Страница 7 из 8
А я продолжала общаться с мистером Шульцом. Он даже присылал мне подарки дважды в год: на день рождения и Рождество. В этом году посылка пришла раньше. В ней оказался огромный набор «Милки» (у нас такие не продают) и кулон FREYWILLE.
Мама обычно не возмущалась подаркам мистера Шульца, а тут возмутилась: очень дорого. Даже позвонила ему и лично высказала свое негодование. Но он ей ответил в духе «только раз бывает в жизни восемнадцать лет». После чего мама еще немного поворчала, а затем успокоилась.
В гимназии тем временем вовсю шла подготовка к Осеннему балу. Он должен был проходить как раз в мой день рождения.
Барби выкинула очередной фортель: решила сделать бал в стиле дискотеки 80-х. Я понимаю, ей уже сорок, и у нее ностальгия.
Мама и крестная тоже в последнее время как соберутся, так начинается представление. Сядут и давай петь: «Ой, Серёга, Серёга, ты не стой у поро-о-о-га!» И всё в таком же духе. Или поставят «Кар-Мэн» и скачут так, что пол трясется. Детский сад, да и только!
Вот и Барби, наверное, ностальгия замучила, только мы тут причем? Нас-то зачем мучить? Она даже меня хотела в это дело втянуть – чтоб я спела «Желтые тюльпаны».
Всё потому, что когда-то я ходила в музыкальную школу. Говорили, что у меня красивый голос. Правда, я уже давно перестала заниматься музыкой, но Ирине Владимировне отказала по другой причине – не могло быть и речи, чтоб я вышла на сцену и что-то там пела перед всеми.
Однако замена нашлась быстро: «Желтые тюльпаны» вызвалась петь Арина, а другие песни – девчонки из параллельного. И Владу тоже втянули, только она должна была танцевать. Влада с самого детства занималась танцами, выступала до сих пор, так что не смогла отвертеться. Ей дали задание поставить номер под «Фаину».
Что происходило на репетициях, я не знаю, – они были по вечерам, но Арина вскоре учудила. Незадолго до начала урока по немецкому, когда Вебер что-то помечал у себя в записях и как обычно делал вид, что его ничего вокруг не интересует, она села на стол и громко вздохнула:
– Эх, зря взялась эти «Желтые тюльпаны» петь. Я тут откопала у Королёвой песню гораздо лучше, – после этих слов она уставилась на Марка Эдуардовича и затянула:
– «Ты не слышишь, как прошу я: «Стань моим!»3
– Это вовсе не Королёвой песня! Ее пела Ольга Прядина! – непроизвольно вырвалось у меня.
– Ого, Акимова! Какие глубокие познания! Прямо не перестаешь удивлять. Откуда сведения? – тут же подала голос Гордеева.
После этих слов Вебер внезапно поднял голову и почему-то пристально на меня посмотрел.
Чёрт, чёрт, чёрт! Зачем я влезла? Опять привлекла к себе внимание, а ведь всё только успокоилось!
Но дело в том, что эта песня была одна из любимых песен тети Нади в выпускном классе. Она ее заслушала до дыр. Я ведь читала тот дневник. Чуть ли не наизусть выучила.
– Знаю, потому что это – любимая песня моей крестной… Была, – выдавила я.
– Да? – оживилась Арина. – А теперь вот и моя любимая. Решено, буду петь ее. А «Тюльпаны» пусть кто-нибудь другой поет, – после этих слов она обратилась к учителю, – Марк Эдуардович, а вы придете на Осенний бал? У вас ведь еще и день рождения в этот день! Мы вас та-а-ак поздравим…
Вебера аж передернуло, после чего он пробормотал что-то невразумительное и снова уткнулся в свои записи. Честно говоря, я тоже вздрогнула и чуть под парту не свалилась. У него день рождения в один день со мной? Ну и дела.
– Да, Марк Эдуардович! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – заныли остальные.
Он ничего не ответил и продолжил писать.
Тьфу. Смотреть противно. Вебер по-прежнему меня раздражал. Хотя – нет. Пожалуй, теперь он раздражал меня еще сильнее. Надо же – в гимназии продолжает вести себя строго и высокомерно, хотя, как недавно выяснилось, улыбаться он тоже очень даже умеет.
В том, что он не придет на Осенний бал, лично у меня сомнений не было. Но это и хорошо, что не придет, иначе мой день рождения точно будет испорчен. А я всё же намеревалась провести время весело.
