Алька. Вольные хлеба

– Удивила клиентура ресторана? Это вдовы богатых стариков, которые приходят сюда скоротать зимние вечера. Выпивают бокал за вечер, редко кто чуть больше, не потому что ресторан дорогой – следят за состоянием здоровья. У каждой свои любимые вина, отопьёт бокал из бутылки – её снова укупоривают, и она ждёт её следующего посещения. Система хранения откупоренных бутылок такова, что позволяет не терять качество напитка после многократного открывания и укупоривания.

Сели за стол, нам тоже приволокли четыре огромных тома с перечислением вин, были и какие-то закуски. Финдиректор предлагал вина, мы кивали головами, потом выпивали, высказывали своё мнение, после чего заказывали новое. В отличие от старушек у нас ничего закупоривать не приходилось – зачем персонал напрягать лишней работой? Потом, что такое семьсот пятьдесят граммов на четверых мужиков? Это ж сто восемьдесят семь с половиной миллилитров на рыло, всего делов. Так, чисто голову подправить после аквавита.

Немец расслабился, тоже явно любил бухнуть. Рассказал, что родился он во Франции, учился и жил в Германии, а потом много работал в Париже валютным брокером на бирже от банка. Работа эта адова – большие риски, но он был успешным брокером, очень уставал. Совсем недавно банк отметил его многолетнюю успешную работу и повысил, сделав финансовым директором. Новая его работа – это, по сути, курорт.

Я рассказал что-то про себя, что был учёным, преподавал в вузе, теперь занимаюсь бизнесом.

Так сидели, мило беседовали, немец заметил:

– Россия – северная страна, для таких, как ты, людей, предпочитающих вино крепкому алкоголю, там с выбором напитка сложнее. Нет своих вин.

Я, как и большинство граждан СССР, тогда ещё не придал значения Беловежским отношениям, думал, что вожди поколбасятся и страна под названием СССР будет продолжать своё существование, только под другим названием – СНГ. Будет какая-то незначительная передача власти сверху вниз, но принципиально ничего не изменится. Поэтому своей страной по-прежнему считал всё постсоветское пространство. Мне стало обидно за родину – как так у нас вина хорошего нет, и сказал:

– У нас есть хорошие вина.

Немец с удивлением произнёс:

– Какие?

– Киндзмараули, Хванчкара, Вазисубани.

Линейка вин на прилавках в СССР была короткая, десятка полтора, не больше, и перечисленные были из лучших. Наверно, были и коллекционные, но на прилавки они не попадали. Немец, услышав названия, сказал:

– Никогда не слышал.

Я напрягся, пытаясь понять, есть ли какое-то российское вино в Европе, и вспомнил. Несколько лет назад я, идя домой к тестю с тёщей, увидел их соседку – армянку, живущую в квартире напротив, которая несла объёмистую и явно весьма тяжёлую сумку с продуктами. Я подошёл, поздоровался, предложил ей свою помощь в доставке харчей до дома, донёс до порога и распрощался. Соседка была так растрогана моим героическим поступком, что, решив отблагодарить меня каким-то подарком на 23 Февраля, поинтересовалась у тёщи:

– Лида, у тебя такой вежливый зять, что он любит? Хочу подарить ему на день Советской армии.

– Он вино любит сухое.

У соседки какой-то родственник – то ли отец, то ли дядя – работал директором винзавода где-то на юге. С соседкой они были в приятельских отношениях и дарили друг другу подарки по праздникам: соседка тёще – бутылочку вина, тёща – тарелку какой-нибудь выпечки или пироги.

На День Советской армии мне передали бутылочку вина с названием «Рубин Крыма». Передавая вино, соседка сказала:

– Лида, это очень хорошее вино, оно всё идёт на экспорт, в Германию, в России он его никогда не попробует.

Вино и в самом деле мне очень понравилось, и вот тогда-то я вспомнил про него, о чём и сказал немцу:

– А у вас одно российское вино продаётся, называется «Рубин Крыма».

Немец очень удивился, подозвал сомелье, и они стали что-то живо обсуждать, потом попросили меня рассказать, как выглядит бутылка. Я рассказал, что у вина очень приметная этикетка – миниатюрная карта Крыма, отпечатанная в чёрно-белом цвете, на которой красной капелькой залито место, где собирают виноград. Название напечатано на немецком крупными буквами чёрного цвета. Услышав описание, сомелье хлопнул себя по лбу и сказал:

– Да я видел это вино, оно продаётся в торговом центре неподалёку.

