Страница 11 из 12
Глава 4
Билл ткнул ложкой в остатки тушеной окры у себя на тарелке. Она уже остыла и консистенцией напоминала перезрелый сельдерей, который сначала подержали в ядерном реакторе, а потом оставили гнить на солнце.
Вот уже пять недель он сидел на окре, и конца этому видно не было. Сейчас он был бы рад даже гнусной баланде, которой их кормили в казарме, - все-таки разнообразие. Немного утешало его лишь одно: ступня наконец начала отрастать. Плохо только, что отрастала она как-то странно. Цвет у нее был не розовый, как полагается, а серый. К тому же на ней не видно было ни малейших признаков пальцев - просто серый комок чуть меньше кулака размером. Но она, по крайней мере, уже достаточно выросла, чтобы на нее можно было кое-как ступать, и Билл отложил костыли - он надеялся, что навсегда. Пусть понемногу растет дальше. Чего у солдата сколько угодно - так это времени.
- Ну и как команда, рядовой? - спросил капитан Блайт, жадно пожирая свиную отбивную.
- Все в порядке, сэр, - солгал Билл.
Он уже твердо усвоил, что не следует раскачивать лодку. Только на прошлой неделе он робко сообщил капитану, что, по мнению команды, давно пора внести какие-нибудь изменения в меню. Кончилось это полным фиаско: Билл был на три дня оставлен без пончика с джемом, а команде пришлось целый день поститься. Моральное состояние от этого ни у кого лучше не стало.
Сказать по правде, команда становилась угрюмой, злобной, раздражительной и сварливой. Это по четным дням. А по нечетным она была упрямой, ворчливой и мрачной. Даже в самые благоприятные моменты то один, то другой начинал капризничать. А Билл, оказавшись между двух огней, проклинал собственное невезение, окру и преступное прошлое подопечных.
Остаток раскисшей окры Билл спрятал в карман. У его новой собаки оказалось, пожалуй, единственное достоинство: Рыгай любил окру, просто души в ней не чаял, при виде ее начинал скулить и пускать слюни самым отвратительным образом. Если не считать Кристиансона и Кейна, пес был единственным существом на борту, которое могло вынести эту гадость. Кристиансон, конечно, мог съесть все, что угодно, а что касается андроида, то никто не знал, имеется ли у него вообще орган вкуса, а если да, то насколько на него можно положиться.
Меньше всего Биллу требовалась собака, но отделаться от Рыгая ему было не суждено - по крайней мере, в этом рейсе. Никто, кроме него, не желал иметь с собакой никакого дела. Ее спасало только одно - у нее хватало инстинкта самосохранения на то, чтобы оставаться на той половине каюты, которая досталась Биллу. Мордобой часами сидел, поглаживая свой топор и не сводя злобного взгляда с жалкого пса. Исключительно овощная диета ничуть не способствовала улучшению его настроения.
- Тли, - сказал Кейн, когда начали раздавать пончики. - И еще маленькие зеленые гусеницы. Прошу прощения, капитан.
- Не может быть! - взревел капитан. - Опять?
- Это естественный процесс в таком закрытом помещении, как у нас на корабле, - сказал Кейн. - Здесь нет хищников, которые бы их истребляли.
- У меня полный корабль хищников, - возразил Блайт, протягивая руку за вторым пончиком. - Билл, соберите снова бригаду для борьбы с вредителями.
- А что, если попробовать перец? - предложил Билл. - Дома, на ферме, мы уничтожали вредителей смесью мыла с перцем. Это легче, чем собирать их поодиночке. Мы всегда так делали, когда я был молодой...
- Никому не нужны эти ваши дурацкие деревенские воспоминания, - презрительно сказал Блайт. - Легче! Кто сказал, что это должно быть легче? Заключенным никакие послабления не положены. Есть преступление, должно быть и наказание.
- Это экологически безопасно - чистая органика, - продолжал Билл с надеждой: он опасался, что команда просто повесит его за ноги, если он снова попытается заставить их собирать козявок вручную.
- Я не желаю, чтобы мои растения опрыскивали перцем, - заявил капитан. - Это испортит их тонкий и нежный вкус.
Билл решил оставить при себе очевидное возражение: сам капитан окры никогда и в рот не брал, а значит, не мог иметь никакого представления о ее вкусе. Она могла бы стать куда более съедобной, если бы как следует сдобрить ее перцем. Даже мыло пришлось бы тут только кстати.
Билл оказался прав в своих предчувствиях: команда пришла в ярость, когда он сообщил, что предстоит аврал по защите растений от козявок. На этот раз его спасло только то, что капитан предупредил: те, кто откажется, будут до конца рейса подвергнуты одиночному заключению, кормить их станут соком окры, щедро разведенным водой, а срок наказания будет вдобавок удвоен.
- Нельзя ли хоть свет убавлять, пока мы тут работаем? - спросил Ухуру, обнаженный до пояса и покрытый потом.
- Я говорил с Кейном, - ответил Билл. - Он не против, но капитан сказал, что изменение светового цикла погубит весь эксперимент.
- У меня спина болит, - простонала Киса, нагибаясь над грядкой с скрой, чтобы дотянуться до вредителей, укрывшихся посередине. - И если хотите знать, я на стороне букашек. Пускай бы ели себе эту зеленую мерзость сколько угодно.
- Скажи спасибо, что на окру не напали трипсы, - заметил Билл. - Или белые мушки. Они такие крохотные, что пришлось бы снимать их с листьев пинцетом.
- Ну, тли тоже не с собаку размером, - сказал не то Ларри, не то Моу, не то Кэрли. - Очень трудно снимать ее с листа, чтобы его не сломать.
- Не вздумайте повредить растения! - заорал Билл, вспомнив, как один сломанный стебель обошелся им в пятьдесят кругов бегом вокруг палубы "Б" в полной выкладке.
- Да бросьте вы жаловаться, - сказал Мордобой ухмыляясь. - Мне давить козявок по душе. Почти так же занятно, как проламывать черепа. Жаль только, гусеницы такие маленькие, очень трудно им, гадам, лапки отрывать.
- Нам ведено их давить, а не мучить, - заметила Рэмбетта.
- Кому что нравится, - ответил Мордобой, держа в руке гусеницу и сладострастно глядя, как она корчится. - Интересно, каковы они на вкус.
- Фу! - сказала Киса. - Как можно есть козявок?
- А это чистый белок, - вставил Кэрли, а может быть, Ларри. - Они, должно быть, повкуснее окры.
Впрочем, возможно, это был Моу.
Мордобой, довольно посмеиваясь, принялся сгребать в кучу раздавленных козявок с оторванными ногами. Билл содрогнулся.