Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

– Так они опять запируют.

– Не запируют! Уполномоченный всех пьянчуг в шеренгу выстроил, вытащил из кобуры пистолет и стал их расстреливать. Пострелял над головами, попугал, трактористы на землю упали и на карачках минут двадцать ползали, просили не расстреливать. Вот это я понимаю – закон! Как при Сталине! А то, что для них пятнадцать суток, тьфу! Проспятся и снова за свое, а так до уборочной хватит вина не пить и бабам своим подмога, сенокос не за горами.

– Хорошего нам дали участкого, а он откуда, – поинтересовался дед.

– Говорят из города. Не слышали, у его теленка кто-то хвост отрезал, пришлось сдать в загоскот. Пьянчуги эту пакость сотворили, нормальный человек до этого бы не додумался, как скотину им не жалко. Мстят.

– Нет, не слышали, совсем совесть потеряли, войну забыли, – сказала бабушка, накладывая кашу нам с дедом в тарелки.

– Совесть, а у кого она сейчас есть, совесть то эта, что у государства у партии она имеется, – ответил ей дед. – Ты посмотри, что они учудили, из городов по деревням высылают инвалидов войны. Видишь ли, неприятно на них смотреть – калеки. Мешают им жить. Я сам трижды ранен, слава Богу, что ноги руки целы, а так бы жил в городе пади тоже выслали в деревню. Взять нашего Степана его нам прислали года полтора назад мужик без обеих ног вся грудь в орденах, а живет на постояле даже угла не дали. Да и куда он один без обеих ног то ни дров, ни воды принести. Намедни с ним разговаривал, а он, оказывается, воевал на белорусском фронте, а я на украинском – соседями были. С ним говорю, а у самого ком в горле обидно ему плачет, а мужик видно здоровый был, если ноги ему приделать думаю, под два метра ростом будет, а он на подшипниках ездит. Здесь ноне в кузнеце был так ему мужики новые «ноги» сделали, подшипники побольше размеров нашли к его коляске. А куда он на маленьких то, дождь пройдет, а он с места не может сдвинуться, вязнут, и крыши над головой нет. Пока до укрытия доберется, весь промокнет ему бы в доме инвалидов жить или бабу найти, так, кто такого калеку возьмет одна обуза. Вот тут и подумаешь, за что воевали? Конечно, воевали не за власть, за своих родных воевали, за счастливое будущее наших детей и внуков, а государство видите, что делает, бросила всех инвалидов. Живите, как хотите. Вот увидите, наступит бесовское время, государство всех нас крестьян бросит, совесть вообще потеряет, и не вспомнит, как досталась нам победа, ни до этого будет, деньги у всех на уме только деньги. А что их много надо, денег то, если что одежду обновить, чашки новые купить, на еду немножко, ту же соль сахар. Что еще нужно человеку, да ничего живи и радуйся жизни. Я вот так понимаю.

– Давайте ешьте, каша остынет, и будем подсобироваться, время не ждет, – сказала нам бабушка.

– Михаил у тебя отсева от табака не осталось, ныне гляжу, а он у меня закончился. Ночью так кости заломило, что невмоготу еле утра дождался и сразу к тебе.

– Есть немного, приготовил его для бабки, она собралась смородину им опрыскивать.

– Вот тебе на! Табак портить на смородину, его нюхать надо, а не моль кормить.

Дед пошел в сенцы и принес матерчатый мешок.

– У тебя есть во что отсыпать? – спросил его дед, развязав мешок.

– Есть, – и дед Сергей достал из кармана также матерчатый мешок.



Отсыпав табака, дед Сергей сразу взял в руку отсев и стал толкать его себе в нос. Смотря на него, я не мог понять, зачем он это делает, если из его глаз сразу покатились слезы, вдруг как громко чихнет, что кот Кузька, лежавший на печи, спрыгнул на пол и нырнул в голбец.

– Ребенка напугал, нельзя было потерпеть. Шел бы на улице и там свой табак в нос и совал, – заругалась на него бабушка, посмотрев на меня. А я, от увиденного открыл рот и смотрел на деда Сергея. И не понимал, зачем он табак сует в нос его курить надо, а не нюхать.

– Я же вам говорю, кости у меня болят, ходить не могу, сейчас стало легче, – ответил он, вытирая рукой свой широкий нос.

– Ты лошадь напоил, – спросила бабушка деда.