Немец поговорил о чём-то с сомелье, он ушёл, а немец сообщил нам:

– Сейчас он пошлёт сотрудника в магазин, будем пробовать ваше вино.

Сидели, разговаривали, ждали, я мысленно потирал руки, думал, сейчас умою немца, взяли моду всё советское хаять. Хрен вам в ж…, в смысле ректально, сейчас поймут, что у нас не только танки, но и вина – того. Ну, в смысле это, а то будут они… Немец задумчиво жевал белую хлебную корку.

Принесли вино, немец взял чистый бокал, попробовал, посмотрел на дату изготовления на бутылке, задумался. Потом сказал что-то сомелье, когда тот ушёл, обратился ко мне:

– Выпей водички, сейчас сравнивать будем.

Я, как заправский дегустатор, попил водички, пожевал корочку хлеба, потом какой-то травы, в общем, увлёкся. Сомелье принёс бутылку какого-то немецкого вина, в ресторане подавали в основном вина Германии.

Сомелье налил немецкого и нашего вина в два бокала, после чего немец объяснил:

– Дегустация наша горизонтальная, но не совсем правильная. Вина одного года, но разной ценовой категории. Ваш «Рубин Крыма» в магазине стоит пять дойчемарок, а в ресторане просто нет вин такой ценовой категории, с трудом нашли вино за двадцать марок. Ну, что есть, давай пробовать, с чего начнём?

– Давай с немецкого.

– Давай.

Я, наблюдая за немцем, старался поступать так же: отпил немного, старался языком растирать по небу, делал умное лицо. Немецкое вино меня не впечатлило, по моим ощущениям мы весь вечер пили примерно такое же или чуть получше. Потом попил водички, что-то пожевал и выпил крымского. Выпил и опешил, я ожидал не сходного по вкусу, какого-то отличающегося, но интересного, но увы. Это было какое-то бедное во вкусе и аромате питьё, не противное, но очень простое. Растерявшись, я забыл про правила и, минуя питьё воды, хлебнул из бокала немецкого, ароматы и вкус моментально заполнили всё, что там определяет во мне эти вкусы и ароматы. Поднял глаза, немец с улыбкой глядит на меня, спросил:

– Ну как?

– Я был не прав.

– Ты знаешь, а «Рубин» ваш для своей ценовой категории неплох. Я даже думаю, что он по цене должен марок восемь стоить, но я, говоря о винах, имел в виду другие.

– Я уже понял.

Мы отставили в сторону всё, что дегустировали, и немец, полистав карту вин, сказал:

– Давай-ка попробуем еще вот этого.

Пробовали мы ещё часа полтора, вскоре я перестал понимать разницу того, что пью, но однозначно понимал: вино красное. Хорошее. Прощались как братья перед долгой разлукой, обнимались, что-то говорили друг другу, переводчик уже не мог сказать слово «мама», но он был не нужен, всё было понятно, только что не целовались. Хотя хрен её знает, может, и расцеловывались – друзья же.

В гостиницу шли пешком – город изучили неплохо, было далеко за полночь. На одной из улиц на перекрёстках стояли небольшие группы мигрантов – турок. Олежек предложил:

– Давай на другую сторону перейдём.

– Это ж крюк.

– Какой крюк? Лишние сто, от силы двести метров.

– Олег, мы ж в Германии, неужто турки немцев тронут? Не поверю. Попёрли прямо на них.

– А почему ты решил, что они нас за немцев примут?

– А ты что думаешь? Что они глянут на нас и поймут, что по Франкфурту-на-Майне полвторого ночи двое пьяных русских болтаются? Пошли, ты мне негромко, чтобы они акцента не услышали, по-немецки что-то бухти, а я тебе буду на чисто немецком громко отвечать: «Ja, ja».

Надо сказать, я был уверен, что по одёжке я за немца сойду стопроцентно – на мне была английская обливная дублёнка ярко-жёлтого цвета, которую мне Витька Романов подогнал перед самой поездкой. На заводе руководству выделили, и Витёк одну для меня отжал. Так что выглядел я как состоятельный немецкий бюргер.