Поездом к океану

- Домой. В Тур-тан.

- Ты с ума сошел? Я продала его еще два года назад!

- Ты продала его мне.

- Боже...

- Ты продала его мне, - с нажимом на последнее слово повторил Юбер, продолжая мчаться в ночь, у которой тоже наступал край. Когда они приедут к дому, будет чернее всего, как бывает лишь перед рассветом.

Сделку она оформляла через поверенного. Документы подписывала, почти не глядя – да и какой в том толк, когда ни имени, ни подписи покупателя в бумагах еще не стояло. Главным было то, что она получила запрошенную сумму! На все остальное – плевать. Если уже решилась отдать свою душу – нужно быть уверенной что не продешевила.

- Зачем? – побелевшими пересохшими губами спросила она.

Юбер не ответил. Лишь повернул к ней лицо и глянул во тьму побитой собакой, туда, где один только свет фар выхватывал ее четкий затемненный профиль.

- Господи боже, зачем?! – выкрикнула Аньес, взмахнув обеими руками и ударив себя по коленям, как капризный ребенок, и ему казалось, у него выпрыгнет сердце от ее крика.

- Потому что я любил тебя, - срывающимся голосом выпалил он. – Я хотел, чтобы ты вернулась сюда ко мне! Я надеялся сохранить его для тебя, когда ты уезжала!

- Лионец, зачем!

Потом его шею обхватили тонкие ледяные руки, тусклый свет в его глазах померк, машину на полном ходу едва не занесло и все, что он успел – выкрутить руль и ударить по тормозам, сгоняя ее на обочину. Единственное, что потом еще слышал, это как она хрипло выдыхала его имя, и понимал заранее, что кроме него – ее вытаскивать некому. Аньес была на грани двух крайностей: безумия или суицида. Ей не дали взлететь, не пустили в небо, оставили на земле, а ходить по ней она не умела. Странно, что продержалась так долго. Должно быть, в силу своего невыносимого характера. А теперь ничего не оставалось. Характер перемололо.

Остаток пути они преодолели быстро, без разговоров и лишних эмоций. Только теперь Аньес все время держала его за руку и не отпускала, будто бы, если прервется касание, все исчезнет. Безумно хотелось спать, но было очевидно, что едва лягут, и сна не останется. Не доехав до дома, Юбер остановился.

- Я погляжу, есть ли кто.

Она молчала и покорно оставалась в машине, пока он выбирался, торопливо бежал к крыльцу.

Их с Мадлен постояльцы должны были приехать лишь в мае. Сама Мадлен уехала в Кан, одержимая идеей купить саженцы яблонь какого-то сорта, годного для производства бренди. «Конечно, в Бретани это будет не кальвадос, - писала она, и ему казалось, что сквозь бумагу проступает ее улыбка, - но мне ужасно хочется попробовать. Мама едет со мной, мы наверняка что-нибудь выберем, и она не даст мне ошибиться».

Мадам Кейранн никогда никому не дала бы ошибиться, это точно. Жаль, что давно уже никто ее не слушал, ведь насколько все было бы проще. Еще Мадлен писала, что они поездят по побережью, и это тогда звучало для Анри весьма обнадеживающе – может быть, она понемногу начнет оживать. С тех пор, как исчез Фабрис, ему казалось, сменился тон ее писем.

Кто же мог знать, что ее отъезд придется ко времени и сыграет ему на руку.

Под ногами шуршали мелкие камни. На краю света дождь перестал, но мелкие камни, устилавшие дорогу, были влажными. И предрассветный воздух тоже казался пропитанным водой. Весь мир состоял в это самое черное время из необъятных теней. И он с фонарем и широким шагом – к дому.

Тот был заперт и безлюден. Никто не отозвался на звонок. Лишь Сабина залаяла – Мадлен завела красивую собаку породы босерон со скверным нравом. Она всегда принимала подполковника за чужака, да он и был чужаком в свои редкие приезды на собственную ферму.

Юбер открыл дверь ключом и вошел внутрь. Помощницы, нанятые для ухода за домом, должны были приходить из городка по утрам. К тому времени он решит, куда их девать, чтобы не путались под ногами ближайшие дни, покуда здесь Аньес.

Пройдясь по первому этажу и везде зажигая свет, он убедился, что особняк и правда пуст. После этого только вернулся в машину. Маленькая невозможная женщина все еще сидела в салоне, послушная и тихая. Он не знал, что хуже – ее вспышки или угасание.

Он широко раскрыл ворота, загнал автомобиль в гараж, имевшийся здесь, и его поставил возле фургона.

Забрал ее вещи, помог ей выйти. Она послушно шла среди темноты к горящим окнам у океана. Ей думалось о том, что на ее памяти старый маяк никогда не светил – давным-давно работал новый, на острове Тристан, и ей хотелось увидать этот остров вновь. Она бы сказала об этом Анри, но не смогла. Еще ей хотелось, увидать свет от старого маяка. Но эта мечта тоже была несбыточной и пришла к ней из самого детства, ведь ей тогда казалось, что нет места на свете красивее. Ей так повезло – жить здесь. И маяк был ее волшебным замком, ее крепостью, ее собственным миром, которого никто не мог отобрать. А потом она выросла и отдала его сама.

В доме она жадно оглядывалась по комнатам, словно разыскивая отличия между тем, что помнила, и тем, что видела. Они были, конечно, эти отличия. И немало. Кружевные скатерти, новые портьеры. Маленькие яркие коврики под ножками кресел из ее прежней жизни. Спрашивать она не хотела, что за женщина хозяйничала здесь. Эта мысль как-то странно осталась в стороне, отброшенной за ненадобностью, совсем никому не нужной в этот час. Она даже не ревновала. Довольно того, кому теперь принадлежал Тур-тан, довольно того, что ей сказал этот мужчина часом ранее, когда она пыталась понять, зачем он это сделал. И снова, как в тот день, когда Юбер признался, что ему никогда не доводилось за кем-то ухаживать, она с изумлением обнаружила совсем иного человека, чем думала о нем все это время. Прошедший через джунгли и горы ради ее спасения, он купил ей дом, который она так бездарно потеряла.