Страница 20 из 24
Шпагин амулет на шнурочке всегда под рубашкой носил, стеснялся, конечно, что заметят – засмеют, но снять и бросить – это всё равно что товарища предать. И прав был старшина, удача полегоньку улыбаться стала. Ясно, всё это чушь и лапша на уши. Но всё-таки, не будь судьбы, никогда бы ему, салаге сопливому, Водяного не выловить! А как всё случилось – любо-дорого вспомнить. Только участок вверили – Мишка за дело принялся, все подозрительные квартиры обошел, с ненадежным элементом пообщался, воспитательную типа работу провел, а они ржут в глаза, сволочи, и что делать, не ясно! В отделение прибежал, к старшему оперу Поспелову за советом; он мужик-то свойский, невредный, а тут, как назло, занят по уши оказался. Иди, говорит, материалы у меня на столе разбери, в порядок приведи! Мол, если с головой за дело возьмешься, много полезного для себя найдешь. Еще и схохмил: почти музей криминалистики, какие для вас, новичков, в больших городах открывают. И дверью хлопнул. Мишка поначалу обидеться хотел, но потом за работу взялся; захватило его! До самого вечера просидел и на дне ящика потрепанную, заляпанную чернилами фотографию откопал. Тут как раз Поспелов вернулся, на карточку глянул и говорит: «Это Водяной, бывший полицай, много наших угробил, гад! Как мы его искали – и сразу, как город освободили, и потом… Без толку. По слухам, видели его пару раз, но… Потом решили, что вообще из Крыма сбежал или порешил его кто по-тихому. Дело в архив сдали, а карточку оставили на всякий случай». Мишка фотографию к самому носу поднес, вгляделся. Харя будто знакомая. Особенно глаза – мутные, водянистые, и такое чувство, будто сам глядел в них, и недавно… Талантов выдающихся Бог парню не дал, кроме одного – памяти на лица. Любое лицо мог узнать, даже раз увидевши. Правда, от способности такой в жизни проку мало, не в художники же подаваться?..
Зажмурился тогда Мишка, напрягся, аж голова разболелась. Поспелов окликнул: «Ты чего, заболел?» «Точно, заболел, заболел… больная старуха, конечно!» И выпалил:
– Я видел его сегодня! На улице Горького, семь, на первом этаже квартира двухкомнатная, отдельная, всего одна бабка живет. Еще поинтересовался, почему никого не подселяют, а мне ответили, что психбольная она, по закону право имеет на жилье. Тогда пошел проверить, не опасна ли для окружающих; этим шизанутым мало ли что в голову взбредет, а мое дело – порядок охранять! Познакомился; старуха вроде по документам древняя, а ходит уверенно, в черном платье до полу, голова платком замотана, как у монашки, но глаза те самые, водянистые! – Пальцем по карточке постучал.
Поспелов сразу посерьезнел. «Если ничего не путаешь, быть тебе хорошим ментом!»
Как впоследствии оказалось, правильно догадался новичок. Под видом сумасшедшей бабки скрывался Водяной, а настоящую старуху порешил он еще в сорок четвертом, когда немцы уходили. Всё рассчитал: родственников у убогой никаких, да и людей всегда сторонилась, черные закрытые одежды носила, так как сильно верующая была. Подмена прошла как по маслу; и жил бы полицай себе припеваючи, если бы не новенький участковый.
У Мишки аж сердце подпрыгнуло от радости, когда Водяного действительно взяли. Сам начальник отделения милиции товарищ Златов к себе вызвал, похвалил за рвение и наблюдательность. Парень даже размечтался, что жизнь по-другому пойдет, только зря надеялся. На этом дело и кончилось. Завертелись тяжелые будни. И забыл бы Шпагин свои амбиции, если бы не новость о побеге и убийстве Водяного.
Он должен распутать это дело! Во что бы то ни стало должен! Чтобы всем доказать, что годен для серьезной работы. Да, мальчишество, да, попытка с негодными средствами, но он упрямый, если решил чего, ни за что не отступится.
Шпагин горько усмехнулся, смял папиросу, вынул из папки чистый лист и принялся заново торопливо и косноязычно излагать на бумаге обстоятельства дела. Писать не любил он еще со школы, ну не его это, хоть тресни! А начальник к каждому слову придирается, ошибки выискивает и носом тычет, как первоклашку. Он – солдат, страну защищать должен, а не бумагу марать!
«Ничего, всё еще получится! Смотаюсь минут через сорок опрашивать свидетелей по налету на магазин, а там…» Настроение заметно улучшилось, ведь на обратном пути можно «случайно» пройти через лиман и снова (в восьмой раз) осмотреть место преступления. Хоть где-нибудь, но убийца должен был оставить след! Почему? Да просто потому, что ему обязательно должно повезти. Ведь зло должно быть наказано.
