка прячется под роялем. Точнее «за»: у стены, позади него, как раз есть место за легкой волнующей шторой. Проверили – из-за рояля не видно. Если не вглядываться.

Ждать пришлось недолго. В коридоре послышался топот множества ног, и кают-компания заполнилась молодыми женщинами и совсем девчонками. Судя по репликам, они уже знали друг друга. Запищали дверцы встроенных шкафчиков (надо же, а мы и не в курсах!), зашуршала бумага, пахнуло кофе.

И хотя никто из них не собирался музицировать, Мишка прижался к стене и подобрал ноги.

Все говорили по-русски. Но с заметным южным акцентом и множеством украинских слов, некоторые оказались абсолютно незнакомыми.

«Бандеры, бля! — поставил диагноз Мишка. – Или не бандеры?»

— Та я с Хаспры, прикинь?

— Та ты шо!? И шо тама?

Он понял только то, что почти все они, кто раньше, а кто позже, подписали договоры о суррогатной беременности. Кое-кто был уже на небольших сроках и ожидал перевода на какую-то другую палубу.

И только трое вновь прибывших, их ещё путали по именам, оказались на судне случайно, подрядившись работать няньками или сиделками то ли в Австрии, то ли в Австралии.

— А анализы у вас в вашем Харькове брали? – спросил кто-то несостоявшуюся прислугу. На что те ответили, что конечно сдавали всё: и кровь из вены, и мазки и даже пункции из горла. И «эрвэ», и «на спид»! Всё брали. Как положено.

Старожилки сказали: «Странно!» и, как показалось Мишке, несколько загрузились.