Что с тобой не так?

Он много врал, но как-то глупо, без логического костяка, без учёта последствий. Он даже не удосужился как-то продолжить этот обман, и на следующий день был грандиозный скандал, его лишили телевизора и заперли дома на неделю. Всё это он описал очень сухо, оставив лишь короткий комментарий «Тупая овца». Следующая длинная запись была посвящена сестре Асе. Естественно, ничего хорошего с девочкой в этот день не случилось.

«Сегодня был праздник, день рождения Аси. Это моя сестра. Двоюродная. Я как-то упоминал о ней, кажется. Или нет. Это неважно. Ася и сама неважная. У неё кривые ноги и глупая улыбка. А ещё меня бесит, что она постоянно ко мне пристаёт со всякой ерундой. То давай погулять сходим, то, давай, я тебе помогу. Всё время ей что-нибудь нужно, доставала. Так вот, к ней должны были прийти её друзья, та еще сборная по идиотскому времяпрепровождению. Как соберутся, всё время ржут в её комнате на всю квартиру. Но больше всего мне не нравится Коля. Николяшка я его называю. Ему почему-то не нравится, но смешно же звучит. Один раз он меня даже ударил, но это ничего, за это он уже расплатился. Потом об этом напишу, сейчас это уже неинтересно. Ася дура, раз он ей нравится. А он ей нравится, я видел как они целовались в её комнате (там в стене между нашими комнатами есть отверстие, оно там появилось, когда рукожопый дядя Валера хотел полку повесить, но не рассчитал расстояние, и в итоге осталась довольно большая дырка, и если отодвинуть с полки несколько книг, то очень хорошо видно то, что происходит в другой комнате). Я иногда смотрю за тем, как она переодевается. Тощая и сиськи маленькие. Я позвонил Коле и спросил его, кто такой Макс. А ещё сказал, что его на день рождения позвала Ася, а я не знаю, кто это, и мне стало интересно, и я решил спросить у него. А Макс всё время трётся вокруг неё, он тупой борец, она не хочет с ним общаться, и он её напрягает (она сама говорила своей подруге по телефону об этом). А Николяшка всегда злится, когда этот Макс где-то неподалёку от Аси. Какие же они все тупые. Ну и Коля не пришёл на день рождения, а тётя успокаивала Аську полчаса в комнате, потому что тот грубо ответил ей по телефону, а потом совсем не брал трубку. Все гости были невесёлые, и, слава Богу, сидели тихо и быстро разошлись. А я съел почти половину торта, потому что никто почему-то не хотел»

Наверно, это невыносимо жить в мире полных идиотов и беспросветных тупиц. Хотя что-то мне подсказывало, что мир Стас видел несколько искажённо, и его окружение было, мягко говоря, не совсем уж таким никчёмным. Я посмотрел на часы и понял, что пора выходить из дома, чтобы успеть к утренней планёрке. Я решил оставить тетрадь дома, моё увлечение казалось чрезмерным. Работа сама себя не сделает, нужно вернуться в строй. Я допил кофе, завёл машину и пошёл обуваться.

***

В офис я зашёл в приподнятом настроении. Любое событие в жизни, вызвавшее существенный интерес, держит тебя в возбуждении. Однако такое напряжение для организма может сказываться довольно плачевно, и потому организм сам себя стабилизирует. Ну как организм. Наш мозг. Он за всё отвечает. Мы и марионетки нашего мозга, и, одновременно с этим, мы и есть наш мозг. Презабавнейшая ситуация. Словом, я успокоился. Как будто открыли клапан и снизили давление. Мозг снова ясно соображал, если я, конечно, могу так выразиться. Просто доминировать стала другая его область. Или, как говорят учёные, сменилась доминанта. Я бодро шагал в свой кабинет, улыбаясь встречаемым по пути коллегам. Они тоже улыбались мне в ответ. Спасибо, зеркальным нейронам. Кажется, знания из пары научных статей о мозге наконец-то получили власть и теперь верховодили. Наш мозг ужасно сложная штука и при этом до безумия интересная. Пожалуй, я бы хотел стать нейробиологом. У меня ещё довольно много времени впереди, по крайне мере, я очень надеюсь на это, возможно, я смогу сменить кардинально сферу своей деятельности. Но пока это всего лишь мечты. Пару лет назад я мечтал стать физиком-ядерщиком, и что-то не вижу себя корпящим над кандидатской по синтезу лёгких ядер. В общем, Остапа понесло по незакрытому гештальту «буду кандидатом наук». Боковым зрением я зацепил что-то, что заставило меня остановиться. Повернув голову, я понял, что это была Анжела. Через открытую в её кабинет дверь я видел, как она разбирала бумаги на своём столе, стоя вполоборота ко мне. Я тихонько подошёл к проёму.

–Привет.

Анжела вздрогнула и повернулась.

–Нельзя так подкрадываться! Привет.