Через два с половиной часа после долгого, нудного и бесплодного разговора с бабкой, жившей неподалеку от продмага на Вокзальной, Шпагин зашагал в сторону лимана. Солнце плавило потрескавшийся асфальт, знойный ветер бросал пыль в лицо, на душе было муторно. Не проходило раздражение на горе-свидетельницу, скорее желавшую посплетничать и привлечь к себе внимание, чем помочь следствию. «Черная машина вильнула хвостом и скрылась за углом». Хрень, да и только!
Мишка решил пройти к лиману через кладбище. Почему-то не оставляла уверенность, что преступник шел именно этим маршрутом. Скромные пыльные оградки, старушки в черных платках скорбно хлопочут у родных могил. Узнал одну худенькую, высохшую бабку; она сидела, уставившись на обелиск с красной звездой, неподвижная, как и в предыдущие дни. Прямо старая знакомая! Захотелось поздороваться или просто кивнуть. Шпагин остановился в нерешительности, его тень упала на фото веселого парня в фуражке с якорями. Несчастная мать обернулась, посмотрела мутным, недобрым взглядом.
– Зачем ты здесь? Всё ходишь, а мой в земле лежит! Живой, зря тревожишь мертвых, зря! Шляешься тут каждый день без дела, как та девка беловолосая, что повадилась сюда! У ней здесь тоже никого нет, без толку покойников тревожит! Не к добру!
Молодой человек поперхнулся заготовленным приветствием, кивнул виновато и побрел прочь. «Совсем свихнулась от горя, бедняга! Единственного сына война забрала… Кстати, что за околесицу несла про какую-то блондинку, что приходит на кладбище «просто так»? Ох, не нравится мне это «просто так»!»
Смутное предчувствие долгожданного успеха окрылило, вернуло веру в себя. Конечно! Искать нужно не улики на земле, а человека! Вот в чём соль!
Он оторвал взгляд от затоптанной каменистой тропинки и огляделся, выискивая легкую женскую фигурку. Как назло, никого! Действующее кладбище закончилось, впереди раскинулся поросший колючей травой пустырь; кое-где торчали разбитые каменюки заброшенных караимских надгробий, а впереди – чахлая рощица и мутные, желтые воды лимана.
Оперативник зашел в лесок; но тень от низких, редких деревьев не дает прохлады: кругом бугорки сплошь в колючих зарослях ежевики. Ветки кое-где помяты, поломаны, особенно внизу; видно, ребятишки прибегали полакомиться спелыми черными ягодами. Михаил сорвал несколько штук, попробовал, задумчиво посмотрел под ноги, выискивая какой-нибудь мусор. Чуть правее, у подножия узкой кривой джиды, белел скомканный блокнотный листок. Милиционер наклонился, поднял бумажку; на первый взгляд – вроде чистая, но он глянул на свет. Проступили отпечатки кособоких, встревоженных букв, собравшихся в следующий текст:
…ИМ!
ТЫ… ЭТО …СЧИТЫВАЛ НАЙТИ
НАМ ВСЁ ИЗВЕСТНО, …ТАК С ВОДЯНЫМ!
.., УВИ…Я В …ФЕ НА УГЛУ РЕВ…ИИ И СПИ…НОВА В СРЕ… В 17…
Михаил опешил. Записка явно связана с Водяным, и встреча назначена вполне конкретно, но… весь текст какой-то взбалмошно-детский или, скорее, женский, отдающий дешевым романом. Нет, не мог преступник накатать такую маляву, ни-ког-да! Мишка отчеканил про себя это слово – «никогда». Скорее всего, розыгрыш или детская игра, а что касается места убийства и клички «Водяной», так их мусолит вся Евпатория!
Сердце пронзило острое разочарование. Забавлялись юные пинкертоны, мать их! Даже время назначили!.. И кому это «им» адресована вся эта хрень?
Шпагин выругался, растоптал папиросу, сплюнул с досады, сунул бумажку в карман и свернул к лиману. Огромное мутно-желтое, разогретое солнцем болото. Прошел вперед по кромке метров сто и остановился. А что если убийца приплыл на лодке или пришел вброд (глубина вполне позволяет)? Он до слёз вглядывался в искрящуюся водную гладь, но ничего толком не мог придумать. Вместо ясных мыслей наваливалась сонная, знойная одурь; захотелось присесть – всё-таки с шести утра на ногах. Мишка поправил фуражку, встряхнулся и поплелся назад. Вдруг из рощицы выскользнула молодая женщина в белом платке с пустой хозяйственной сумкой в руке и резво побежала к кладбищу через пустырь. Дремоту как рукой сняло, ноги сами перешли на бег. Вот она, «беловолосая девка», что тревожит мертвяков без дела! Ох, молодец бабка, подсказала!