Страница 487 из 683
Приедитис сполз сверху.
— Если хотите, можно освежиться под душем, — предложил он, заранее зная, что подобная уступка лишь заставит Ирину заупрямиться.
Она добежала до бассейна первой и, сложившись в клубок, обхватив колени руками, нырнула. Когда через мгновение голова ее снова показалась над водой, в ее глазах был вызов, и Приедитис забыл о только что продуманной им политике сдержанности. Его пыл не охладила даже ледяная вода — он подплыл, обнял Ирину и сильно поцеловал в губы, еще хранившие тепло сауны.
В «Магнолию» они возвратились рано, и не только потому, что оставшаяся без дневного сна Тата стала капризничать; почему-то никому не удалось, расслабиться, и даже весельчак Талимов, убедившись, что его не раз испытанные юмористические изречения не находят внимательного слушателя, хмуро молчал и пил без тостов. Не было той легкости, какая обычно возникает после резких перемен температуры в сауне, подавляла внезапно наступившая за окном мгла, в которой сгущались угрожающие грозовые облака. Ветер злобно тряс оконные рамы и наконец нашел способ ворваться в помещение — через камин, вместе с клубами горького дыма, как если бы собирался размалевать всех присутствующих сажей. Только Ирина с Имантом охотно продлили бы пребывание здесь, потому что не знали, как сложатся их отношения после того, как они вернутся в дом отдыха. Но Дзирнавниекс торопил:
— Пора, пора, уважаемые. Если нагрянет проливень, засядем мы на той просеке как пить дать.
— Посошок? — неуверенно предложил Талимов.
— Ради бога! — ужаснулась Рута. — Когда латыши говорят — «пей, и поехали», то настоящая пьянка только начинается.
— Может быть, в автобусе ты сядешь с Рутой? — предложила Ирина. — За весь вечер ты с ней и словечком не перемолвился, все-таки друг детства…
— Выходит, это тоже всем известно? — изумился Приедитис.
— Секретарши всегда знают все… Нет, серьезно, Имант, боюсь, что Татка по дороге уснет.
И действительно, у «Магнолии» крепко спящего ребенка пришлось вынести из машины. Приедитис собирался предложить свои услуги, но, увидев, как крепко руки девочки обвились вокруг материнской шеи, отказался от этого намерения. К тому же в вестибюле его уже с нетерпением ожидали.
Нервно расхаживая по обширному помещению, Владимир Зайцис в форме капитана милиции казался здесь по меньшей мере неуместным.
— Побывал дома, — понимающе проговорил Имант. — Помирился с Марутой?
— Пропала без вести… Но у меня есть вопросы поважнее.
— Вецмейстарс?
— Эта версия, я думаю, отпадает. В его портфеле торричеллиева пустота, авоська тоже просматривается насквозь — грузоперевозки велись в одном направлении. Допрашивать врач не советовал, да я и не настаивал. — Зайцис пожал плечами. — Он не помнит даже, как оказался в больнице, о чем же было его спрашивать…
— Где же обещанная сенсация?
— Поднимемся ко мне, — и он взял Приедитиса под руку. — Как ты думаешь, Имант, — есть у меня шансы перейти на оперативную работу? Совсем не то, что распоряжаться тетками из охраны да проверять сигнализацию…
После такого вступления Приедитис уже не ожидал ничего хорошего. Он еще помнил времена, когда работники уголовного розыска считали дни, остававшиеся Зайцису до капитанского звания, которое давало возможность перевести усердного сыщика на другую должность, соответствующую новому званию, — туда, где его теории дедукции, заимствованные из заграничных полицейских романов, никому не помешают жить. Однако на сей раз показалось, что найденная Зайцисом ниточка и на самом деле принадлежит клубку, который стоит того, чтобы его размотать.
В управлении милиции Зайцису повезло. Дежурил майор, знакомый ему еще по службе в Риге и без лишних вопросов подписавший запрос. К счастью, оказалось, что на учете был только один ранее судимый Гринберг, 1939 года рождения, с весьма пестрой биографией, и жену его звали Ольгой.