На её лице была растерянная улыбка. Я видел, что она смущена и вместе с тем рада меня видеть.

–Как ты? – спросил я как можно мягче.

–Всё в порядке, – ответила она, – как видишь, уже готова приступить к работе.

–Вижу, – улыбнулся я, – ты уверена, что готова? Насколько я знаю, шеф не торопит тебя с возращением. Мы справляемся.

–Знаю. Но я в порядке, правда.

В подтверждение своих слов она выпрямилась и победно оскалилась. Я был очень рад видеть её такой. Особенно после того вечного «не знаю». Я чувствовал наигранность в её словах и позе. Но и прежнего флёра забитого мышонка не ощущалось. Это уже внушало веру в то, что ей действительно лучше.

–Ты сильная, – одобрительно покачал я головой, – если понадобится какая-нибудь помощь, ты знаешь, где меня найти.

–Конечно.

Я уже почти вышел из кабинета, как почувствовал, что волна возбуждения снова накрывает меня. Стоя в дверях, я повернулся.

–Анжела, скажи, твой муж был хорошим человеком?

Девушка недоумённо смотрела на меня. Нельзя было не заметить её озадаченного вида.

–Да, – через минуту ответила Анжела, – он был… хорошим.

–Он не обижал тебя?

–Ну… у всех бывают трудные времена.

Другого ответа я не ждал. Продолжать было бы жестоко по отношению к ней и её чувствам.

–Прости пожалуйста, я надеюсь, что не обидел тебя своим наглым любопытством.

–Всё в порядке, – она изобразила улыбку.

Мне было дико стыдно. Но и не спросить я не мог. Опустив глаза, я поспешил выйти.

Рабочий процесс шёл на удивление продуктивно и ударными темпами. Я разобрал всю почту, ответил на письма недельной давности. Ну те самые письма, ответ на которые не предполагает дедлайна, а задачи, в них содержащиеся, слишком бессмысленные при тех энергозатратах, которых они требуют. Но я всё-таки нашёл в себе силы разобраться в них и даже оптимизировать их исполнение. От количества выполненных к обеду задач мой мозг щедро наградил меня порцией дофамина, и потому чувствовал я себя царём мира. Этого многоэтажного, похожего на гигантский муравейник, мира. Я совершенно позабыл и о дневнике, и о странном Стасе, и об Анжеле, с которой я, конечно же, столкнулся в коридоре по пути на обед. Мы перекинулись растерянными улыбками и, отведя взгляды в разные стороны, изучая стены офиса так, будто это не обычные стены, а произведения искусства, дошли до комнаты отдыха. Народу было немного, так как большинство предпочитало спускаться на первый этаж в столовую. Чайник уже вовсю кипятился, в воздухе пахло разогретым мясом и пюре, негромкие разговоры сливались в единый поток фонового гудения. Всё это создавало довольно уютную атмосферу. Я налил себе кипяток в кружку, где его появления уже заждался пакетик с «эрл греем», и уселся на угол стола. Я надеялся избежать разговоров. Говорить о работе я не хотел, о чём-то ещё тем более. Поэтому, прикинувшись шлангом, я спокойно наслаждался уединением со своими мыслями. Боковым зрением я наблюдал за Анжелой. Она больше не казалась мне потерянной и странной. На её лице была милая улыбка, с которой она ловко разливала оставшийся кипяток по кружкам сотрудников, прозевавших первую раздачу. Мне казалось, она чувствовала себя весьма комфортно, в её глазах не было печали. Я думал о том, как она преобразилась с того дня, когда я был у неё дома. Это и радовало, и вызывало много вопросов.

Анжела же на меня совсем не смотрела и ничего не спрашивала. С другой стороны, о чём она должна была меня спрашивать. Она, в отличии от меня, не придавала никакого значения моей находке в столе. Плавно мои мысли опять устремились к загадочной личности Стаса. Интересно, что может заставить ребёнка стать таким злым и жестоким по отношению к своим близким. Или это некая врождённая особенность, генетически заданная. Он ничего не говорил о своём детстве до смерти матери. Ни о том, как он жил, ни об отношениях с ней. Казалось, он вообще не скорбел. Хотя я, кажется, уже понял, что каждый имеет право переживать боль по-своему, и совершенно не обязательно говорить об этом, показывать это. Неужели ненависть к Анжеле была обусловлена его перманентной ненавистью ко всем. Но появление сестры и тётки никак не зависело от него, тогда как женитьба, надо полагать, стала его личным выбором. Зачем было жениться на человеке, которого ненавидишь? Зачем этот мазохизм? Впрочем, возможно, Анжела совершила некий проступок, который он ей не смог простить. Но опять же, почему было просто не развестись? От недостатка фактов в моей голове выстраивались всё более странные и бессмысленные гипотезы. Я постарался отвлечься и, вопреки недавнему желанию помолчать, повернулся к сидящему рядом со мной коллеге.