Страница 24 из 34
— Думаешь, как сбежать? — догадался Коэл.
— Думаю о том, какой ты козел. Не мешай.
— М-м-м, — протянул он, — я скучал по твоему дерзкому язычку. В клане так мало женщин.
— Да. Сама природа против размножения краймеров.
Женщин в клане действительно мало. Пять с даром, не считая меня. И семь без дара. А вот мужчин больше двух сотен. Старые краймеры и калеки становятся связными и наставниками. Дети высшей крови (первых черных наемников, которых породила Тьма) становятся старейшинами по достижении восьмиста лет. Ищейками рождаются — это особые краймеры с усиленными инстинктами и третьим магическим зрением. У них меньше привилегий в клане, чем у наемников, исполняющих контракты, но больше, чем у женщин и наставников.
— Мне дышать тяжело, — призналась я, — перед глазами пелена, и сердце вот-вот остановится. Нельзя было обойтись без яда?
— Нельзя, иначе ты бы нашла способ улизнуть. А я не в настроении гоняться за тобой по всей империи. Без противоядия тебе не выжить, ты это знаешь, поэтому не сбежишь.
Я закашлялась. Кровь брызнула изо рта, полилась из носа горячими струйками. И все тело скрутило мучительной судорогой.
— Ненавижу, — простонала я, — ненавижу яды!
— Ты это заслужила. — Коэл просто неумолим. — Я бы выколол тебе глаза, отрезал пальцы, язык и уши, чтобы ты больше никогда не навредила своей семье. Чтобы у тебя даже мыслей о подобном преступлении не возникало. Но я пока не старейшина. Как жаль…
— Тебе медаль нужно вручить, знаешь? «Самый любящий брат года». Любовь из тебя так и плещет.
— Язви дальше, ты это умеешь. Может часть тебя и сохранила чувства после инициации, но другая часть, — Коэл подался вперед, — она ничем не отличается от истинных краймеров. Я смотрю на тебя и вижу Тьму. Ты ее прячешь, запираешь внутри себя и не даешь вырваться, но она не исчезает. Очнись, сестренка! Ты родилась краймером, выросла среди краймеров и ты всегда будешь краймером, хочешь того или нет. А краймеры живут в кланах, подчиняются старейшинам и служат на благо своего народа, ведь только…
— О, пресвятой жрец! — Я закатила глаза. — Да заткнись ты, Коэл! И всю эту немыслимую хрень о семье, клане и долге засунь себе глубоко в ж…
— Ой! А я уж и забыл, насколько ты противишься своей сущности.
— Я не своей сущности противлюсь, а извергам вроде тебя.
Виски пронзила боль. Я зажмурилась, но слезы все равно побежали из-под закрытых век. Давно не ощущала ничего подобного, выворачивающего наизнанку. Сумрачная смерть - яд для пыток.
Коэл расслабленно откинулся на спинку дивана и заложил руки за голову, с отчужденным равнодушием наблюдая за моими мучениями. Сперва боль показалась терпимой, но главное здесь слово «показалась». Уже через час я начала задыхаться от разрывающей агонии. Не могла больше говорить, не могла кричать. Меня трясло как в лихорадке. Капли пота катились по лицу, по всему телу. Жар усиливался с каждой минутой.
Я то и дело проваливалась в пустоту, теряла сознание, но быстро приходила в себя, начиная захлебываться собственной кровью. Тело умирало изнутри. Внутренние органы выжигал сумеречный яд.
— Путы… — пробормотала я неразборчиво спустя несколько часов адских мучений, — сними… с меня… путы…
Я не видела Коэла. Все плыло. Различала лишь смазанные очертания.
— Пожалуйста, — в слезах добавила я. — Пожалуйста, Коэл… Я ничего не вижу… ничего не вижу. Не смогу сбежать.
— Хорошо, — совсем близко, где-то над ухом, прозвучал безразличный голос Коэла. И путы резко ослабили давление, а уже через секунду я ощутила свободу. — Так лучше?
Судорожно глотая ртом воздух, я повалилась на колени, заливая кровью мягкий ковер. Кожа кровоточила, вся покрылась язвами. Вены давно проступили, стали черными, страшными, пугающими одним лишь видом. Наверное, со стороны я была похожа на покойника. Или даже хуже. Живой, едва дышащий труп. Сумеречный яд убивает быстро. Люди умирают от него в течение минуты, маги в течение часа, краймеры в течение суток. Ужасная смерть и грязная. Вены вскрываются, и кожа слазит, как у змеи. Все чувства — слух, зрение, обоняние — постепенно угасают. Ты перестаешь видеть и слышать, ощущаешь только боль и надеешься, что скоро умрешь.
