Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 20

Но так умел только один человек на свете!» – подумала она.

В сердце Надежды затеплилось волнующее, искреннее чувство благодарности к любимому поэту за эти чудесные строки и за всё его творчество. Она смотрела в окно на хороводы берёзок, так любовно воспетые им, и под стук колёс, как обычно в дороге, мысленно читала его стихи.

Александра вспоминала, как жила в одном номере с Юлькой, ночуя на коротеньком раскладном диванчике. Потом ей выделили отдельный – такой же, как у новой знакомой – небольшой, но с зеркалами, с удобствами и с шифоньером, полным блестящих тряпок. Охранник, доставивший её в номер, наблюдал за тем, как новенькая осматривается.

– Нравытся? – спросил он.

– Ничего, – ответила девушка.

Кивнув, он вышел и запер за собой дверь на ключ, чему она уже не удивилась.

На туалетном столике в её новом жилище стояла шкатулка с бижутерией, аккуратным рядком выстроились баночки, тюбики и флаконы. На специальных подставках красовались парики из волос разной длины и цвета. Александра обратила внимание на то, что все флаконы были наполовину пустыми.

«Кто-то, значит, ими пользовался раньше, – заключила она. Открыла баночку с кремом – та была полна лишь на четверть, – кто-то здесь раньше жил».

Каждый день по утрам с девушками занималась Эльза проводила уроки танцев. Это была женщина на вид лет около сорока, с холёным лицом, резкая и нетерпимая, но отходчивая и совсем не злобная. Особое внимание уделяла новеньким. Она учила девчонок не только танцевальным движениям, но и «правильным» манерам общения с посетителями и с хозяевами, давала дельные советы по разным жизненным вопросам. Иногда Александре казалось, что Эльза сочувствует своим подопечным, их положению. Но порой наставница была откровенно жёсткой, даже грубой.

– Ну что ты, как будто оловянная! – кричала как-то раз наставница на Сашу. – Ну как можно тебя научить, ты же не гнёшься совсем! Как линейка, прямая! Или коряга засохшая! Чувственнее надо, чувственнее! Руками дорабатывай! И кокетливее, заманчивее! Ну? Глазками допевай! Соблазняй зрителя! Игриво смотри!.. А-а, корова неуклюжая!

– Я же стараюсь, – оправдывалась Александра, чуть не плача.

– Оно и видно! Гибкая, как палка! Где только делают таких! Сколько с тобой занимаюсь уже, и всё одно и то же! Пшла отсюда! – злилась Эльза.

– Плохо, да? А клыентам нравытса, – озадаченно произнёс подошедший Мехмед, – прыватный таныц просат много…

– А! Понимают они! Им бы только на голые сиськи смотреть… Надо же не просто… тряпки с себя сбрасывать! Это стрипти-из! Тоже иску-усство! А-а! – дама махнула рукой. – Кому я говорю! Набираете кого попало, а я – учи их!

– Элза, ну гдэ жи я тыбе эти… балырыны возму… Балшого тыатра…

– Ну, ты скажешь, Мехмед! – засмеялась Эльза. – Где уж нам… из Большого! Хоть бы после захудалого училища какого-нибудь! А эти – просто так! Сами где-то азов понахватаются… на каких-нибудь двухнедельных курсах… в сельском доме культуры… а то и вовсе ничего! Оголяться каждая дура может! Танцовщицы, блин… недоделанные…

Александре дали новое, как сказала Эльза, «сценическое» имя – Маша, и приказали представляться посетителям именно так. Да и в самом клубе её иначе теперь не называли. Постепенно Александра-Маша втянулась. Выступала вместе с другими девушками на подиуме, иногда ей заказывали приватные танцы. Денег сначала совсем не платили – как сказал Мехмед, надо было «работать долг». Но посетители давали щердрые чаевые. Девушкам разрешали покупать золотые украшения и одежду – торговец приезжал раз в месяц.

– Сашка-Машка, ты деньги в номере не оставляй! – учила подругу Юля. – У нас тут иногда обыски устраивают. Могут забрать! Да и уборщица – тётка наглая, – предупредила она, увидев, как Саша прячет в складках костюма чаевые, подаренные щедрым посетителем.



