Страница 50 из 61
Епископы встревожились, заозирались, начали перешептываться.
— Святые отцы, — начал я свою речь, — я собрал вас здесь, дабы вы решили важнейший для матери нашей церкви вопрос. Вопрос о прекращении раскола и о выборе единого предстоятеля. А поскольку прекращение раскола невозможно только решением одной стороны, то я собрал здесь и сейчас тех, кто является пастырями для части православного народа, отложившегося от тела церкви стараниями безумного преступника Никона.
Толпа епископов зашумела. Я повысил голос и махнул рукой.
— Салават, заводи.
Из соседнего зала один за другим стали появляться вожди старообрядцев. Первым среди них шел купец Ковылин, с которым я имел беседу сразу после своего вхождения в Москву. Тогда он по моей просьбе организовал рассылку гонцов к главам прочих согласий и общин. А было их много всяких — беспоповцы, федосеевцы, филиповцы, нетовцы и прочие, прочие, прочие. Уж больно сильно раздробилось раскольническое движение со времен протопопа Аввакума. И вот теперь многие их вожди собрались здесь, в моей ловушке.
Две толпы духовных пастырей взорвались криками при виде друг друга. Епископ Афанасий даже вскочил с места и перехватил свой посох для драки. Я дал знак Салавату, и он гаркнул своим превосходным командирским голосом, перекрывая всю толпу священников:
— Тиха всем! Бачка осударь говорить будет!
Шум стих, и все враждебно уставились на меня. Даже Вениамин укоризненно качал головой. Только Платон прятал ухмылку в бороде: он был в курсе моих планов и помог с подготовкой.
— Как сказано в Евангелии, — начал я, — «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Но больше ста лет назад этой мудрости не хватило таким же князьям церкви, как и вы. Ваши предшественники допустили раскол из-за пустой схоластики и внешней обрядовости. Неужели, по-вашему, Творцу Всего Сущего не безразлично, сколько пальцев вы складываете при крестном знамении. Как вы додумались допустить фактически гражданскую войну из-за подобных пустяков…
— Не тебе о том судить! — треснул посохом о плитки пола багровый от гнева епископ Ростовский и Ярославский Афанасий. — Ты там царствуй, коли взялся, а в дела церковные не суйся!
Салават с парой башкиров подскочили к оратору, отреагировав на мой кивок. И ловко, единым движением, заткнули рот епископу. Один боец зафиксировал руки, а второй вогнал в рот кляп и завязал его на затылке. После чего Афанасия грубым толчком усадили на стул. Сам Салават грозно вращал очами, пугая своей саблей коллег дерзкого епископа.
— Я буду говорить, а вы все слушать, — глядя на происходящее, повысил я голос. — Если понадобится, то все вы без исключения будете сидеть связанные, с кляпами во рту. Всем ясно?
Я, нахмурившись, обвел взглядом толпу недовольных церковников.
— Церковный раскол будет преодолен здесь и сейчас. Вы не выйдете из этой башни, пока не найдете приемлемый компромисс. Причем единогласно. Если вы его не достигнете, то эта башня будет вашим склепом. Охрану будут нести только башкиры, не понимающие русского. Выше этажом есть лежаки в достаточном количестве. На этом этаже столы, стулья и бумага для вашей работы.
Я обвел рукой мебель, стоящую у стен, действительно заготовленную с избытком.
— Повсюду в шкафах и полках стоит духовная литература, в том числе и старинная. Если там чего-то нет, пишете заявку и передаете ее Салавату Юлаеву. Только он будет с вами общаться. Он же будет вас кормить и поить. Когда вы сумеете договориться… Я подчеркиваю — «когда», а не «если», обращайтесь к Салавату, и он пошлет ко мне гонца. Сам же я, как вы и приговорили, — кивок в сторону состава недавнего суда, — отправлюсь в пешее паломничество в Троице-Сергиеву лавру. А по возвращении венчаюсь на царство. И царский венец буду рад принять из рук выбранного вами же нового патриарха.
— А ежели мы не договоримся к тому времени? — спросил архиепископ Платон.
Карим было дернулся к нему со своими нукерами, но я жестом его остановил.
