Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 17



Известно, что мастера Оружейной палаты изготовили мишень, по которой царь Петр и его «потешные» учились стрелять из малых пищалей, то есть ручниц. Мишень представляла собой «человека деревянного, вышиной 2 аршина, толщиной по размеру, в руке меч длиной 1 аршин с четвертью, а (в) другой колесо, мерой кругом пол аршина».

Из села Преображенского в Московский Кремль, в Оружейную палату идут одно за другим петровские требования прислать то различное оружие, то огневые припасы. Примером могут служить такие царские указы дьякам Оружейной палаты: «Прислать… 16 пар пистолей, такое же число карабинов с перевязями, с медной оправой». «Прислать… 16 мушкетов, 15 карабинов, 8 карабинцев маленьких, луки со стрелами». «Прислать… лук потешный, гнездо северег (стрел) шефраненых с белохвостцовым орловым перьем, гнездо ж северег стольничьей статьи, 5 самопалов новых, два карабинца потешных с замками и с жагры». «Прислать… лук с буйловыми костьми, два лука турецких» и так далее.

По мере увеличения числа «потешных» в Преображенское из кремлевской Оружейной палаты все больше и больше доставлялось оружия. Теперь юный царь-государь уже не запрашивал луки и стрелы: ему требовалось ручное огнестрельное оружие, все больше пороха и свинца для литья пуль. Из кремлевской Оружейной в Преображенское везли подводами пищали «винтованные и завесные», карабины, пули «разных статей» пудами…

Вскоре «потешных» набралось на два батальона примерно по 300 человек. Вооружение они получали по царским требованиям из Кремлевского арсенала. К 1687 году число петровских солдат приблизилось к тысяче человек. В 1692 году батальоны были развернуты в «потешные» Преображенский и Семеновский полки. Свои названия они получили от сел Преображенское и Семеновское, которые разделял только Хапиловский ручей. Была сформирована и бомбардирская (артиллерийская) рота, которая стала частью «потешного» Преображенского полка.

Князь Борис Иванович Куракин оставил нам свое «понятие о потешных». Он рассказывал о том, как царь Петр Алексеевич имел склонность к войне с младенческих лет и любил «военные экзерциции» (то есть воинские учения): «И начал сперва спальниками своими, а к тому присоединил конюхов потешной конюшни, а потом начал из вольных чинов шляхетства и всяких прибирать в тот полк, и умножил до одного батальона, и назывались потешные, которых было до 300 человек. А другой полк начал прибирать в Семеновском из сокольников, и набрано было с другими тоже 300 человек. Первые назывались Преображенским, вторые – Семеновским. Так мало-помалу (Петр и его мать) привели себя малыми полками в охранение от сестры, или начали приходить в силу…»

Обучение велось офицерами-иноземцами из Немецкой слободы, которую москвичи называли Кукуем. Первым командиром «потешных» стал швейцарец из города Женевы Франц Лефорт, которому в самом скором времени суждено было стать другом и фаворитом царя Петра I Алексеевича. Судьба свела их так:

«…Петр встретил его на Яузе: плыли в тяжелом струге, челядинцы нескладно гребли, стукаясь уключинами. Петр сидел на носу, поджав ноги. Озаренные закатом, медленно приближались черепичные кровли, острые шпили, верхушки подстриженных деревьев, мельницы с флюгерками, голубятни. С Кукуя (так москвичи называли Немецкую слободу. – А.Ш.) доносилась странная музыка. Будто наяву виделся город из тридевятого царства, тридевятого государства, про который Петру еще в колыбели бормотали няньки.

На берегу, на куче мусора появился человек в растопыренном на боках бархатном кафтане, при шпаге и в черной шляпе с завороченными с трех сторон краями, – капитан Франц Лефорт. Петр видел его в Кремле, когда принимали иноземных послов. Отнеся вбок левую руку с тростью, он снял шляпу, отступил на шаг и поклонился, – завитые космы парика закрыли ему лицо. Столь же бойко он выпрямился и, улыбаясь приподнятыми уголками рта, проговорил ломано по-русски: “К услугам вашего царского величества…”».

Юный государь военную науку познавал самым серьезным образом. В собственном «потешном» войске государь «всея Руси» начал «службу» в должности барабанщика. Скоро Петр I стал рядовым бомбардиром, то есть пушкарем, бомбардирской роты Преображенского полка.

