Страница 207 из 216
- Сейчас не лучшее время ехать туда...
- Я знаю, но выбирать между социалистическими странами не приходится.
- А что? – Аньес негромко рассмеялась. – Ты прав. По крайней мере, мне будет чем заняться. Разверну там подпольную деятельность, буду бороться с Тито и распространять антиправительственные листовки. Выйду на связь с советской разведкой. Столько всего можно придумать, если захочется.
- Ты решила развалить Югославию? Французского союза тебе мало? – хохотнул Юбер и, обхватив руками ее колени, уткнулся в них лбом и прижался к ним крепко-крепко, как когда-то ребенком мог жаться к ногам своей мами́.
- Ну я же не могу позволить им сближаться с западом, это ослабляет позиции СССР и коммунистов в Европе.
- Ты слишком умна для бабы. И слишком до многого тебе есть дело.
- А ты сын булочника, которого я люблю. Ты ведь не станешь этого забывать?
- Нет. Не стану.
Он помолчал, затем поднялся с пола, пройдя к столику, на котором валялись ее портсигар и зажигалка. Закурил. Она молчала еще некоторое время. А когда собралась с духом, негромко произнесла:
- Анн Гийо... Гийо... знакомая фамилия... Я могу ее знать?
- Возможно. Это девичья фамилия моей матери, Аньес. Единственное имя, которое я могу дать тебе сейчас, раз мое уже не получится. Пожалуйста, постарайся не запятнать хотя бы его.
Она вскинула голову, вперившись прямо в его взгляд, и только так поняла, что он и правда пьян. И еще ему очень больно, а он даже не пытается это скрыть. Он беззащитнее ее. И еще он – основа ее мира.
Юбер ушел, не говоря больше ни слова, и она осталась одна, не сумев ему ничего ответить. Некоторое время она еще глядела ему вслед, но очнувшись, встала с кресла, понимая, что он продолжит пить, а она не даст ему доконать себя. Им отведено слишком мало времени. Им всегда и всего было слишком мало.
Несколько минут она так и стояла, замерев. Потом подошла к телефону. Ей нужно было сделать звонок. Один-единственный по тому номеру, который когда-то обещал оставить ей Ксавье и который она действительно нашла несколько месяцев спустя в своем почтовом ящике. Она никогда не знала, кто ей ответит. Она никогда не пробовала звонить. Вероятно, она и сейчас не стала бы, но, Господи… если Юбер будет уверен, что она прибыла в Югославию, добра из этого не выйдет.
Сколько он выдержит, не сорвавшись к ней?
А сколько выдержит она?
Ведь и она тоже будет ждать, что он сорвется. Ждать и надеяться, откладывая все до того момента, как он решится сделать то, чего нельзя.
И потому рвать нужно не Лионца, а нити. Женевьева Прево никогда не позволяла держать в доме испорченных предметов. Не станет и Аньес.
Аньес.
Анн.
Анн Гийо, которой ей предстоит стать, и которая с благодарностью примет дарованное ей имя и никогда не запятнает его.
Разговор получился кратким. На том конце оказалась женщина. Аньес лишь произнесла заветное «Ксавье, 13.55» и сообщила, в какой день будет в Боне.
«Чего вы хотите?» - спросили ее, чуть замешкавшись.
«Исчезнуть», - ответила Аньес, потому что это было единственно правильное, что ей теперь оставалось. После у нее хватило сил повесить трубку. И еще – не сорвать ее снова, чтобы набрать номер в реннской квартире, где сейчас была ее мама и где был ее мальчик, потому что если бы она поддалась порыву и сделала это, то решимость ее поколебалась бы. Пусть лучше так. У мамы останется внук. Внука она сохранит. Думать еще и о Робере Аньес себе запретила. Он забудет ее. Сейчас ему это несложно. Слишком он маленький.
Она собрала документы и спрятала их назад в конверт. Унесла с собой, чтобы позднее сложить в сумочку. А потом направилась на поиски Анри.
Аньес нашла его в кабинете, где он и правда держал в руках полный стакан бренди и стоял у окна. Здесь океана не видно, и он смотрел на поселок, сонно мерцающий огнями. Еще здесь было прохладно – потому что Юбер распахнул створку. Аньес подошла к нему и обняла со спины. В комнату врывалась ночь. А она, которая только училась ходить по земле, эту ночь к нему не хотела подпускать.
- Я много думала над тем, что тогда сказала, - проговорила Аньес. – О немцах и о тебе. И о нацизме, и о Вьетнаме… Помнишь?
- Не хотел бы помнить, но не получается, - отстраненно и тихо прозвучал его голос.
- Я ошибалась. Я бы взяла свои слова назад, но уже никак.
- С чего вдруг?
- Мне вспомнился Ван Тай…
- И с этим господином ты тоже была на короткой ноге? – рассмеялся Юбер, и плечи его под ее руками затряслись. Она лишь прижалась крепче, теперь еще и щекой, прикрывая глаза и не зная, успокаивает его это или наоборот сердит.
- Он оставил мне жизнь. Он оставил, ты спас. Я не умею забывать ни доброго, ни дурного. Но ведь и ты так же – не умеешь.
- И что же он сказал тогда, этот твой благородный повстанец?
- Он бросил деревню вам на растерзание, уводя бойцов. Помнишь? Он бросил своих, говоря, что вы не нацисты, вы не казните целое поселение за помощь восставшим. Я ему не верила, и я ошиблась. Не знаю, что я думала тогда, я ненавидела вас за то, что вы расстреливали его солдат, и не понимала… почти не понимала того, что он оказался прав. Тех, кто жили в деревне, ты не тронул.