— Опять Раймонд Гринберг, — не сдержал вздоха молодой лейтенант, выросший в этом районе и потому хорошо знавший местное население. — То, что я могу о нем сказать, никого не заинтересует, а то, что знаю, — к сожалению, не могу доказать. Сидел он за соучастие в спекулянтской афере, в деле о левой продукции цеха кулинарии. После отбытия наказания устроился на работу в сеть общепита. Зачислен сантехником, хотя на торговых судах плавал поваром и любит похваляться, что он — единственный в Латвии повар, умеющий приготовить устриц и виноградных улиток. Получает сто двадцать в месяц, разъезжает на «Волге» и лето проводит на даче, оформленной на имя матери. Ночует обычно у любовниц, в последнее время — у одной и той же, к которой днем, пока Ольга на работе, понемногу перетаскивает все ценное: японское радио и стереомагнитофон, иконы и альбомы по искусству. Но разводиться с женой не осмеливается, наверное, она слишком много знает о его темных делишках. Каждый вечер он гоняет машину в Приежциемс и обратно, и не думаю, чтобы он жег бензин из чистой любви. От груза избавляется где-то по дороге, если бы на моем участке, то я наверняка знал бы — где. — Самоуверенности инспектору было не занимать.
— Думаете, продает на рынке?
— Такими мелочами роковой Раймондо не пробавляется, — покачал головой лейтенант. — Поставляет оптом, эн-гро, как говорят здешние бизнесмены, и порто-франко — транспортные расходы включены в стоимость товара. Все они страдают одной общей болезнью: неумением остановиться вовремя. Могу поспорить, что Гринберг сколотил уже достаточный капитал, чтобы до конца дней своих жить беззаботно. Так нет же! Какая-то ненасытность гонит их вперед, заставляет хватать все, что плохо лежит. Мне бы его голову и энергию, я давно бы уже ходил с большим портфелем под мышкой.
— Ну, а как вам кажется — может Гринберг совершить и более тяжкое преступление? — спросил Зайцис.
— Все, что дает доход, за исключением убийства. Хотя — в приступе гнева или во хмелю… Не смог бы поручиться… Вот что вы могли бы сказать, например, об этом человеке?
Лейтенант указал в окно на плечистого блондина, неторопливо пересекавшего сквер. На нем была модная дубленка, на голове — меховая шапка.
— Типичный спекулянт, — согласился Зайцис. — Именно таким я представлял Гринберга по вашему рассказу.
— Видите ли, — удовлетворенно улыбнулся лейтенант, — Раймондо — это вон тот очкарик с паршивой таксой на поводке.
Невидный мужичок в поношенном плаще силой тащил несчастную собачонку через пространство, где каждое дерево было, казалось, создано для того, чтобы задрать ногу.
— Не надейтесь, Гринберг буквы закона не нарушит. Он даже песика приучил писать только там, где это разрешено постановлением исполкома.
Именно эта последняя деталь заставила Зайциса окончательно увериться в том, что диссертацию Кундзиньша похитил именно Гринберг.
Зайцис выглядел настолько довольным собой, что Приедитис не осмелился выразить сомнение ни одной черточкой лица. Капитан, видимо, специально завернул домой и облачился в мундир, чтобы задержать злоумышленника, находясь в полной форме. Однако опыт подсказывал розыскнику, что в версии Зайциса имелось множество слабых мест. Профессиональные преступники — а именно к ним, судя по всему, принадлежал Гринберг — меняют специальность лишь в редких случаях: кто привык спекулировать, не станет лезть в чужой карман, квартирный вор не пойдет грабить инкассатора, а брачный аферист не применяет оружия.
— Саше рассказал уже? — спросил Приедитис.
— В том-то и дело, что он своим путем докопался до тех же самых выводов, — не скрыл удовлетворения Зайцис. — Словно бы мы с разных сторон рыли туннель и точно пришли к месту стыковки.
— Известно ли, во сколько Гринберг вчера приехал к Ольге?
— Это самое слабое звено в цепи, — согласился Зайцис. — Перед ужином. И больше его здесь не видели… Но может быть, ошибается Кундзиньш, может, он начал праздновать сразу после обеда? Знаешь ведь, какие слабые головы у этих профессоров. Но есть еще и такая возможность, что рукопись пока лишь припрятана и в Ригу ее повезут сегодня вечером или завтра.