Страница 97 из 125
«Граф Бобби с удовольствием подставляет свое лицо солнцу. Вероятно, он наслаждается приятными минутами. Он незаметно улыбается, довольный собой и миром — и своей работы. А почему бы и не ею? У всех хмурые и озлобленные лица, но не у него. Разве ему легче? Носок сапога на его вытянутой ноге блестит и как зажигательное стекло притягивает солнечные лучи. Эсэсовцы расставляют оставшихся по пятеркам, после чего граф Бобби небрежно и непринужденно, с сигаретой во рту, отбирает людей, как ему заблагорассудится. Одних он отправляет в лагерный ад, других через трубу — в рай. Благородное занятие, занятие офицера-эсэсовца! … Медленно движется мимо него процессия приговоренных к смерти стариков, детей и женщин. Мать подзывает своих птенцов: „Пошли, пошли, детки!“ Кто-то оглядывается на сумасшедшего и смеется. Когда же по платформе все прошли в газовую камеру, безумец остается один на один с умершими в вагоне, потом другие узники погрузят их на тачки и увезут».
А кто будет читать «Исход» и «Мила 18» Леона Уриса? Или книгу Леи Флейшман — «Это не моя страна. Еврейка уезжает из ФРГ», которую критика превознесла до небес и в которой автор беседует со своей бабушкой, переработанной на мыло [354] :
«Представь себе, бабушка, меня спросили, согласна ли я с моим использованием? Спрашивал ли тебя эсэсовец, согласна ли была ты со своим использованием? Твои волосы пошли на изоляционные прокладки, жир — на мыло. В 1976 году твою внучку спрашивают на немецком канцелярите: согласна ли она с использованием? Спрашивать-то по-прежнему спрашивают, но не используют как прежде. Сегодня я по профессии учитель и меня используют как учительницу. Вчера ты была жертвой и поэтому тебя использовали на мыло».
Кто, скажите на милость, захочет потом читать эту книжку Флейшман? И кому интересны будут все эти «уцелевшие при холокосте», которые еще сегодня, промолчав полвека, берутся за перо и заводят в своих мемуарах старую песенку: «Я один спасся, чтобы рассказать вам, что случилось с другими!» Кто возьмет книгу «Перед лицом пламени» Труди Биргер, где написано следующее [355] :
«Тем временем я так близко подошла к печам, что могла видеть лица заключенных-поляков, которые бросали в огонь живых людей. Они хватали женщин за что попало и заталкивали их головой вперед … А потом, увидев, что настал мой черед, я окаменела … Затем я услышала голос, или это было во сне? … Там стоял комендант лагеря, лет 45-ти, невысокого роста … Он проворчал: „Эту девушку отсюда унесите!“. Поляки-уголовники положили меня на носилки, вместо того чтобы сжечь как остальных женщин…»
Биргер спаслась не только от огня, но и от воды [356] :
«По какой-то причине командиром был повар-немец … Вдруг он заорал: „Корабль перегружен. Жидов — в воду!“ … Зэки, поляки и литовцы, бросились выполнять его приказ … Меня хотели бросить первой, так как я первой вышла из трюма. Я была на краю и, чтобы не упасть, уцепилась за стоящую за мной женщину. Взглянула вниз и увидела прозрачную, холодно-ледяную воду … Я патетически воздела руки и воскликнула, как можно громче: „Слушай, Израиль!“ … Внезапно повар, отдававший приказы, остановился. „Что ты там орешь?“ … Что-то заставило его передумать. Он крикнул: „Жиды остаются на борту!“ Он велел заключенным полякам и литовцам нас больше не теснить на край борта и таким образом никто из 30 оставшихся женщин не был сброшен в воду…»
Если рухнет холокост, то Биргер придется распроститься с гонорарами, а ее литпомощнику — с обещанной долей. Не будет восторженных рецензий во «Франкфурте Альгемайне», лишатся гонораров рецензенты. Поэтому холокост не может умереть! По крайней мере умереть вскоре!
Цитируется по: HT, N15. s.32
Birger, s.126...127
ibid. s.149...150