Страница 4 из 832
― Что в вагоне, диспетчер?
― Ручные гранаты. С утренним составом должны уйти.
Полковник весело присвистнул и потребовал:
― Освети-ка его еще раз, старшина.
Опять был распростертый Вица.
― Кто его знает? ― спросил подполковник.
― На нашем рынке ошивался. Кусочник. Кличка Вица, ― спокойно ответил Сергей. Он уже отдышался и был ровен, невозмутим и полон достоинства.
― Хотел бы я знать, зачем кусочнику гранаты, ― подполковник сел на корточки и стал рассматривать Вицу.
― А может, что им нужно было, вовсе и не в этом вагоне... ― задумчиво произнес Саша.
― Отвлекающий маневр? ― подполковник тут же встал. ― Диспетчер, что может представлять интерес для грабителей?
― На шестом пути десять ящиков со швейцарскими часами.
― Пошли, ― приказал подполковник, и все торопливо зашагали, спотыкаясь о рельсы. Вагон на шестом пути встретил их распахнутыми дверями.
― Ну, Сашок, ты похлестче любого милиционера! ― весело удивился Сергей.
― Я офицер-десантник, Сергей, ― серьезно ответил Саша.
― Позавчера двадцать мешков риса, а сегодня часы... ― рассеянно констатировал старшина.
― Вам было приказано усилить охрану, ― холодно напомнил подполковник. Старшина удрученно развел руками:
― Да усилили, усилили! Два дополнительных поста. А на большее людей нет.
― Может, ты к ним на временную работенку определишься? ― насмешливо предложил Саше Сергей.
― Старшина! ― вдруг взревел подполковник. ― Почему посторонние в запретной зоне? Убрать немедленно!
Взревел и старшина:
― Хрисанов! Проводить посторонних граждан!
Солдатик махнул рукой Сергею, Саше и Алику и пригласил:
― Пошли, что ли?
В Амбулаторном их ждали Петро и Миша.
― Ну, что там? ― поинтересовался Петро.
― Человека убили, ― ответил Алик с горечью и болью.
Все субботнее утро Саша бесцельно бродил по пустырям ― прогуливался. Посматривал, поплевывал, посвистывал до часу дня, а потом неспешно направился к школе, в которой учился Алик.
Он сидел на лавочке в школьном палисаднике и ждал, когда в 145-й школе прозвенит последний звонок. Он зазвенел наконец, и его тут же сопроводил глухой могучий рев сотен здоровых детских и юношеских глоток. Звонок скоро затих, а рев ― нет. Он стал пронзительнее и громче, потому что двери школы распахнулись, и орда пацанов, не прекращающих орать, вырвалась на долгожданную волю. Старшеклассники выходили степенней, беседуя и прощаясь. Вот уже и нет никого. Наконец появился еще один последний, видимо, большой школьный начальник, так как вышел он вместе с учительницей и степенно беседовал с ней на равных.
― Паренек! ― обратился к нему Саша. ― Не скажешь, куда десятый провалился?
― Извините, ― вежливо попросил прощения у учительницы большой начальник и только после этого подробно объяснил Саше:
― У десятиклассников сегодня вместо физкультуры и военного дела футбольный матч с госпиталем на поле МТЭИ. Здесь недалеко, через пустырь и...
― Спасибо, знаю, ― невоспитанно прервал его Саша. И, поднявшись, зашагал к пустырю.
Школьный рев после отвального звонка по сравнению с тем, что он услышал, проходя к футбольному полю, был просто детским писком.
Вот это был футбол! Раненые с мелкими телесными дефектами сражались на поле, как львы. Раненые с существенными телесными дефектами, окружившие футбольное расталище, оглушительно болели. То был несдерживаемый восторг молодости, уверенной теперь в своей нескончаемости.
Раздвигая полосатые пижамные спины, Саша прорвался к кромке поля, уселся у полустертой меловой черты и глянул на футболистов. Нет, и десятиклассники были не подарок в своем стремлении доказать, что они настоящие мужчины. Нашла коса на камень.
Саша отыскал на поле Алика. Сделать это было нетрудно: Алик был лучшим. Легкий, координированный, быстрый, он непринужденно работал с мячом и, прекрасно видя игру, умело и точно распасовывал. От желания играть рядом с ним Саша страстно засопел и спросил у соседа с костылем:
― Какой счет?
