Страница 203 из 624
К вечеру стало ясно: эта попытка закончилась полным провалом. Прорваться через кольцо советских войск не было никакой возможности.
Разгневанный Гитлер передал приказ об отстранении Лаша от командования гарнизоном и предании его суду. Преемником Лаша Гитлер назначил генерал-майора Шуберта. Но Шуберт попросту не выполнил приказа: он самовольно передал свою новую должность командиру полицейского полка майору Фойгту. Впрочем, все эти перемещения уже не имели смысла, да войска о них и не знали. Гитлеровцам было безразлично, кто командовал, вернее, — кто уже не командовал ими. Наступала развязка.
В восемь часов вечера гвардейские части генерал-полковника Галицкого подошли к Прегелю в районе королевского замка.
Громада шлосса мрачным силуэтом вырисовывалась на горящем небе: Кенигсберг пылал со всех сторон. Зловещее пламя озаряло дворцовую ограду двухметровой толщины, сложенную из огромных необтесанных камней, закопченные развалины стен, разрушенных еще налетами английской авиации. Из бойниц в стенах замка то и дело вырывались пулеметные очереди, оттуда же били полевые орудия, летели ручные гранаты.
Подразделения гвардейских дивизий форсировали Прегель вплавь — мост оказался разведенным, подъемные механизмы неисправными.
Быстрыми перебежками под вражеским огнем бойцы и командиры входили в непоражаемое пространство и, пробираясь через проломы в стенах, врывались во двор замка.
Напряжение боя нарастало с каждой минутой. Рукопашные схватки, гранаты, длинные очереди из автоматов сделали свое дело. Судьба замка была решена.
— Товарищ капитан, смотрите! — крикнул кто-то позади Сергеева. — На башню смотрите!
Из окна на верхнем этаже башни показалась едва различимая снизу фигура. Олег Николаевич навел бинокль. «Почему штатский? Что они задумали?» — на эти вопросы он не успел дать себе ответа. Неуклюжий человек в черном — или это только так показалось отсюда? — держась одной рукой за косяк, другой воткнул в расщелину между камнями древко. Белое полотнище резко выделялось теперь на фоне руин. И сразу же огонь прекратился.
— Вперед! — крикнул Сергеев. — Вперед, товарищи!
Прошли минуты. Белый флаг упал наземь. Вместо него сильные руки подняли новое знамя — алое знамя победы. Королевский замок, символ города, его гордость и вековая цитадель — пал!
Пожары бушевали все сильней. Их пламя стало багровым от дыма, плотной пеленой застилавшего поверженный город. Копоть ложилась черной вуалью на остатки стен, на мостовые, на лица людей. Стало душно, как в наглухо закрытом помещении, жарко, словно на улице стоял не холодный апрель, а раскаленный июль.
И снова забрезжило утро — четвертый день штурма, 9 апреля.
В десять часов утра из уцелевших уличных репродукторов раздался искусственно-бодрый голос диктора:
— Говорит берлинское радию, говорит берлинское радио! Доблестные защитники Кенигсберга нерушимо держат оборону. Их лозунг остается прежним: победа или смерть!
«Доблестные защитники Кенигсберга» стреляли в репродукторы, пытаясь заглушить слова, которые звучали как издевка, как злобная насмешка над обреченными на гибель.
Дежурный адъютант штаба Лаша записывал в оперативный журнал:
«Во второй половине дня для войск гарнизона сложилась совершенно безвыходная обстановка. В руках наших войск оставалось всего несколько километров территории — отдельные кварталы и дома. Мы лишились всех укреплений. Расположение наших войск насквозь простреливается противником. Каждый участок города находится под непрерывным воздействием советской авиации. Почти вся наша артиллерия выведена из строя или захвачена русскими. Большинство пехотных частей разгромлено. В течение одного дня, как сообщили русские, им сдалось в плен 27 102 человека. Эта цифра, очевидно, не преувеличена. По нашим данным, в живых из 130-тысячного гарнизона осталось не более 40 тысяч человек. Отдельные группы охвачены безысходным отчаянием и апатией, другие продолжают сопротивление с фанатическим упорством, которым можно восхищаться, но которое нельзя и не признать безумным. Дальнейшее сопротивление стало бессмысленным. Судьба города решена».