– А как же быть?

– В лифчик прячь. Не в тот, что от костюма, а в свой. Выбери под цвет. И носи всегда. Изловчись уж как-нибудь, – проинструктировала девушка. – Я так подшиваю каждый раз… на живульку. В прачечную только танцевальные костюмы возят, наши вещи не берут. Или в номере щёлку какую-нибудь найди. А ещё можно маме отправить. Мехмеда попроси, он сделает. У тебя же есть мама?

– Есть. Спасибо, Юлька! – обрадовалась Александра.

И действительно, Мехмед с готовностью согласился переслать деньги Сашиной маме, записал адрес в специальную тетрадь. А иногда даже разрешал звонить домой. Правда, говорить позволялось лишь в его присутствии, и «толко хорошо».

Месяц Александра танцевала на подиуме, и больше от неё ничего не требовали. Но однажды в ресторане появился новый посетитель: высокий, представительного вида турок заказал ей приватный танец.

– Особий клыент. Надо хорошо! – напутствовал Мехмед. – Поныла?

– Ну ладно, постараюсь в лучшем виде, – привычно ответила девушка, не заподозрив ничего дурного.

Почему-то на этот раз исполнять приватный танец предстояло не в одном из тех помещений, которые открывались прямо в общий зал, а в «специальном», как его назвал хозяин, номере. «Любезные» служители заведения проводили Сашу с посетителем через подвальный коридор, красиво оформленный светильниками и аромалампами, сквозь замаскированные под платяные шкафы двери. Тогда она ещё не знала, что этот проход ведёт в здание на противоположной стороне улицы. Девушка не сразу поняла, что всё это значит, хотя Эльза давала по такому поводу особые инструкции.

Служители завели Александру со спутником в шикарно оформленный номер с небольшой возвышающейся площадкой и шестом. Как выяснилось позже, таких здесь было несколько. Изящный низкий столик изобиловал изысканными угощениями, вокруг него на застеленном ковром полу лежали бархатные подушки. В смежной комнате виднелась широкая кровать с прозрачным балдахином. Один из служителей включил музыку и удалился. Девушка приступила к танцу. Но, едва она успела сделать несколько движений, посетитель подошёл к ней вплотную и буквально набросился, не скрывая своих намерений.

– О, Машя… Машя, – мужчина дышал Саше в ухо, крепко прижимая к себе и пытаясь сорвать с неё одежду.

– Ой, вы… вы что? – она забилась в его цепких руках, пытаясь освободиться. Сопротивляясь неожиданному натиску, ударила клиента по лицу. Кричала, звала на помощь, но появился Арслан, основной обязанностью которого было укрощение непокорных танцовщиц, вывел её из номера и несколько раз больно заехал кулаком в живот, приговаривая: «Нада послушна!» Потом приказал «дэлать радостный лыцо» и вернуться к клиенту, а то «будыт савсэм плохо». Такое своеобразное «внушение» от Арслана проходила каждая пленница, и не один раз.

Позже Саша узнала, что пресловутый подвальный коридор называли «золотым». И правда, играющие в полумраке блики свечей в резных нишах как будто осыпали стены и потолок мерцающим золотом.

Через несколько дней Александру перевели жить в другое здание, а «приватные танцы» с подобающим продолжением она стала исполнять регулярно – два-три раза в неделю.

Слезы, страх, боль, стыд, унижение отныне были постоянными её спутниками. Отходила от пережитого насилия долго и мучительно, страдая не только физически, но и духовно. Стараясь скрыть своё настроение от окружающих, замыкалась в себе, тщательно замазывала следы побоев, если они оставались: в основном Арслан «работал» аккуратно, чем очень гордился.

Саша понимала, что и другие обитательницы заведения переживают нечто подобное – в глазах многих из них то и дело видела отражение собственной боли, иногда замечала замаскированные от публики синяки на лицах и телах, несмотря на «аккуратную воспитательную работу» Арслана. Девушки не делились друг с другом обидами – здесь это было не принято… да и некогда.

8

С.А. Есенин – «Мелколесье. Степь и дали…» (1925 г.)