Страница 626 из 683
Поинтересовался он и как живет Шкаликова. И вдруг открылось: каждый месяц аккуратнейшим образом шли к ней денежные переводы из разных городов и поселков. Всегда одна и та же сумма. Смутило нас, что переводы шли от разных лиц. Я сейчас же дал указание нашим товарищам изучить географию переводов, чтобы уловить хоть какую-нибудь связь между ними, сам же поехал со своим помощником Василием Михайловичем Снетковым к Шкаликовой.
Со Снетковым мы работаем уже несколько лет. Он пришел в Комитет государственной безопасности со студенческой скамьи из юридического института.
Снетков был с виду мягким и тихим человеком. Сильные очки искажали его глаза, укрупняя их; когда он снимал очки, выражение его лица становилось беспомощным. Он очень скупо и даже серо рассказал о себе. Могло показаться, что это скучный человек, но и под очками, и без очков глаза его говорили о многом. О широте души, о мягкости. Светился в них и юмор. Он чем-то напоминал ученого-историка. Такие сидят в библиотеках часами над фолиантами, делая удивительные открытия и там, где, казалось бы, уже открыть ничего невозможно.
С тех пор много воды утекло. Я имел случай убедиться, что Василий Снетков не только способен вникнуть в самые запутанные дела, но что он и беспредельно смел.
Он присутствовал при нашей первой встрече с начальником отдела милиции. Выслушал его рассказ. Я спросил его, как он относится к этой истории.
— Топор, ружье, ставни… Это интересно! Не от милиции и не от нас он собирался отбиваться топором… Послушайте, Никита Алексеевич! Интересное это дело! Разрешите, я поеду…
Поехали мы вместе. Прежде чем войти в дом к Шкаликовой, мы с Василием подошли к окну. Заглянули внутрь комнаты. Интересная деталь: в окно была видна задняя стена. На стене, как это обычно бывает в деревенских избах или вот в таких домиках в небольших городках, развешено множество семейных фотографий. Висел портрет молодых: Шкаликов в солдатской гимнастерке и его жена. Несколько послевоенных фотографий Шкаликова. Заглянув в окно, ночной посетитель мог увидеть все эти фотографии. Они могли подтвердить ему, что он пришел по адресу.
Мне в общем были понятны мотивы, которые привели Шкаликову в милицию. Но мне хотелось, чтобы она сама это объяснила. Когда я спросил, что ее заставило обратиться в милицию, Шкаликова задумалась. Я уточнил вопрос:
— Для себя вы никакой беды не ждали?
— Для себя? — спросила она в удивлении. Но тут же удивление прошло. Она задумалась. — Для себя? — переспросила она. — Нет! Для себя не ждала! Бабье чутье подсказало, что вот он, тот самый, кого боялся Сергей, для чего ружье и топор под рукой держал…
Я слушал и думал, как спросить о переводах? О них она ничего не сказала в милиции. Сказала, что муж жив, но где он — не знает…
— Скажите, Клавдия Ивановна, — спросил я как бы между прочим. — Когда вы получили последний денежный перевод от мужа?
— На днях! — ответила она без тени удивления.
— Алименты по договоренности?
Она оставалась по-прежнему спокойной, как спокоен человек, ничего не утаивающий.
— Ни о чем я с ним не договаривалась… Исчез — и все… Утонул… Так я и считала, что утонул…
— Когда вы догадались, что переводы идут от него?
— Чего же гадать? Кто же еще пошлет? Кому нужно? Думала поначалу, что другую нашел… Другую нашел — деньги не посылал бы!
— Вы его искали?
— Зачем? Что с ним делать, если жизнь ему с нами занедужилась?.. Дочь поднять он мне помог. Спасибо ему и на этом. Подросла вот. Да какие у него заработки? Таится от всех, боится всего…
— Что его заставило уйти? — не выдержал Василий, Не хватало ему, видимо, какой-то последней точки в психологическом рисунке Шкаликовой.
— Намек он мне давал… Оттуда должны прийти… С пленом это связано! Что у них там вышло, не знаю… Только говорил: придут — мне один конец. Или руки на себя наложить, или топором встретить!
— За мужа испугались? — не выпускал ее Василий.
— За него…
— Вы не сказали гостю, что ваш муж жив?
