Страница 36 из 624
— Галин, — коротко назвался он и, оглядев всех, спросил с насмешкой: — Заседаем?
Видно, он был раздосадован неудачной поездкой в район. Ветленский попробовал вкратце пересказать недавний разговор. Не дослушав, Галин перебил его:
— Так… О богатой жизни мечтаем! Похвально, только от слов проку мало. — Он внезапно повернулся к Авдолину. — Слушай, Семен, в телятнике, я заметил, щели в палец толщиной. Чуть завьюжит — и пропал молодняк. А ветфельдшеру нашему, — председатель метнул взгляд на брата, — на это начхать. Возьмешь двух-трех себе в помощь и чтоб к завтраму заделать. Понял? И еще печь там установи. Вообще, ты мужик хозяйственный, назначаю тебя завхозом.
— Спасибо, конечно, только ты, Александр Васильевич, сперва мое мнение спроси… — возразил огорошенный Авдолин.
— Мнение свое после скажешь. А сейчас за дело! — отрезал Галин.
Авдолин немного помялся, потом одел шапку и кивнул Кочетову. Они вышли. Парторг нахмурился, зашагал взад-вперед по комнате.
— Полегче с людьми обходись, Александр. Они ведь тебя в председатели выбрали, — сказал он.
Галин оторвал глаза от бумаг, которые разложил на столе.
— Не для того выбрали, чтоб я песенками их баюкал. Я за колхоз отвечаю, понимаешь?
Галин шелестел бумагами, делая на них какие-то пометки, недовольно фыркал. Ходила в нем, как брага в запечатанной бочке, хорошая деловая злость. Братья чуть даже не разругались из-за сена, которое до сих пор лежало в скирдах под открытым небом.
— Зря обвиняешь, председатель, — сердился Тимофей. — Сам знаешь, не на чем было вывезти. А сено заскирдовано как надо, хоть до весны пролежит.
— К рождеству на лугах и сенинки не останется — растащат! — не унимался Александр.
Оба стояли взбудораженные, лицом к лицу. Тимофей был похож на брата, правда, поменьше ростом да посветлее. Неизвестно, сколько обидных и, может быть, несправедливых слов наговорили бы они друг другу, если бы не вмешался Борисов. Он подошел сбоку и дважды ударил ладонью по столу.
— Остыньте, товарищи, — посоветовал участковый и добавил: — А насчет того, что сено растащат, ты, Александр Васильевич, не прав. Цело будет сено, ручаюсь.
— Это чем же ты ручаешься? — посмотрел на него исподлобья Галин. — Фуражкой своей милиционерской, что ли?
— Зачем фуражкой, — спокойно ответил Борисов. — Словом коммуниста ручаюсь! Этого тебе достаточно?
Председатель недоверчиво покачал головой, но промолчал. Он развернул карту угодий колхоза и стал прикидывать, как скорее и лучше восстановить правильный севооборот, куда и сколько надо вывезти удобрений, кому поручить то или иное дело. Участковый с удовольствием наблюдал Александра Галина. В каждом слове и жесте его угадывался рачительный, твердый хозяин с военной привычкой быстро принимать решения. Немногословный, резкий, порой грубый, Галин неожиданно для Борисова открылся и с другой стороны.
В комнату вошла Ремнева. Она замялась и тихонько встала у двери, боясь помешать разговору.
— Что тебе, Вера? — сразу заметив ее, спросил председатель.
— С просьбой, Александр Васильевич, — нерешительно начала она-Крыша у меня вконец обветшала. Дожди были — текло. А теперь холода подступили. Топи не топи — одно, ветер в избе гуляет, дети простужены. Так, если можно что сделать…
Борисов ждал ответа председателя. Неужели откажет? А если и нет, то где он возьмет на крышу материал? О кровельном железе или черепице и мечтать глупо, тесу тоже нет. Солома, и та на строгом учете — всем ясно, что под весну ею придется кормить скот.
— М-да… — протянул Галин. Он с минуту покусывал карандаш, что-то соображая, затем сказал: — Ладно, обновлю тебе кровлю. Только, Вера, денька три потерпи.
Когда колхозница вышла, Ветленский одобрительно, но непонимающе посмотрел на председателя:
— Что надумал, Александр?
Галин отвернулся к окну.
— Сегодня в районе тесу для фермы выговорил. Переругался, просил две машины, дают одну. Оттуда и возьмем.
Но тут, опрокинув лавку, вновь вскочил Тимофей.
