Страница 663 из 683
— И этот… муж, за что ее убил? Из-за этих писем? Вы имеете вполне достоверные доказательства, что именно он убил ее?
— Неоспоримые доказательства!
— И как он объясняет свой поступок? Неужели этими письмами?
— Преступление, вы хотите сказать, Иван Васильевич! Старается объяснить ревностью, стало быть, этими письмами! Но он автор их…
— Тогда, молодой человек, не в письмах причина! Ищите глубже!
— Ищем, Иван Васильевич! А вам спасибо, что помогли…
Осокин занес в протокол показания профессора и отправился на поиски других свидетелей. Он нисколько не сомневался в показаниях Ивана Васильевича, но считал, что нелишне и здесь замкнуть Охрименко всякую возможность поставить что-либо под сомнение. Нашел двух женщин, которые ходили с Елизаветой Петровной вместе на пляж. Их показания легли в протокол убедительным доказательством того, что письма содержали клевету.
Собственно говоря, можно было собираться в обратный путь, идти на вокзал, позаботиться о билете на поезд, а оставшееся время побыть на море.
13
Время переступило полдень. Осокин, выйдя в город, почувствовал, как он был неудачно одет для июньской жары. На нем был его выходной темно-синий костюм, ткань мгновенно накалилась, будто кто ее специально прогревал на отопительной батарее. Пришлось пиджак аккуратно свернуть и положить в портфель. С билетами было трудно. На вечерний поезд можно было взять билет только за два часа до его отхода. Так что до вечера он мог распорядиться своим временем. Осокин поспешил на городской пляж.
Он заходил в море, робея, как перед давно ожидаемой встречей. Несколько шагов, и дно пошло круто вниз. Осокин поплыл легко, почти без усилий. Ему казалось, что он никогда не дышал таким насыщенным воздухом. Морской воздух как бы разжимал легкие, сдавленные запахами бензина на дорогах и испарениями асфальта. Подумалось, если бы приехал вдруг сюда на отдых, то, наверное, и не выходил бы из воды. Но время неумолимо. Вышел на пляж, посидел в тени под дощатым навесом. Все хорошо: нашел свидетелей, взял справку из санатория о времени пребывания в нем Елизаветы Петровны, изъял даже и историю ее болезни, но оставалось что-то беспокоящее.
Что?
Конечно же, эти два письма. Сомнений не было, что сочинены они так же, как и то, что написано Гладышевой, самим Охрименко. Как же это доказать?
Осокин решил проверить подлинность почтовых штемпелей на письмах и установить, из какого почтового отделения они отправлены. И сразу же открылось: из привокзального почтового отделения.
Номер в гостинице Осокин сдал еще до выхода на пляж. Он устроился за столиком в привокзальном ресторане, положил перед собой конверты и задумался.
Нужна была, как говаривал Лотинцев, «идея», надо было найти принцип, по которому действовал Охрименко. Лотинцев разгадал самострел. Но у Лотинцева имелась зацепка, третья пулька, точнее говоря, отсутствие третьей пульки. Здесь выглядело все туманнее и своей «пульки» не имелось. Да, сомнений быть не могло: Охрименко причастен к присылке сочинских писем. Но как он умудрился отправить их из Сочи? Из Озерницка автобусы в Сочи не ходят, ближайшая железнодорожная станция — Шатура. Она никак с поездами на Сочи не связана, Рязань годилась бы как узловая станция, но для этого Охрименко надо было бы посетить Рязань. Имелись же показания не только Гладышевой, но и администрации фабрики, что Охрименко в период отсутствия жены не пропустил ни одного рабочего дня. Остаются четыре субботы и четыре воскресенья. Гладышева показала, что свободные дни Охрименко проводил с ней. Хотя и не прямо это показала, но дала недвусмысленно это понять. Верить или не верить? Осокин был склонен поверить, ибо показания она давала после изрядного потрясения.
Какие же возможны варианты пересылки писем из Сочи?
Вариант первый. Кто-то из озерницких жителей довольно регулярно ездит в Сочи. Этот «кто-то» знаком с Охри-менко, быть может, находится с ним в приятельских отношениях и по просьбе Охрименко бросал письма в почтовый ящик на станции в Сочи. Не исключено, что этот «кто-то» работает проводником на железной дороге. Самым простым для следствия было бы установить проводника, но каким образом Охрименко мог бы связаться с проводником?