Адъютант посмотрел на часы. Было ровно шестнадцать.
Он отложил в сторону авторучку и вышел в коридор. Вернувшись через минуту, осторожно постучал в толстую бронированную дверь и открыл ее, доложив с порога:
— Господин генерал, в приемной ожидают вызова прибывшие по вашему приказу полковник Хефен и подполковник Кервин.
— Просите, — устало ответил Лаш.
Он не пригласил офицеров сесть. Глядя на пестрый план Кенигсберга, занимавший всю стену просторного подземного кабинета, начальник гарнизона невнятно проговорил:
— Наступил конец. Надо капитулировать.
— Простите, господин генерал. Я не расслышал ваших слов, — отрывисто бросил Хефен.
Лаш резко повернулся и встал перед полковником, глядя на него в упор мутными от бессонницы глазами.
— Господа офицеры! Я вынужден дать вам тяжелое поручение. Иного выхода нет. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Приказываю… — Голос генерала стал тверже. Хефен и Кервин вытянулись. — Приказываю отправиться в качестве парламентеров в штаб русских для ведения переговоров о капитуляции. Вы наделяетесь широкими полномочиями. Время и место вашего перехода через линию фронта будет согласовано по радио немедленно. Будьте готовы в путь.
Ровно в девятнадцать часов парламентеры были доставлены на командный пункт 11-й гвардейской стрелковой дивизии, где их принял командующий армией генерал-полковник Галицкий.
Получив условия безоговорочной капитуляции, фашистские офицеры возвратились в штаб Лаша.
В установленный час ответа гитлеровского командования не последовало.
Тогда в нелегкий путь отправились парламентеры советской стороны. Выполнить эту трудную и ответственную задачу выпало на Долю шестерых смельчаков. Группу возглавлял начальник штаба 11-й гвардейской дивизии подполковник Яновский. С ним шли переводчики — заместитель начальника штаба артиллерии дивизии капитан Федорко и капитан Шпитальник — старший инструктор политотдела. Офицеров сопровождали два автоматчика. Проводником был назначен «знаток Кенигсберга» — гвардии капитан Сергеев. Их встретили двое проводников-немцев, которых послал Лаш.
Огонь не прекращался, хотя гитлеровцам было известно о выходе парламентеров. Смельчаки пошли сквозь огонь, зная, что каждая минута, каждый шаг грозят им гибелью.
От здания министерства финансов провинции шестерка отважных, укрываясь от осколков и пуль за развалинами домов, пересекла улицу Книпродештрассе, обогнула здание кирасирской казармы и вышла на Штайндамм. Здесь огонь оказался менее плотным, продвигаться удавалось сравнительно быстро. Их путь лежал к руинам университета.
В руках один из солдат нес белый флаг. Завидев его, многие фашистские группы прекращали огонь. Другие, наоборот, усиливали стрельбу.
Наконец советские воины вступили на Парадеплац. До блиндажа Лаша оставалось несколько десятков метров.
Блиндаж было трудно заметить. Но недаром Сергеев побывал возле него несколько раз, притом в самое различное время.
— Здесь, товарищ подполковник, — указал он на невысокие металлические перила у двух входов. За ним поднималась едва заметная насыпь. Лишь она и выдавала сооружение, укрытое глубоко в земле.
Часовой у входа отдал честь. Яновский ответил и сразу решительно шагнул вниз. Навстречу им спешил уже предупрежденный звонком часового дежурный адъютант Лаша. Вытянувшись у стены, он пропустил советских офицеров и солдат вперед.
Пятеро остались у входа. Яновский пошел дальше. Крутые ступени привели его в глубину подземелья, построенного еще в 1934 году. Миновав длинный ряд комнат и не обращая внимания на гитлеровцев, вскакивавших с мест при его появлении, подполковник проследовал в кабинет начальника кенигсбергского гарнизона.