Страница 29 из 47
Тем не менее на штабных картах этот оборонительный рубеж и его гарнизон выглядели достаточно внушительными, и в те последние критические дни января «Вартинский вал» служил опорным рубежом для южного фланга группы армий «Висла» и северного фланга группы армий «Центр».
Пока Познань в 50 километрах к востоку от укрепраиона оставалась в руках немцев, можно было рассчитывать, что натиск советских войск разобьется об этот город-крепость и не обрушится всей мощью на «Вартинский вал». Однако к 27 января стало очевидным, что стремительно наступающие колонны танков Жукова просто обошли Познань, оставив блокирующий заслон.
28 января русские захватили первый плацдарм на верхнем Одере в Любене и было ясно, что через двое суток они приступят к штурму «Вартинского вала».
В Мезерицкий укрепленный район срочно выдвигался 5-й корпус СС (фактически разношерстное сборище карательных отрядов, переброшенных из Югославии). Но прежде чем эсэсовцы сумели закрепиться на своих позициях, командир корпуса группенфюрер Вальтер Крюгер, выехавший на рекогносцировку, подвергся неожиданному нападению русских, причем в его автомашине была захвачена подробная карта укрепрайона. 30 января советские войска, сломив сопротивление гарнизона, преодолели «Вартинский вал», и во второй половине дня советские танки захватили Швибус и Циллихау.
В результате этой новой катастрофы оба фланга группы армий «Висла» повисли в воздухе, а генерал Шернер, командующий группой армий «Центр», был вынужден оттянуть назад свой левый фланг. Между двумя группами немецких армий вновь возникла брешь в которую устремились танковые корпуса 1-го Белорусского и 2-го Украинского фронтов, тандемом выходившие на восточный берег Одера между Кюстрином и Глогау.
Наглядное представление о развале немецкой обороны дает тот факт, что на аэродроме в Ольсе советские танкисты захватили 150 исправных самолетов, включая 119 четырехмоторных бомбардировщиков и дальних морских разведчиков «Фокке-Вульф-200» «Кондор» — всю «эскадру поддержки подводных лодок», которую немцы собрали для возобновления подводной войны в Атлантическом океане.
В этот момент, когда русские войска втягивались в междуречье между Одером и Вартой, уязвимость флангов их гигантского выступа напоминала положение 6-й немецкой армии в излучине Дона, когда она выходила к Сталинграду. Вопрос заключался в том, обладают ли обороняющиеся достаточными силами, а наступающие чрезмерной самоуверенностью, чтобы позволить этому историческому совпадению оставить свой отпечаток на оперативной карте сражений второй мировой войны.
Начальник генерального штаба ОКХ Гудериан понимал, что советские войска, даже в эти победные для них дни, должны были устать. Он видел, как далеко они продвинулись с боями на запад, как много крупных очагов сопротивления осталось в кильватере их наступления.
Как танкист, он знал, когда изнашиваются траки гусениц, экипажи выматываются до предела, а материальное обеспечение войск падает ниже безопасного уровня.
Он также отдавал себе отчет в том, что фактор времени решающим образом скажется на выборе правильного момента для контрудара. Однако на совещании у Гитлера его ждало очередное разочарование: фюрер решил направить 6-ю танковую армию СС, передовые части которой должны были прибыть с Западного лронта на следующий день, вместо Одера в Венгрию для деблокады Будапешта.
В поисках выхода Гудериан (который 25 января безуспешно пытался склонить Риббентропа пойти к Гитлеру и предложить начать переговоры с западными державами об одностороннем перемирии) обратился к министру вооружений А. Шпееру, в котором нашел более убежденного и решительного сторонника.
Шпеер составил докладную записку, основанную исключительно на анализе экономического положения и лишенную даже косвенной критики военного гения Гитлера. Записка начиналась категорическим заявлением: «Война проиграна».
Когда Гудериан передал ее фюреру как «чрезвычайно важный документ, представляемый по настоятельной просьбе министра вооружений», Гитлер, бросив взгляд на первое предложение записки, молча запер ее в сейф.
Через несколько дней Шпеер, не получив ответа, попытался попасть к фюреру для личной беседы, но Гитлер отказался его принять, заявив: «Он вновь будет говорить мне, что война проиграна и что я должен кончать ее».
Тогда Шпеер передал экземпляр своей докладной записки адъютанту и попросил передать ее Гитлеру.
Фюрер, не взглянув на записку, приказал положить ее в сейф. Обернувшись к Гудериану, немецкий диктатор сказал: «Теперь вы понимаете, почему я не хочу никого принимать для личной беседы. Тот, кто хочет говорить со мной с глазу на глаз, всегда намеревается сказать мне что-то неприятное. Этого я не могу переносить».
Наступавшие южнее 1-го Белорусского фронта армии маршала Конева, проделав меньший путь и встретив меньшее сопротивление, сохранили высокую боеспособность и в третьей декаде января широким фронтом выходили на Одер.
20 января Конев отдал приказ 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко, двигавшейся вместе с 52-й армией генерала Коротеева к Бреслау (Вроцлав), повернуть свои войска на юго-восток и наступать вдоль Одера, чтобы очистить от немцев берег реки и выйти в тыл 1-й танковой и 17-й армиям немцев.
Эти армии бы изолированы от остальных сил генерала Гарпе в район Катовице, но сумели пробиться на юг и ускользнуть Карпаты.
В официальной советской истории второй мировой войны, правда, отмечается, что советское командование намеренно оставило коридор для выхода этих полуокруженных немецких войск из Силезского промышленного бассейна.
Не удалось русским и ликвидировать все немецкие опорные пункты сопротивления на левом берегу Одера. Бреслау останется занозой в теле русских армий до 6 мая, Глогау — до 17 апреля.