Сезанн

Амбруаз Воллар

Сезанн

I. Первые впечатления

(1839–1861)

Некогда семья бедняков родом из Чезены покинула Италию, чтобы искать счастья во Франции. Прибыв на свою новую родину, Сезанны, – ибо они приняли имя своего родного города, – поселились недалеко от границы, которую они только-что перешли, в глухом альпийском городке Бриансоне. Но так как судьба продолжала им не благоприятствовать, – некоторые из них решили попытать счастья в другом месте. Так в конце XVIII века в маленькой деревушке департамента Вара родился тот, кому суждено было стать отцом художника, – Луи Огюст Сезанн. Родители его были скромные ремесленники, люди глубоко религиозные и свято хранившие старинные традиции. У них было много детей, но выжил только один – отец нашего Сезанна.

О своем тяжелом детстве Луи Огюст Сезанн по-видимому навсегда сохранил воспоминание, соединенное с чувством ужаса. Легко объяснить себе поэтому, что, когда благодаря трудолюбию и бережливости маленький ученик из шляпной мастерской в свою очередь превратился в хозяина, у него развились любовь и уважение к горбом заработанным деньгам и глубокое отвращение ко всем ненадежным профессиям, в числе которых на первом месте он должен был считать профессию живописца.

Поль Сезанн родился в Эксе, в Провансе, 19 января 1839 года. Отец его к этому времени еще далеко не достиг положения банкира – благородной профессии, предмета честолюбивых мечтаний всей его жизни, – однако дела в шляпной мастерской Сезанна шли превосходно, и Сезанн мечтал лишь о том, чтобы сын его когда-нибудь избрал одну из тех добрых и весьма прибыльных профессий, которые делают честь семье.

К несчастью, непреодолимая страсть к живописи, впоследствии приводившая в отчаяние его родных, очень рано пробудилась в Поле Сезанне, и по странной случайности судьбы первая коробка красок была подарена ему отцом, нашедшим ее в одном из старых ящиков, купленных за бесценок у ярмарочного торговца, – Сезанн-отец простирал круг своих дел на все, что можно было перепродать с приличным барышом.

Отец и мать были рады, что их Поль так пристрастился к своим карандашам и краскам. Это мирное занятие, по мнению родителей, должно было оказывать благодетельное влияние на бурные вспышки его необычайно страстного и живого характера, в котором почти женская чувствительность сочеталась с дикостью. Один только человек мог делать из ребенка все, что хотел, – это сестра Мари, которая была двумя годами моложе его. Каждый день, держась за руки, брат и сестра отправлялись в школу для детей, где на одних и тех же скамьях сидели и мальчики, и девочки.

Десяти лет Поля Сезанна отдают в пансион Сен-Жозеф – благочестивое учреждение, где с помощью одного испанского монаха он усваивает первые начатки рисования.

Через три года мальчик поступает приходящим учеником в колледж Бурбон, ныне Экский лицей. Здесь он встретился с Золя, который был классом моложе его. Они сразу подружились. Баптистэн Байль, также уроженец Экса, сблизился и с тем и с другим.

Сезанн далеко не был чудо-ребенком; ученье давалось ему даже труднее, чем большинству его сверстников; но, вопреки своей бурной и до крайности впечатлительной натуре, он с равной добросовестностью относился ко всем занятиям, будь то изучение классиков, к которым он питал особое пристрастие, или точные науки, против которых его ум решительно восставал; исключение составляла только химия: он охотно проделывал химические опыты под отцовской кровлей к великой тревоге всех домашних.

В часы перемен Сезанн, Золя и Байль были неразлучны. Во время каникул они вместе бегали по полям и лесам; излюбленным местом их прогулок были холмы Сен-Марк и Сент-Бом, а также плотины Толонэ – искусственные бассейны, сооруженные отцом Золя в местности, дикая величавость которой находила в трех юных друзьях самых восторженных поклонников. Они любили также шумное купанье. Позднее к этим забавам присоединились и развлечения иного порядка. Золя читал вслух и комментировал Мюссэ, Гюго и Ламартина; Байль рассуждал и философствовал; Сезанн, воодушевленный именами великих колористов Веронеза, Рубенса и Рембрандта, излагал теории искусства.