— Епископ Архангелогородский приедет где-то в течении недели. Вот он и отслужит, а потом сюда, к вам в компанию.
Я поднялся с кресла и направился к выходу. Большинство из присутствующих вскочили со своих мест, но кое-кто остался сидеть, проявляя свою фронду. Уже в дверях я обернулся и сказал:
— Россия ждет от вас большой мудрости и прозорливости. Не время сейчас лелеять прежние обиды. Мир меняется. Через несколько десятков лет все без исключения граждане империи будут грамотны. Имейте это в виду.
С тем и вышел.
У подножия лестницы меня уже ждали охрана и попутчики в моем пешем паломничестве. Я действительно решил его начать именно сейчас, от стен Сухаревой башни. На руки Жана скинул свои расшитые золотом одеяния, вручил свою повседневную золотую оренбургскую шапку и остался в простом добротном одеянии без украшений. Единственным элементом, подчеркивающим мое «покаянное паломничество», была грубая пеньковая веревка коей я и подпоясался.
Пока я переодевался, Почиталин докладывал свежие новости.
— Казаки запорожские опять подрались с донскими. Всерьез никого не зашибли, слава богу.
— Нехай полковые командиры Кальнишевский и Овчинников сами разбираются и наказание назначают.
Почиталин кивнул и продолжил:
— От Крылова из Смоленска пришла наконец опись трофеев и перечень пленных и арестованных.
— Это пусть Подуров с Перфильевым делят. А пленных Соколов с Шешковским пусть примут и к работам пристроят.
Я вместо своей оренбургской шапки Мономаха водрузил на голову обычный картуз и мысленно проверил свою готовность к путешествию.
— А ещё, государь, один англичанин с тобой встречи ищет. Приватной и срочной. Я справки навел, этот Джордж десять лет назад послом был. По-русски говорит хорошо, — несколько замявшись и покраснев, сообщил мне Почиталин.
Стало быть, принял подношение от просителя. Еще не привык к взяткам. Но за проработку просителя Ивану большой полюс. Молодец.
— Насколько ему срочно? Я через неделю вернусь, не раньше.
— А вон он, — Иван махнул рукой куда-то в сторону толпы зевак, — пусть сам скажет. Позвать?
— Ну зови.
Почиталин замахал рукой, и из толпы выдвинулся дорого и богато одетый иностранец явно не купеческого вида. Никитин, слышавший мой разговор с секретарем, сделал знак пропустить незнакомца и сам лично обыскал его. Англичанин к этим мерам безопасности отнесся спокойно и без пререканий отдал свою шпагу.
Приблизившись ко мне, англичанин глубоко поклонился, оттопырив ножку, и обмахнул своей шляпой дорожную пыль. Почиталин одновременно с этим, заглядывая в бумажку, негромко произнес:
— Сэр Джордж граф Маккартни, рыцарь ордена Бани.
«Иш ты! Какая птица».
— Я счастлив вам представиться ваше величество, — начал он, — и прошу о приватной аудиенции для важного разговора.
— Если нет желания ждать моего возвращения из паломничества, могу предложить присоединиться к моей прогулке, — усмехнулся я, — Пообщаемся на ходу.
— Это будет чудесно! — воскликнул англичанин.
— Тогда в путь.
Дорога на Троице-Сергиеву лавру начиналась от Крестовской заставы камер-коллежского вала. Сразу за орлеными столбами бывшей таможни открылся вид на «закрестовские» поля и выгоны. Справа возвышалась деревянная церковь при Пятницком кладбище. Одном из самых молодых, появившихся в результате чумы 1771 года.
После выхода из города мое сопровождение перестроилось в иную формацию. Передовые казаки охраны сгоняли на обочину все встречные экипажи и пешеходов, а замыкающая группа никому не давала меня нагонять, собирая некую пробку из телег и карет. Так что непосредственно рядом со мной никого постороннего не было, и у меня с англичанином появилась относительно приватная зона.
— Сэр Джордж, скажите, представляете ли вы короля Георга?
— Он в курсе моей миссии, — ответил англичанин, — но инструкции я получал от премьер-министра, сэра Федерика Норта.