В 1684 году царь Петр заболел оспой, свирепствовавшей тогда по всей Европе. Сильный организм способствовал излечению. Наталья Кирилловна, обрадованная выздоровлению сына, подарила ему к именинам «запоны алмазные с орлами, ценой в 400 рублей, нашитые на верхний кафтан, объяри золотой по червчатой земле, на нем травы золотые с серебром нового дела». Подарок младшему брату сделала и царевна Софья Алексеевна – «три алмазных запона, орел с короной, петлицы и круживо».

…Правительница Софья, надо сказать прямо, «просмотрела» своего соперника в борьбе за власть – младшего брата с его военными забавами. Число «потешных» год от года все росло, их обученность поражала даже видавших виды наемных иноземных офицеров. Учение проходило за учением. И довольно скоро преображенцы и семеновцы по своей выучке, дисциплине и организованности стали заметно превосходить московских стрельцов и солдат полков нового строя.

На реке Яуза в окрестностях села Преображенского была построена по всем правилам фортификационного дела полевая крепость Пресбург, вооруженная полевой артиллерией и имевшая «изрядные припасы». В случае чего в ней «потешные» могли и отсидеться. Постройка Потешного городка в селе Преображенском стала большой «обузой» для казны. Юный царь всея Руси постоянно требовал от нее своими указами различных строительных материалов, воинских припасов и оружия, изделий «железного дела», провианта, подвод, мастеровых и иных людей…

Такие расходы казны начались с того, что от нее Его Царское Величество государь Петр Алексеевич потребовал «дать в село Преображенское в Потешный городок на крышу двух избушек 300 тесниц (досок) москворецких 3-х сажен».

Потом разовые требования из Преображенского дворца становились все более частыми, разнообразными и… срочными. На строительство «потешной фортеции» из близкой Москвы в царское село везли на наемных подводах купленное у столичных и заморских купцов в столичных торговых рядах:



«на дело живого моста, что на реке Яузе в Лебяжьей роще, 200 бревен сосновых 5 сажен, в отрубе 6 и 7 вершков…»;

«под деревянную башню 400 бревен дубовых 4-х сажен, в отрубе 7 и 8 вершков…»;

«к большому стругу и ко шняку на дело весел, 20 досок липовых, длиною 2 сажен, шириною 10 вершков…»;

«для укрепления стен, верхних и нижних житей, чердаков и башен, на связи: свискаго (шведского) доброго железа 350 связей, длиною по три аршина с четью, к тем связям на прибивку 1050 гвоздей с костылями…»;

«на дело в лосиной роще, для выпуску из амбара зверей двора, 30 столбов сосновых… и на заборы 250 бревен еловых…»;

«к ракетному делу на хвосты 30 тесниц еловых полуторных гладких, 2 четверика муки куличной…»;

«на дело мишени 100 лубов москворецких, на пришивку 200 гвоздей двоетесных…»;

«четверо пилы по мере, 1000 кирпичу жженого, 3000 кирпичу сырова, 20 возов глины, ушат, 4 лотка, 2 лопаты да нанять восемь работников для отделки…»;

«для опайки пушечных насыпок фунт сала медвежья, фунт нашатырю, молоток железный»…

Петр I одновременно с военными науками изучал арифметику и геометрию, обращение с боевыми гранатами, пускать «потешные огни» фейерверки. Иноземные офицеры добросовестно отрабатывали свое высокое царское жалованье: из Немецкой слободы в Преображенское приглашали действительно знающих людей.

Вместе с юным самодержцем мужали его будущие сподвижники – князь Михаил Голицын, будущий российский генерал-фельдмаршал, Александр Меншиков, сын придворного конюха, торговавший горячими пирогами с лотка на московских базарах, ставший генералиссимусом и светлейшим князем, Иван Бутурлин, выходец из знатного боярского рода, и многие другие «потешные».

В 1688 году любознательный Петр I случайно нашел в одном из амбаров села Измайловского старый корабельный ботик – парусную шлюпку. Историк Устрялов так записал петровский рассказ о том, как оказалось для России, историческом событии: «Несколько времени спустя (в 1688 году, после того как Долгорукий привез астралябию) случилось нам быть в Измайлове на Льяняном дворе и, гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дому деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное, спросил вышереченного Франца (голландца Тиммермана), что это за судно.