Вариант второй. Для разгадки более трудный, быть может, и вообще нераскрываемый, если Охрименко попросил случайных проводников проходящих поездов бросить письма в Сочи. Просьба, конечно, подозрительная, но вполне выполнимая, хотя бы и за малую мзду, скажем за поллитровку. Но в этом варианте у Охрименко не могло быть уверенности, что просьба будет исполнена.
Вариант третий. В Сочи живет кто-то из давних и хороших знакомых Охрименко. Хотя бы тот «дружок», что гостил у него и был изгнан Елизаветой Петровной. Но это совпадение выглядит слишком назойливо.
Все три конверта имеют один и тот же штемпель все того же привокзального почтового отделения. Отправлены в разные сроки. Осокин посмотрел на даты, отпечатанные штемпелем. И вдруг что-то мелькнуло в его сознании. Дни недели! Он порылся в бумажнике и достал карманный календарик. Все три письма были отправлены во вторники. И он сам прибыл в Сочи поездом во вторник. «Идея» оформилась. Осокин допил чай, убрал конверты и поспешил к расписанию поездов. Все сошлось. Поезда, что проходили через Рязань-2, прибывали в Сочи только по вторникам.
У начальника вокзала выяснил, что поезд обслуживали два состава. Удалось тут же рассчитать, что все три вторника, когда были брошены письма, с перерывом в один вторник, проходил один и тот же состав, стало быть, на линии находилась одна и та же поездная бригада.
Осокин немедля выехал в Адлер, провел бессонную ночь в аэропорту и первым утренним рейсом вылетел в Москву.
Когда реактивный лайнер Ту-104 оторвался от земли и под его крылом сверкнуло море, а в море показались, как игрушечные, морские пароходы и в иллюминаторах проплыли и тут же исчезли снеговые шапки гор, Осокину впервые представились огромные просторы страны. Поезд, мчащийся более суток от Рязани до Сочи, не создавал такого ощущения бесконечности, как море, уходящее к горизонту и сливающееся в бесконечности с грядой перистых облаков.
Где-то за Ростовом под самолетом возникли стайки облаков, с каждой минутой они становились гуще и, наконец, прикрыли землю, открывая лишь на мгновение небольшие ее островки.
В Москве накрапывал дождь, казался пронизывающим ветер, хотя, до поездки в Сочи, такие дни Осокину раньше казались теплыми.
Прямо с аэродрома он проехал на вокзал. Обойдя несколько служебных кабинетов, не более чем через час он уже имел список бригады того поезда, который его интересовал. Проводники, начальник поезда, директор вагона-ресторана, повар, официанты. Адреса разбросаны по всему городу, даже и в пригородах. Тут уж не найдешь облегчения, придется помотаться. Вся бригада должна была собраться лишь через два дня.
Начал с адреса начальника поезда. Жил он неподалеку от вокзальной площади. Вопрос один: не заметил ли он, что на станции Рязань-2 кто-либо из проводников или из работников вагона-ресторана имел какие-либо общения с посторонними? Беседа с начальником поезда ничего не дала. То ли он и действительно ничего не заметил, то ли из опасений быть втянутым в какое-то дело не пожелал быть откровенным.
На четвертом визите повезло. Проводница одного из вагонов сказала, что проводник Жердев имеет знакомца в Рязани и этот знакомец частенько выходит к их поезду повидаться с ним. Жердев жил в Малаховке. До Малаховки тридцать минут езды на электричке. К Жердеву попал в пятом часу.
Уже по адресу Осокин догадался, что Жердев живет в собственном доме. Так оно и оказалось. Добротно сложенный из кирпича дом, однако, ничем не выделялся из ряда других домов.
Жердев вышел на стук в калитку, Осокин назвался. Щелкнула щеколда. Жердев пропустил Осокина во двор, на коротком поводке он держал крупную лохматую собаку. Собака угрожающе рычала.
— Вы предпочтете, чтобы я поговорил с вами дома или вам вручить повестку? — спросил Осокин.