Плаха да колокола

Глуша мотор, Турин на ходу выскочил из машины, устоял на ногах и, не помня себя, понёсся к злосчастному переулку. До него было метров пять. Ковригин старался не отставать. Когда они были уже у цели, из переулка выбежал Странников, отчаянно размахивающий руками. Он пронёсся мимо, словно их не заметил. Следом неслась толпа, готовая разорвать в клочья любого.

Турин, выхватив наган, выстрелил несколько раз вверх. Толпа рассыпалась. Остался громоздкий мужчина. Сжимая обеими руками палку, он молча надвигался на начальника губрозыска. Турин снова выстрелил вверх и крикнул:

– Стоять всем! – обернулся к Ковригину: – Ну, Ангел, кажись, пришла твоя пора.

– Я здесь, Василий Евлампиевич, – попробовал тот его загородить, доставая револьвер.

– Не то, – отстранил его рукой Турин. – Спасай секретаря.

– Как спасать? – удивился Ковригин.

– Ты за рулём той машины был. Понял?

– Понял, Василий Евлампиевич, понял, – начал тот соображать.

– Увози его отсюда на моей машине, самосуда я не допущу. Разберусь сам. – Он поднял руку и громко произнёс: – Кто пострадавший? Я начальник уголовного розыска!

– Там! – махнул назад азиат палкой. – Там мой мальчик! Его машина сбила! А этот убежать хотел.

– Никто не убежит! Разберёмся! – шагнул вперёд Турин, не выпуская оружия. – Давай назад! Веди к ребенку, может, жив, – а Ковригину шепнул: – Дуй до милиции, да привези наших ребят из отдела.

Историю с аварией можно было замять сразу, но мальчик скончался, до больницы не довезли.

Вёз его сам Турин вместе с плачущим отцом на новенькой машине, которой так и не удалось догнать Странникова. До прибытия Ковригина с бойцами Турин урегулировал конфликт, если не считать плачущих женщин в чёрных накидках у ободранных, без единого деревца глиняных землянок, где и произошла трагедия. Ковригин упал в ноги отцу, тот молча пнул его ногой, и Турин скомандовал, чтобы шофёр поблизости не мельтешил. Фамилия секретаря губкома нигде и никем не произносилась.

А потом перед Опущенниковым, метавшим гром и молнии, Турин маячил, вытянувшись струной и поедая его глазами, а Ковригин понуро мучился над листом с объяснениями. Они ему никак не давались.

– Турин! – взвизгнул, потеряв терпение, бегавший по кабинету из угла в угол Опущенников. – Ты бы хоть подсказал своему олуху, как писать нужно. Сумел человека угробить, умей и ответ держать.

– Одну минутку, товарищ начальник, – подсел Турин к Ковригину. – Ну, чего у тебя не катит?

– Да не получается ничего! – бросил ручку тот. – Никогда не писал этих объяснений. С чего начинать, чем заканчивать?

– Спокойнее, чудак, – подтолкнул его плечом Турин. – Нет ничего проще. Слушай внимательно и строчи, а я диктовать буду.

– Они у тебя все такие оболтусы! – ругался Опущенников. – Набрал архаровцев! Этот чем занимался?

– Ездил, вы хотели спросить?

– Ну ездил, чёрт его подери!

– Значился охранником ответственного секретаря губкома, – Турин со значением взглянул на Опущенникова и добавил: – После того нападения на Иорина, если не забыли, считается также личным водителем Странникова.

– По приказу?

– Вы подписывали.

– Не помню. Всё у нас как-то в спешке… Иорин как?

– Жив-здоров.

– А те?..

– Как и положено, – развёл руки в стороны начальник губрозыска. – Все три бандита в земле сырой. По заслугам и в соответствии с законом.

– Хм, – подпёр кулаком нос Опущенников и дёрнул себя за ухо.

– Да не терзайте вы себе мозги, Ефим Петрович. – Турин привстал, закончив диктовать. – Тем более уезжая. Персючонок сам виноват, на перекрёсток вылетел, удирая от папаши, который его на рынок спозаранку гнал, вот и угодил под колёса. У шофёра и мгновения не было, чтобы затормозить. Пацанов нарожали инородцы, присмотра никакого, они же как кошки носятся туда-сюда. Потерпевший претензий не имеет. С отцом я вопросы все решил.

– Решил?

– Понятливый мужик. Мы в отделе собрали гроши, оказали материальную помощь родственникам. Довольны. На похороны выделил милицейский оркестр.

– Я ещё тебя не назначил исполняющим, – прищурился Опущенников. – Никак не дождёшься, когда укачу?

– Извиняюсь, за вас распорядился. Покойники не ждут.

– С оркестром переборщил.

– Уберём. Пришлю гражданских.

– Он мусульманин, говоришь?

– Персюк.

