Моя женщина

- …Мужчина? Ты, - она сглотнула, проворачивая слово на языке, прежде чем сказать вслух. - Гей?

- Ой, Вера, пожалуйста! - Костя дернулся, встал из-за стола, открыл и снова закрыл казан крышкой. - Уж ты-то не вешай ярлыки!

- То есть как это? А как по-другому это называется? Содомит? Голубой? Человек дождя?

- Не стыдно? - Костя обернулся, скрестив руки на груди. - Вот что ты за человек?

- Мне? Не стыдно? - Вера тоже встала, вилка звонко ударилась об пол. - За то, что назвала тебя по имени? Или лучше будет сказать по призванию!

Она могла бы понять измену, бес в ребро и что там еще происходит с мужчинами старшего возраста. Закрутил роман с сослуживицей, увлекся молоденькой аспиранткой, вновь почувствовал вкус жизни, это так предсказуемо! Вера была к такому готова. Она, по крайней мере, могла себе это объяснить.

Но… гей!?

Ее муж испытывал влечение к мужчинам, Господи! Он изменял ей с… мужчиной! Вера, как не старалась, не могла уместить эту мысль в голове.

- И… как давно? - Костя вздохнул, наклонился за вилкой и сел за стол.

- Всегда, Вера… всегда.

Это был удар ниже пояса. Мысли о возможных заболеваниях вытеснило это его «всегда». Вера отвернулась и зажмурилась.

Всегда. Всегда.

Двадцать пять лет жизни.

ВСЕГДА.

Их свадьба, первая неудачная беременность и долгие пять лет проб и ошибок, долгожданная двойня, мальчики, как же она гордилась! Вера зажала рот ладонью. Сыновья и двух месяцев не проучились в летном училище, что теперь будет с ними?

- Кто еще знает? - она обернулась к Косте, сверля его глазами, готовая разорвать на месте, если получит неправильный ответ.

- Никто, - ответил и посмотрел на нее как на умалишенную.

- Летное училище, Костя, - проговорила холодно, чеканя каждое слово. - Если ты еще помнишь.

- Я знаю лучше твоего, давай без истерик, - он сделал глоток и тут же отставил бокал с вином подальше.

Оба замолчали.

Вера пыталась собрать в голове головоломку под названием «моя жизнь», Костя ждал. Получалось неважно. Слишком много переменных, слишком много деталей с неравным количеством граней. Вера посмотрела на мужа и с неприязнью отметила, что уже никогда не будет воспринимать его так, как прежде.

Вспоминая зависть подруг, хваливших его за прекрасный вкус и умение самостоятельно подбирать галстук к рубашке, уважение родителей к спокойному, сдержанному темпераменту и бескомпромиссной чистоплотности, Вера смеялась в глубине души и рвала на себя волосы.

А как осторожно, ненавязчиво он давал советы касательно ее собственного гардероба!

И она, глупая, гордилась широтой его взглядов, принимая гомосексуальность за любовь. Никогда больше его ухоженные руки с длинными красивыми пальцами не будут будить в ней эротические воспоминания. И его туалетная вода, пряная, с мягкими цветочными нотками, теперь, казалось, кричала о Костиной ориентации. Вера подавило тошноту.

Ее муж - гей и уходит от нее к… мужчине. И Вера не знала, считается ли это предательством в полном смысле этого слова?

Как она могла сравнивать себя с мужчиной? Как можно ревновать… мужчину к другому мужчине? Будь он хоть трижды идеальный домохозяин, пекарь, любовник - Веру передернуло - это другая весовая категория.

Чуждая, непонятная Вере Вселенная.

Нет, она не чувствовала той страшной, выжигающей рассудок ревности, которую могла бы испытать к другой женщине. Но она чувствовала едкую горечь предательства, сожаления о брошенных в пустоту годах. Признание Кости поселило в ее душе призрак сомнения, сместив когда-то непоколебимую систему координат.

Зачем она была нужна ему? Женщина-прикрытие? Женщина - защита от осуждения? Чтобы притворяться, быть как все, ходить с мужиками на рыбалку - а на рыбалку ли он ходил?

Все, чему Вера верила в супружеской жизни, все, к чему относилась с такой теплотой, рухнуло, обнажив изъеденный ложью фундамент. Вера чувствовала себя обманутой, брошенной, использованной.

Как могла она считать свой брак счастливым? Брак, построенный на лжи.

- Почему? - она села к столу и отодвинула тарелку к центру. Между глаз пульсировала тупая боль. Костя пожал плечами, откинулся на спинку стула.

- Захотел, - он вздохнул. - Захотел пожить для себя. Дерево я посадил, сыновей вырастил, дом почти достроил, - он криво улыбнулся.

- Значит так, для себя, - Вера проглотила обиду. Мертвая корка на сердце лопнула, пуская свежую кровь. - А я, значит, не в счет? Штирлиц раскрыт, прикрытие без надобности, да? - к глазам подступили горькие слезы.

- Нет, Вера, нет! Ты - мой самый близкий человек, мой самый лучший друг! Навсегда.

- Заткнись, Господи, просто закрой рот! - она дернула рукой.

По-настоящему замахнулась, захотела ударить его по лицу, наотмашь, чтобы в ушах зазвенело, но промахнулась и опрокинула бокал. Вино разлилось, хрустальная чаша отломилось от ножки.