— Нет, ты это всерьез? Вот те раз!.. — Он подбежал к парторгу за поддержкой. — Тес этот колхозу позарез нужен, а тут нате…
— Замолчи! Сам знаю, что нужен, — грубо оборвал его брат и, ни к кому не обращаясь, добавил: — Мы ведь со Степаном, мужем ее, одногодки. Золотой мужик был.
Тимофей Галин понял свою неправоту, притих. Зная трудную жизнь Ремневой, участковый сам приготовился вступиться за нее, но это оказалось лишним.
— Правильно ты поступил, Александр Васильевич! — сказал Борисов и дружески прикоснулся к левой руке председателя, но через черную кожу перчатки не ощутил упругости живого тела; кисть была твердой, холодной.
— Деревяшка… — усмехнулся председатель. — Своя где-то в Одере плавает. Ну, да это между прочим. Ответь лучше, участковый, на чем я тес этот вывезу?
Борисов вспомнил — начальник райотдела обещал ему грузовик на случай доставить дрова домой, в Свинухи. Участковому очень захотелось чем-нибудь помочь Ремневой.
— Знаешь, а машину я, пожалуй, достану, — сказал он. — Завтра же попробую!
Галин удивленно глянул на Борисова и понял, что тот не шутит.
— Коли так, спасибо, — улыбнулся председатель. — Выручишь!
В этот день Борисов засиделся в правлении. Долго еще говорили здесь о делах колхозных, и он тоже спорил, давал советы, горячился. Да иначе и быть не может: ведь тот, кто хоть раз взрастил своими руками хлеб, навсегда останется в душе земледельцем.
Разговор прервал вбежавший в комнату мальчуган, сын Ветленского, который скороговоркой сообщил, что «мамка давно ждет папку к обеду, суп простыл и в школе ему ни за что влепили тройку». Парторг ласково потрепал его по вихрам.
— Поздоровайся сначала с дядей, — он показал на участкового, подтолкнул к нему сына, — скажи, как тебя зовут.
Мальчик неохотно приблизился к Борисову и уставился в пол:
— Здравствуйте… Меня Женькой зовут… — невнятно пробурчал он и, круто повернувшись, кинулся к отцу.
— Да мы с ним уже знакомы, — засмеялся Борисов. — Он сегодня в меня снежком запустил.
Ветленский улыбнулся, посадил сына на колени.
— Значит, везде успел отличиться!.. — с напускной строгостью сказал парторг и повернулся к председателю: — Вот за их будущее мы с тобой и воевали, Александр. Не зря, думаю, воевали!
— А кем ты хочешь быть, когда вырастешь? — спросил Борисов мальчика.
Тот уже освоился, перестал стесняться:
— Летчиком. Как Покрышкин! — не задумываясь выпалил Женька.
Вскоре все стали собираться по домам. И тут Борисов вспомнил, что хотел посоветоваться с парторгом и председателем о создании в каждом селе бригад содействия милиции. Он в двух словах рассказал об этом Галину и Ветленскому.
— Дело интересное, и колхозу от него польза, — сразу поддержал участкового парторг. — Обсудить стоит.
— Только не на пустой желудок, — возразил Галин.
— Я вот что, мужики, предлагаю: айда ко мне, подзаправимся вначале. У меня и бутылочка горючего найдется. Для аппетита! Хлеб, как говорят, живит, а вино крепит.
Ветленский согласился, но сказал, что присоединится несколько позже. Выйдя из накуренной комнаты на улицу, Борисов с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Председатель, уже как старого знакомого, хлопнул его по плечу:
— Эх, назначил бы я тебя бригадиром, да жаль, не подчинен ты мне.
Участковый шагал между двумя братьями. Он думал о том, какие славные люди живут в Ратове, а рассыпчатый снег, словно в подтверждение его мыслей, весело скрипел под ногами.
Произнося с детства примелькавшееся слово «хлеб», городской житель чаще всего представляет или свежевыпеченный, мягкий, как пух, ситный каравай, или душистую, с румяным ободком и черно-бурой верхушкой ржаную буханку, которые лежат на полках в ближайшей булочной. А между тем, какую мудрую простоту и сложность скрывает в себе коротенькое это слово! Недаром, верно, в старину приговаривали на Руси: хлеб наш — батюшка. И не тогда начинается неприметная и многотрудная борьба колхозника за хлеб, когда по весне лемехи плугов станут отваливать тяжелые маслянистые пласты чернозема. Начинается она много раньше, а вернее — не прекращается целый год.