Страница 33 из 70
Наконец я совершенно выдохлась. Танюша смотрела с поддержкой и сочувствием.
«Я понял, — внезапно послышалось от Мея. — Твоя черная химера — жесткая доминанта. Она не выпускает остальные сущности и не позволяет им контролировать обращение».
«И что же делать?» — растерялась я.
«Пока не знаю, мне надо подумать».
Мей несколько раз сменил ипостаси и вдруг превратился в некоего гибрида. Огромные крылья и голова лельдиса сочетались с мохнатым телом сфинкса.
«Это моя обычная и любимая форма. Соединение обеих ипостасей в целое. Но у меня они словно бы равные. У тебя же одна значительно сильнее. Пока побегаем в теле оборотней. Потом попробуем все заново».
И Мей сиганул в лесную чащу — так быстро, что мы и ахнуть не успели. Мы с Таней торопливо последовали за тренером. Вначале казалось, что будет сложно. Как быстро бежать, если ты голая, лапы не защищает надежная обувь, тело можно расцарапать сучьями, не говоря уже о колючках и прочих «радостях».
Но стоило попытаться нагнать Мея, как сомнения и опасения забылись абсолютно. Я неслась, не чувствуя жесткости гравия, не ощущая острых стеблей трав и совершенно не замечая сучьев. Непробиваемая шкура химеры действовала получше металлических доспехов.
Меня охватило странное ощущение. Свобода — полная, безбрежная и безоговорочная — лилась по венам вместе с кровью. Я ни от кого больше не зависела, не думала об условностях и проблемах. Остались лишь я и наше движение. Танюша лихо трусила неподалеку.
Мы неслись сквозь чашу с огромной скоростью. Деревья сливались в зеленые полотнища, расчерченные коричневыми полосками веток и более темными, широкими — стволов, травы стелились ковром под лапами… Нос щекотали сильные запахи. Я постепенно начала различать их. Хвоя пахла вовсе не одинаково. Где-то, сильно прогретая солнцем, она источала суховатые нотки. Где-то, наполненная утренней росой, напоминала о свежей листве и море. Я чувствовала, где пробегали звери, и даже начала распознавать их по нюху.
Слабо, но терпко пахла лисичка. Она шуршала где-то в кустиках, видимо, пряталась от нас в норку. Гораздо сильнее фонил барсучок. Я даже заметила полосатый хвостик. Белочка пахла грибами, орешками, немного шерстью и чуть-чуть ягодами. Она ловко запрыгнула на ствол сосны и за минуту скрылась в густой кроне.
Окружающий мир изменился до неузнаваемости. Краски рассыпались мириадами оттенков. Не стали ярче, но стали интересней. Слух обострился до какого-то предела. Я улавливала легкое шуршание трав, когда по ним пробирались кузнечики. А их стрекотание просто оглушало. Птицы словно обзавелись микрофонами, лесные зверушки — громкоговорителями.
Мей оглядывался и улыбался. Не знаю как, но я понимала. Танюше все больше прогулка нравилась. Она летела, радостно пофыркивала и бежала за оборотнем все уверенней.
Внезапно меня словно сетью накрыли: невидимые нити сковали лапы, тело уперлось в прозрачную преграду. Я попыталась позвать на помощь, но даже шепнуть не получалось. Звуки гасились в плотной субстанции. Дышать она мне совсем не мешала, а вот рычанию и стонам препятствовала. И я завопила по магической рации. Мей сразу бросился ко мне и Танюшке.
Дочка билась в невидимой сети. Оборотень принялся лупить по ней лапами, пустил в дело клыки и когти. Но у него ничего не выходило. Мей зарычал в глухом отчаянии и внезапно изрыгнул аурное пламя. Ого! Он тоже это умеет? Вот что значит гибридный оборотень! Неведомая зверюшка из лаборатории.
Насколько я знала из информационного поля, аурное пламя подвластно только химерам, еще первородным и всяким там помесям.
Танюшка смекнула и повторила за Меем. Выбралась из сети и тут же подпрыгнула, пытаясь достать до меня лапами. Но в эту минуту меня поддернули вверх еще сильнее — и я очутилась высоко над кронами.
Крылатый лев воспарил следом. Танюша что-то рычала и кричала.
Последнее, что я услышала:
«Мама… ну где же ты?»
«Рина, где ты? Я тебя не вижу!»
Похоже, меня спрятали под заклятьем невидимости. Я видела Мея неподалеку, он же только ошарашенно оглядывался и смотрел так, будто я стеклянная. Сердце барабанило неровно и часто. Я не понимала, что происходит, но чувствовала — случилось нечто нехорошее. То, о чем намекал Ковалль, прося звать на помощь, сообщать о неприятностях.
Меня все дальше уносили от Мея над плотным паласом из сосновых крон. Никто меня не видел и не слышал. И я сосредоточилась на первородном. Представила его лицо: суровое и красивое, мужественное и немного несчастное… С печатью пережитых потерь и горестей…
Ну же, Ковалль, прошу тебя, почувствуй! Мне не на кого больше теперь рассчитывать! Ты должен, должен меня услышать!