В клане многих провинившихся пытали сумеречным ядом. Зрелище не для слабонервных. Я помню, как молодым краймерам, еще не прошедшим инициацию, вливали в глотки яд чистой концентрации. Как они страдали! Если не выпить противоядие, то от тела останется кусок обезображенного мяса. Буквально. Через двенадцать часов кожа слезет окончательно. Волосы и ногти выпадут. Глаза вытекут, оставив лишь пустые глазницы. Органы разорвет на части. А после смерти яд сожрет даже кости.
— Все хорошо, Лиа: — заверил меня Коэл, усаживая на диван. — Скоро ты будешь дома. Ищейки не заставят себя долго ждать.
— Ты можешь… — попросила я, едва шевеля губами, — можешь принести мне воды? Только без яда, пожалуйста.
Коэл хмыкнул.
— Я сегодня добрый. Сейчас принесу.
Послышались удаляющиеся шаги.
Я стиснула зубы и начала себя исцелять. Знаю, что это бесполезно, но кое-какие повреждения залечить можно. Например, глаза. Стопроцентное зрение не вернуть, но и тридцати процентов должно хватить.
— Ши-эри, — тихо шепнула я, призывая кинжал Ночи.
— Что ты сказала? — окрикнул меня Коэл.
— Что сдохну… до твоих ищеек.
— Нет, не должна. Я вроде правильно рассчитал концентрацию яда. Десять часов протянешь точно.
Кинжал материализовался прямо передо мной. Я вовремя спрятала его под рукав, пока Коэл был занят поиском стаканов на кухне человеческой магини. Затем подавила жгучую боль, поборола дикую тошноту и сконцентрировалась на исцелении. Нужно хоть немного замедлить воздействия яда на организм.
— Держи, — Коэл вернулся, поднес стакан к моим губам, — пей.
Я зашлась в новом приступе кашля. Одной рукой схватилась за Коэла, делая вид, что стараюсь удержать равновесие, а второй попыталась ловким движением всадить кинжал ему в сердце, но…
— Ах ты, мелкая дрянь! — Коэл перехватил мое запястье, вывернул руку, ломая кости с жутким хрустом. А затем очередная пощечина и я снова оказалась на полу. — Вот твоя благодарность за мою заботу? Я хочу воссоединить тебя с семьей, вернуть в клан, а ты противишься!
Первый удар ноги пришелся по лицу, опрокидывая меня на спину, второй по животу, затем по груди.
— Не смей так больше делать! — Коэл навис надо мной, как темный ангел мести. Сдавил пальцы на шее с такой силой, что едва не оторвал мне голову. — Иначе в клан ты вернешься в пластиковых контейнерах! По частям! Поняла?
Рука сломана. Все в крови. Легкие едва работают.
— Ты меня поняла?! — заорал Коэл прямо в лицо. — Никто не расстроится, если ты умрешь. У меня нет приказа вернуть тебя живой.
— Да, — прохрипела я, — поняла.
Коэл перестал душить, но его взгляд по-прежнему выражал готовность убивать и причинять дикие страдания.
— Прости меня! — Я о-очень постаралась изобразить раскаяние. Очень постаралась, черт возьми! — Прости меня, Коэл. Я больше так не буду. Обещаю. Мне жаль, что я сорвалась.
Мне так жаль! Прости, ладно?
Брат недоверчиво прищурился, но, оценив мое состояние, решил, что угрозы я уже никакой не представляю. Почему женщин всегда недооценивают? Я давно научилась терпеть боль. Многие годы краймеры видели в моем лице козла отпущения. Сломанные руки, кости, поврежденные органы — все это ерунда. Женщины способны многое выдержать. Краймеры тем более.
— Ладно, — мрачно кивнул Коэл. — Веди себя хорошо, Лиа, и я тебя больше не трону.
Зато я трону…
— Спасибо.
— Будь умницей! Я серьезно.
Я примирительно улыбнулась, хотя все внутри меня клокотало от ненависти. Улыбка, наверное, вышла жалкой. Один заказчик — я искала его похищенную дочь — как-то давно сказал мне: «Нельзя отравлять свою душу ненавистью. Это чувство, которое разрушает нас изнутри». Он прав. Безусловно, прав. Но что делать, если в жизни не осталось ничего, кроме ненависти? У меня ничего нет… и никого нет. И никогда не будет. Я сдохну в одиночестве из- за своего дара и клана.