Любимым поэтом Золя был Мюссэ; именно его избрал юный лицеист образцом, которому он подражал в своем поэтическом лепете. Зараженный примером Золя, Сезанн также принялся писать стихи. К сожалению, его стихотворения бесследно исчезли, но, судя по всему, они мало отличались от следующих его строк, нацарапанных им много позже на обратной стороне наброска с “Апофеоза” Делакруа:

Сезанн был не только поэтом; он мог считать себя также и музыкантом. Один из его товарищей по имени Маргери возымел однажды идею создать в Экском колледже свой духовой оркестр. Сезанн, Байль и Золя немедленно вступили в него. Когда школьники возвращались с прогулки, духовой оркестр торжественно дефилировал через весь город, причем Сезанн надсаживал себе грудь на корнет-а-пистоне, в то время как Золя исполнял свою партию на кларнете. Золя достиг в этом деле такой виртуозности, что был удостоен милости в дни процессий играть позади балдахина.

В свободные от уроков часы Сезанн посещал занятия по рисованию и живописи, происходившие в муниципальном музее, и уже тогда он поражал своих товарищей неожиданной смелостью набросков. Мечта Сезанна об искусстве начинала облекаться в плоть и кровь, и его мать, которой он поверял свои намерения и надежды, поддерживала его во всем.

Елизавета Обер, мать Сезанна, родившаяся в Эксе, в семье, чьи отдаленные предки восходили к креолам, отличалась живым и мечтательным нравом, импульсивностью и вместе с тем беспокойным, подозрительным и вспыльчивым характером. Это от нее Поль унаследовал свое воображение и свое восприятие мира. Она же, с радостью узнавая в сыне самое себя, поддерживала его против отца, который не без тревоги наблюдал, как в его ребенке развивались «художественные наклонности»; напрасно мадам Сезанн приводила аргумент, подчерпнутый ею в глубине своего материнского сердца и казавшийся ей неопровержимым: – Ах, что там! … Его зовут Поль – так же, как Веронеза и Рубенса!

Девятнадцати лет юный Поль получил вторую премию за рисование в Экской академии художеств. Это усилило тревогу отца. Огорченный и вместе удивленный тем, что сын финансиста (ибо месье Сезанн уже несколько лет, как достиг осуществления своей заветной мечты стать банкиром) может находить удовольствие в таких пустяках, он не переставал твердить: «Дитя, дитя, подумай о будущем! С гением умирают, а с деньгами едят!»[1]

Однако положение не было безнадежным. Поль Сезанн продолжал классическое образование, несмотря на свою великую страсть к живописи, и достиг степени бакалавра по литературе в тот самый год, когда получил вторую премию за рисование. Ученик же, удостоившийся первой премии и впоследствии превратившийся в пользующегося уважением местного художника, никогда не мог простить Сезанну, что тот занял в жизни положение, которое он считал принадлежащим себе по праву первой премии.

Вопреки своей непокладистой натуре, Поль Сезанн не только был далек от какого бы то ни было протеста, но даже проявлял большую робость в отношениях к своему родителю. Тем более страдал он от той враждебной атмосферы, которую ощущал вокруг себя; он дошел бы до полного отчаяния, если бы рядом с ним в Эксе не было его друга, Баптистэна Байля (Золя в это время был отозван к матери, которая овдовела и поселилась в Париже), продолжавшего, несмотря на свое увлечение алгеброй, страстно обсуждать с ним вопросы поэзии и живописи.

1

Слова Сезанна-отца, приводит Золя в своем письме к Полю Сезанну, вошедшему в «Переписку Эмиля Золя», юношеские письма, Fasquelle, 1907. Все выдержки из писем Золя, которые будут приводиться в дальнейшем, заимствованы из того же источника. (Прим. автора)

Примечания, принадлежащие Воллару, обозначены как примечания автора; остальные примечания сделаны переводчиком.