Вопреки

Если есть заброшенные места в мире, то родной городок Ярцева представлял собой именно такое зрелище. Застроенный вокруг давно не работающих предприятий и порта, пропускающего потоки всевозможных грузов, он тянулся унылой полосой вдоль бухты Находкинским проспектом. Постройки, сохранившиеся еще с советских времен, были разрисованы неуемными подростками. Полюбоваться можно было разве что самой бухтой, да сопками.

Найти нормальную работу в городке было сложно. Все, то мог устроиться в других местах, давно переехали.

Мать жила в центре, в одном из старых многоквартирных домов, и сколько не звали ее к себе Олег и Ната, после смерти отца так и не переехала.

Ярцев припарковал джип у неказистого, обшарпанного подъезда и торопливо выбрался из машины. Руки мелко подрагивали. Вот он – дом, в котором когда-то вырос. Если срезать через пролеты, можно быстро дойти до порта – любимого в детстве места. С друзьями целыми днями там околачивались. А теперь непривычно – тоска и заброшенность вокруг. Все же, три года в цивилизованной Германии давали о себе знать.

Он подошел к распахнутой двери подъезда и нерешительно остановился. Ему вдруг стало страшно. Что он скажет ей? Как оправдает свое отсутствие? Эйфория, завладевшая сердцем накануне, постепенно отступала. На ее место приходило неприятное отрезвление. Напускная бравада его покинула. Будет ли рада мать его внезапному появлению?

Но привыкший упорно идти до самого конца, Ярцев уверенно зашагал по лестнице. В нос ударил запах затхлости – сырость, идущая с моря, пробиралась отовсюду и не щадила постройки.

Ярцев поднялся на второй этаж, остановился у двери – поменянной, добротной. Видимо, Олег постарался. Протянул руку к звонку и на миг замер. Снова стало не по себе. Он – плохой сын. Нет ничего хуже, чем предавать своих родителей. А он предал. Мать не виновата в их с Олегом проблемах.

Прикрыл на миг глаза и уверенно нажал на звонок.

Через несколько мгновений раздался шорох с обратной стороны. Видимо, кто-то пытался увидеть гостя через дверной глазок. Потом тишина. Щелчок. Еще щелчок.

Дверь распахнулась. На пороге появилась мать. Ярцев не мог шевельнуться. В горле встал ком. Сдавшая за эти годы, будто сгорбившаяся под тяжестью нелегкой ноши, она стояла перед ним.

Он прикрыл рот рукой. Глаза обожгло. Ему хотелось ей что-то сказать, но он не мог. В груди горело одно и то же – зачем? Зачем он их бросил? Ее, Нату? Чего хотел добиться, всю свою жизнь, вытесняя их из сердца?

— Ну, здравствуй… мама. — Едва только мог сказать.

— Саша…

У пожилой женщины по лицу потекли слезы. Коснулась его дрожащими руками, одна из которых почти не двигалась, и начала оседать на пол.

— Мама! — Ярцев испугался. Бросился к ней, подхватил за руки и потянул на себя. — Мамочка моя…

Крепко прижал к своей груди. Сердце отчаянно билось, горело, и казалось, не хватает воздуха.

Довел ее до гостиной, усадил на диван. Бросился в кухню, схватил первую попавшуюся кружку, плеснул в нее воды из-под крана и вернулся обратно. Протянул воду и сел рядом.

Мать сделала глоток, за ним другой. Понемногу приходила в себя.

— Где ж ты, сволочь, был?.. — прошептала резко. — Я же тебя похоронила!

— Мам… — опалил ее горьким взглядом он. — Прости меня.

— Простить… Да я же от горя чуть не умерла тогда! С чеченцами своими водился все!

— Мама, я издалека приехал… Из другой страны. Вопреки здравому смыслу приехал…только, чтобы тебя увидеть… прощения попросить…

Она не дала ему договорить. Размахнулась здоровой рукой и изо всех сил ударила его по лицу.

Ярцев вздрогнул. Удар получился резким, неприятным, и из носа закапала кровь.

— Мама… — неловко утирая кровь, умоляюще взглянул на нее он. — Пожалуйста, прости меня…

— Пошел вон! Вон из моего дома! Ноги твоей чтобы здесь не было! Где это видано, чтобы православный человек родную мать на подельников своих променял?!

— Мама…

Он опалил ее полным горечи взглядом и схватил за руку.

Она толкнула его в грудь.

— Убирайся! Забудь сюда дорогу!

Ярцев поднялся. Впервые в жизни уверенность в себе окончательно его покинула.

— Может, ты передумаешь? — едва слышно спросил он.

— Вон! Нечего пороги здесь обивать! Иди туда, откуда пришел!

Ярцев попятился к выходу. Не заслужил он прощения. Нет, не заслужил.

Как назло, в кармане не оказалось платка и бумажных салфеток. Удар пришелся по носу, и кровь продолжала противно капать, пачкая руки и одежду.

— Я у Наты остановился! — крикнул уже у входной двери. — Если передумаешь, позвони ей!