– Там музыка совсем не желательна. Они его в покрывало, и бегом, чтобы до заката солнца успеть земле предать.

– Точно! Как же я обмишурился! – хлопнул себя по лбу Турин. – Закрутился совсем. Ну да ничего, подскажу Сунцову, он всё исправит.

– Сунцову?

– Второй день там дежурит на всякий случай.

– Китаец, что ли?

– Ну да, Ван-Сун. Он за своего уже в губкоме. Быстро в образ вжился, паршивец.

– Что докладывает про аварию?

– А ничего. Обстановка нормальная. С недовольными работа проведена. На советскую милицию обид нет. Со спокойной душой можете уезжать, Ефим Петрович.

– Писать жалобы потом начнут. Это сейчас они тише воды ниже травы. Некстати всё это. Ох, некстати!

– Примем соответствующие меры. До вас эти жалобы не докатятся.

– Турин! – Опущенников хлопнул ладонью по столу. – Гляжу я на тебя – на все вопросы готов ответ. Или ты горбатого лепишь с кондачка?

– В розыске волокита вредна, товарищ начальник.

– Чего?

– Дураков не люблю, – тихо буркнул Турин.

– Я в столицу собираюсь, о чём тебе хорошо известно, придётся обстановку докладывать? Этот случай очень меня беспокоит.

– Всё обойдётся, а вас с повышением, Ефим Петрович.

– Не известно ничего. В какую-нибудь тьмутаракань ушлют…

– У вас заслуги такие, что не посмеют.

– Я ему про Фому, а он про Ерёму! Происшествие с мальчишкой всех на уши поставит!

– Да им наверху до этого, что ли? Тем более, повторяю, официально установлено прокуратурой, что имел место несчастный случай. Прокурор Арёл и постановление отписал по этому поводу.

– Мне бы бумагу.

– Я сейчас пошлю своих. Принесут.

– Познакомился с прокурором-то поближе? Как он тебе?

– Требовательный.

– А мне что-то не показался.

– Он на всех поначалу нагонял страх. А потом ничего.

– Да ты успел подружиться с ним?

– На убийство выезжали вместе, а там быстро человека познаёшь.

– Ну-ну. Значит, постановление добудешь?

– Считайте, у вас в кармане, Ефим Петрович.

– Так… – задумался Опущенников и кивнул на Ковригина, – что с этим делать? Его же наказывать надо, мальчишку-то сгубил?

– А гоните его к чёртовой матери! Что он тут вообще ошивается? – с беззаботным видом выпалил Турин. – Он за Странниковым значится, пусть тот и кумекает.

– Сам приказ подпишешь, – ухватился за последнюю фразу тот. – Я сегодня отбываю, исполнение обязанностей возлагаю на тебя, тебе и отписываться за всё.

– Понял! – вытянулся Турин. – Василия Петровича вы сами известите об отъезде или?..

– Уже согласовал.

– Тогда попозже я позвоню сам Странникову насчёт Ковригина?

– Ты бы лучше сбегал сейчас, Василий Евлампиевич, пока я здесь. Если что не так, найдёшь меня дома, поезд вечером отходит.

– Есть, товарищ начальник.

– Ну с Богом! – махнул рукой Опущенников куда-то в пол без интереса в лице.

Они скучно обнялись.

Не прошло и получаса, как Турин постучался в дверь приёмной секретаря губкома.

– Василий Петрович вас ждёт, проходите, – открыла ему дверь кабинета секретарша. Однако, шагнув внутрь, Турин оказался в пустом помещении.

– Отлучился. Бывает, – не смутилась секретарша. – Значит, кто-то вас опередил, но он велел ждать Может, хотите чаю?

Турин отказался, а секретарша быстро ушла, так как совсем близко ему почудились тихий женский голос и смех.

«Такого ещё не бывало, – задумался Турин, – этим поступком Странников после всего случившегося даёт понять, что полностью мне доверяет. А я бы скрыл от него тайную комнату, если б она имелась?..» Домыслить он не успел, неслышно отворилась незаметная дверца за креслом ответственного секретаря, и он, пригибая голову, без смущения и неловкости предстал перед начальником губрозыска. Они уже несколько раз переговаривались по телефону с утра по поводу отъезда Опущенникова, но эти короткие, мелкие фразы, похожие на намёки, объясняющего конца не имели, а Турин жаждал большого, ясного разговора, рассчитывая, что Странников всё же не забудет добра и своих обещаний. На всякий случай он тоже пришёл не с пустыми руками – заготовил предложение о выселении семьи погибшего ребёнка на Восток, поближе к Узбекистану, убрал другие шероховатости автоаварии, подчистив так, что комар носа не подточит. Были у него и другие задумки, с которыми он не спешил, но помнил и перебирал в мыслях, пока бежал в губком.