— Никто этого не знает… Я только вам открылась…
Итак, Шкаликов боялся, что к нему явятся «оттуда». «Оттуда» — это уже не только из прошлого. Он не хотел этой встречи. Стало быть, эта встреча была для него страшна. Или топором встречать того, кто придет, или руки на себя наложить… Это не ссора! Это… Решили немедленно искать Шкаликова.
3
Почему исчез Шкаликов, что заставило его скрываться от семьи? Никаких сомнений, что он любит дочь. Неужели он так ни разу и не повидал ее? А если и повидал, то никто об этом и не догадывался…
Он скрылся после того, как родилась дочь. Это единственная внешняя примета. Подняло его с места что-то очень серьезное.
Само по себе исчезновение Шкаликова не побудило бы нас взяться за это дело, и переводы со сложной географией мало еще о чем говорили. Такого рода истории нам были известны. Главное — это намек Шкаликовой, что он ждал кого-то «оттуда». «Оттуда» мог появиться экземпляр, интересный и для нас.
Мы послали наших специалистов к дочери Шкаликовой. Ей пятнадцать лет, вполне сознательный возраст… Она была единственной, кто видел в лицо незнакомца. Надо было составить словесный портрет. Девочка вдруг предложила:
— Я его могу нарисовать.
Оказалось, что она отлично рисует.
Попросили ее дать и словесный портрет. В результате мы имели хотя бы некоторый намек на его внешний облик. Это уже большое дело. И оно сыграло свою роль.
Мог ли кто-нибудь еще знать, что Шкаликов жив? Мог ли этот незнакомец искать Шкаликова через других лиц?
Подняли архивы. След, как это ни было удивительно, все же нашелся. Что побудило старшего лейтенанта Колобкова из особого отдела 39-й гвардейской стрелковой дивизии оставить это дело в архиве, не знаю. Старший лейтенант Колобков погиб смертью храбрых при штурме польского города Познани, превращенного в годы войны фашистами в крепость и опорный пункт узла обороны на подступах к границам Германии.
Именно там, на подступах к Познани, группа Шкаликова вышла к нашим войскам. В протоколе допроса она так и именовалась: «группа Шкаликова». Наименование громкое. Их было всего четверо. Шкаликов Сергей Николаевич, рядовой до пленения, год рождения 1920-й. В плен был взят, как он сам показывал, после ранения осенью сорок первого года. Установить, попал ли Шкаликов в плен, будучи раненым, или, поддавшись панике, он поднял руки, сейчас уже не представлялось возможным. Плен есть плен. Это глухое молчание, это небытие, это несчастье. Но независимо от всех оправдывающих обстоятельств, это и беда для тех, кто остался в строю. Их товарищи, их соотечественники не только страдали в лагерях, гибли и умирали, они иногда, хоть это бывало и редко, работали на врага. На тех, кто оставался в строю, ложилась тройная нагрузка.
Значился по материалам дела в группе Шкаликова некто Власьев Николай Павлович. В плен он попал на Северном Донце в августе 1943 года. Лейтенант, артиллерист, 8-я гвардейская армия. Может, здесь и лежит объяснение того, что Колобков, оперуполномоченный особого отдела 39-й дивизии, переслал дело в архив. 39-я гвардейская стрелковая дивизия входила в состав 8-й гвардейской. На Северном Донце в сорок третьем году, в августе, она перешла в наступление. Добровольно тогда в плен не сдавались. 8-я гвардейская — это бывшая 62-я армия, защищавшая Сталинград. Гвардейская, легендарная армия. В ее рядах сражались сталинградцы, они были ее цементирующим костяком. Нет, Власьев не мог сдаться в плен! В его показаниях значилось, что он был контужен снарядом немецкого танка. Так оно, конечно, и было.
Следующим в списке стоял Алексей Алексеевич Раскольцев. Год рождения 1922-й. В бои он вступил под Ярцевом и сразу же попал в плен. Опять же показание: взят в плен после тяжелого ранения. Младший лейтенант. Закончил ускоренные командирские курсы.
Подполковник Анатолий Иванович Голубев свое звание в лагере для военнопленных скрывал, выдал себя за шофера. В плен был взят в Белоруссии в июле месяце. В сорок первом году показал, что был взят на дороге немецкими танкистами.