– По пути на озере напоим. Ладно, пойду, полью твои огурцы, а то ныне видно день жаркий будет. Пойдем Сергей во двор там и покурим.

– Щас только что курил и опять соску в рот, как вам это не надоело, – сказала бабушка недовольная решением деда снова покурить.

Покушав, я вышел на улицу и сел на крыльцо. Солнце светило прямо на меня запах полыни растущей у забора заполонил все пространство двора. Хорошо жить в деревне тишина, если что петухи кричат рано утром, да шофер своим сигналом сегодня вот разбудил, но такие неудобства можно и потерпеть, да и спится в дедушкином деревянном доме лучше, чем в городской квартире. Уже как две недели у них в гостях, а произошло столько событий, что в городе за десять лет не произойдет. Дни проходят в городе однообразно. У деревенских ребятишек, жизнь совсем другая, более насыщенная с приключениями и разными играми. Вот съезжу с дедушкой за чащей и пойду купаться на озеро, где вода чистая как слеза, поныряю с тарзанки в воду, поиграю в догонялки с ребятишками, в лапту сыграем, в футбол…

И почему дедушка сказал, что наступит бесовское время и деньги будут всем править. Мы недавно с ребятишками как раз деду Степану помогли на гору забраться, а он нам за эту услугу дал свою коляску поиграть. На ней с горы спускались, как на санках, пока он у магазина сидел, прося милостыню. Народ угощал его пряниками, конфетами, папиросами, он всем говорил спасибо, кланялся, снимая фуражку. На пиджаке у него висело несколько медалей, ордена. Мне понравилась красная звезда с нарисованным внутри солдатом с винтовкой и медаль с танком, очень красивые награды он дал нам даже их потрогать. У моего дедушки Миши тоже такие же есть. Эти медали излучают какую-то энергию победы. Возвращая ему коляску, он угостил нас конфетами и пряниками, очень добрый дедушка. Почему дедушка Степан не понравился городским жителям, спровадив его жить в деревню? Может в деревне живут совсем другие люди они тут добрые, как мои бабушка и дедушка, а не злые как городские жители.

В деревне есть еще одна приезжая, ее называют выселенка, конечно, называют из сострадания. Она тоже как дедушка Степан пострадала от войны. Когда я первый раз ее увидел, то не мог понять, почему она каждый день рано утром с котомкой в руках заходит в каждый дом, молится, прося милостыню. И никто эту женщину не выгоняет, приглашают за стол, угощают, дают хлеб, печенье, те же конфеты и так каждый день. Моя бабушка рассказывала, что она стала такой странной в период войны, потеряв своих близких, у нее на глазах фашисты расстреляли ее маленьких детей. От этого горя она сошла с ума, хотя помнит, как все произошло, но что-то в ее организме случилось. У нас в деревни ее приютили две старушки, живущие в одном доме, оставшиеся после войны без мужей и своих сыновей, проводив их на фронт, они погибли. На памятнике в честь победы над фашистами, что находится возле клуба, написано более трехсот жителей деревни не вернувшихся с войны. И дедушкин родной брат есть в том геройском списке, он тоже погиб. Они все погибли за наше светлое будущее, так говорит мой отец, он коммунист и это светлое будущее скоро настанет нужно только немного потерпеть. Ведь наша страна огромная и богатая природных ресурсов не на одно поколение хватит. Отец уверен мы будет жить лучше всех в мире, ведь мы победили фашистов. А дедушка говорит, совсем другое наступит бесовское время, и жить станем хуже – кому верить…

Прошли годы. Отслужив в армии, решил наведать близких мне людей, приехал в деревню. И вот подходя к родному дому, в окне увидел деда сидящего с газетой в руках. Он как, обычно прочитав газету, оторвет от нее кусочек листка и скрутит свою любимую козью ножку, набьет табаком и закурит. Дед так и не может бросить курить сколь ему бабушка не говорит он куряка на всю жизнь.

– Разрешите войти, – сказал я, представившись по – военному войдя в избу.

– Внучок! – крикнул дед, обрадовавшись моему приезду. – Бабка ты, где? Смотри, кто к нам приехал – солдат! – обнявшись с ним, почувствовал его еще сильные руки. Он всю жизнь занимается физическим трудом, крестьянская доля нелегкая, сельские жители всю работу делают своими руками. Измученные, натруженные с проступающими на них венами с шершавыми ладонями, но сильные дедовские крестьянские руки!