Только, как выяснилось, далеко не все намерения воплощаются в жизнь. И тогда, на Осеннем балу, я сама всё испортила.
Перемена
– Ну вот, я же говорила! У Надьки такого барахла – выше крыши, – открыв один из шкафов, мама стала доставать оттуда подходящие (на ее взгляд) вещи и бросать их на диван.
На Осенний бал сказали одеться в стиле 80-х. Мама сразу же заявила, что это – проще простого, ведь крестная почти никогда ничего не выбрасывает. Самой тети Нади в городе не было уже больше двух месяцев. Сейчас она беременна вторым ребенком, и из-за каких-то рисков Андрей Сергеевич отправил крестную в Москву на сохранение – в самый лучший центр репродукции.
Теперь, перед самыми родами, он вместе с сыном поехал к ней. Вернуться они должны были недели через две, а пока ключи от квартиры оставили нам – поливать цветы. Когда понадобилась одежда, тетя Надя сказала, чтоб мы взяли у нее всё, что захотим.
Я в растерянности смотрела на растущую гору разноцветного тряпья – раньше и правда такое носили? Трикотажная юбка с подтяжками и огромной змейкой посередине, свитер с люрексом, расклешенные брюки, совершенно ужасная бархатная шляпа… А вот и знаменитое выпускное платье крестной, похожее на пирожное «Безе»: пышное, из белого атласа, с рукавами-фонариками.
– Всё это тебе не подойдет, – заявила мама, – у вас же дискотека 80-х, а эта одежда – из 90-х.
– Мам, да кто там станет разбираться!
– Нет, погоди-погоди! У Надьки еще и не такое старье есть, я точно помню, – мама снова занырнула в шкаф.
А я решила подойти к окну. Если наш дом был отделен от кладбища парой других домов, то тётя Надя жила прямо напротив, поэтому вид из окна открывался не очень весёлый. Хотя крестная говорила, что уже с детства по-другому на это всё смотрела.
«Двести шестьдесят восемь шагов отделяло Северный жилой массив от Северного нежилого. Небольшой участок – как транзитная зона аэропорта. Когда-то я доходила ровно до середины и представляла, что нахожусь сразу в двух мирах. А еще часто смотрела на этот участок и думала, что еще могу путешествовать туда и обратно, а вот некоторые – уже нет», – почему-то вспомнила я слова из ее дневника. Да уж, моя крестная всё-таки была очень необычным человеком.
– Лик, смотри, – мама тем временем достала из шкафа блузку с огромными подплечниками и юбку с баской, – вот это подойдет. Только юбка слишком короткая, наденешь под нее лосины, их мы новые купим. Не зеленые, конечно, это слишком, но черные тоже сойдут.
– Зеленые? Вы правда носили зеленые лосины?
– И зеленые, и розовые блестящие лосины. Вместе с «мыльницами», это такая обувь. Кстати, – мама подняла палец вверх, – обувь!
Снова покопавшись в шкафу, она нашла две коробки с туфлями-лодочками из искусственной кожи ужасного качества. У нас с крестной был один размер обуви.
Первые лодочки оказались белого цвета, вторые – красного.
– Мам, ты серьезно? Хочешь, чтоб я надела блузку болотного цвета и темно-синюю юбку с белыми или красными лодочками? Это же кошмар!
– Ха-ха, это еще ничего, поверь! Ты настоящего кошмара не видела.
Мама оказалась права – настоящий кошмар был впереди. Когда я пришла в день Осеннего бала в гимназию, она напоминала публичный дом на выезде. Вызывающую, вульгарную одежду старшеклассниц мог переплюнуть только еще более вульгарный макияж. Синие, зеленые и фиолетовые тени, огромные стрелки, пунцовые пятна румян и самые кричащие оттенки помад наводили ужас.
Да, у Барби явно с головой непорядок, раз она такое затеяла. Кстати, когда я ее увидела, последние сомнения в этом пропали. В сорок лет, будучи директором гимназии, надеть короткую джинсовую юбку, куртку-косуху и сделать на голове огромный начес? Куда катится мир…
Перед выходом мама меня тоже накрасила в стиле 80-х, однако, не так ярко. И начес пыталась сделать, но все сокрушалась, что нет челки.
3
Автор слов: А. Розанов.