― Два-два! ― ответил тот, не отрывая взгляда от поля.
― Осталось сколько?
― Десять минут! ― злобно проорал сосед, потому что видел, как Алик, набрав скорость, приближался к линии штрафной. ― Да прикройте же его!
Но то был бесполезный крик. Обыграв в штрафной троих, Алик, падая, со штыка пустил мяч мимо выбегавшего вратаря. Тогда, забивая гол, не впадали в замысловато экстатическое ликование. Хмуро глядя в землю, Алик солидной трусцой направился к центру. Но до конца матча еще оставалось время, и легкораненые бойцы ринулись в последний бой. Мяч уже уходил с половины поля десятиклассников. И когда до конца осталась одна минута, свершилось: пас, второй, навес во вратарскую, и громадный мужик с перевязанной рукой послал головой мяч в сетку. Через несколько секунд судья в гипсовом корсете длинным свистком определил конец игры.
Волна пижам захлестнула футбольное поле, подхватила богатыря, спасшего солдатскую честь, и с яростным "ура!" понесла его, как знамя.
Мимо Саши шла понурая цепочка потных и недовольных десятиклассников.
― Алик! ― позвал Саша. Алик обернулся, узнал, заулыбался приветливо:
― Саша, ты меня ждешь?
― Кончилась трудовая неделя? Пошли домой.
Они пошли. Саша грустно сказал:
― Все-таки жалко, что теперь девчонки отдельно учатся.
― А зачем тебе девчонки?
― Влюбиться хочу, Алька!
― В школьницу?
― Почему в школьницу? В кого-нибудь. Чтобы сердце обмирало при ее виде, чтобы я на свидания с букетами ходил! ― И закончил неожиданно: Неспокойно мне, муторно, Алик.
― Это от безделья, ― безоговорочно решил Алик.
― Еще что скажешь? ― поинтересовался Саша.
― А что мне говорить? Тебе Сергей Васильевич все сказал. И если ты немедленно, с завтрашнего дня не займешься каким-нибудь делом, все будет так, как он предсказал.
Саша послушал, подмигнул хитрым левым глазом и снисходительно поведал Алику:
― Мое дело сейчас ― в тихом поле лежать и слушать, как птицы поют.
― Так сделай хоть это!
― Далеко до поля-то! На электричке ехать надо.
― Лень?
― Ага.
― Так нельзя. Саша...
― Алик, все! ― предостерегающе перебил его Саша и направился к школьному двору. Алик шел за ним. Они пересекли пустырь.
― Чей это сарай? ― спросил Саша, кивнув в сторону полуразрушенного каменного строения.
― Ничей. Раньше здесь трансформаторная будка была.
― А что здесь грузовики делают? ― Саша рассматривал отчетливый след автомобильных колес.
― Развернулся какой-нибудь случайный.
― Ну и черт с ним. Что делать будем?
― Саша... ― опять строго начал Алик, но Саша опять перебил его:
― Ничего не говори, ладно? Лучше стихи почитай.
― Хорошо, ― согласился Алик. Подумал немного, и:
Мы разучились нищим подавать.
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать весну и в лавках покупать
За медный мусор золото лимонов.
Случайно к нам заходят корабли.
И рельсы груз проносят по привычке.
Пересчитай людей моей земли,
И сколько мертвых станет в перекличке!
Но всем торжественно пренебрежем!
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.
Помолчали. Потом Саша остановился, положил Алику руки на плечи.
― Я не сломан, Алик.
Был мутный рассвет в тихих переулках. Покойно было, безлюдно. Саша гулял в эту пору. Он миновал школьный двор, вышел на пустырь и, фланируя, направился к бывшей трансформаторной будке. У раздрызганного проема, в котором когда-то, видимо, существовала дверь, он остановился, закурил, старательно закрывая спиной спичечный огонек от возможного ветра, и одновременно осмотрелся вокруг. Никого не было. Он проник в будку.
Запустение и грязь. Битый кирпич, битое стекло, ржавая проволока, человеческие испражнения, веревки прошлогодней картофельной ботвы. Но Саша не собирался отсюда уходить: покуривая, он тщательно изучал помещение.