Дикарь

Но я всё равно грызла себя изнутри, корчилась в мыслях, когда Дикарь отвечал на соблазнительный взгляд Наташи своим спокойным взглядом. Я не знала и даже представить себе не могла, что могу ревновать, причем эта ревность выжигала меня как кислота. Я комкала край своего платья под столом, кусала губы, съедая остатки помады и продолжала наблюдать за всем этим.

Даже дышать нормально не получалось. Платье узкое и сделать прям глубокий вдох никак не получиться, ткань только сильней натянется, поднимая мою грудь выше. А учитывая, что Александр Юрьевич постоянно пялится на меня, такая картина окончательно его доведет до сердечного приступа. Я куталась в пиджак Дикаря, он обволакивал мене теплом и запахом одеколона, но мне всё равно казалось, что я будто голая сижу перед этими людьми. Наташа тоже иногда смотрела на меня, особенно, когда делала глоток вина. Ее взгляд скользил по ткани пиджака. Она была недовольна, что именно на мне сейчас вещь мужчины, к которому Наташа явно испытывала что-то большее, чем сексуальное пристрастие.

Дикарь что-то говорил про бар, который он выкупил у моего шефа, говорил еще про какую-то небезопасную обстановку. Я это слышала отдаленно, потому что от всех этих наблюдений у меня уже голова шла кругом. Мне не нравилась эта парочка. Я вроде бы сидела, а всё равно точки опоры не ощущала, пока Дикарь неожиданно не подставил свое крепкое широкое плечо, на которое я тут же опустила голову. Его рука с моей коленки медленно переместилась на поясницу под пиджаком. Он держал меня крепко, немного больно и абсолютно уверенно.

Сложно было соврать самой себе, что мне не нравилась такая близость. Нравилась, даже очень и не только потому, что Александр Юрьевич окончательно прекратил пялиться на меня, а Наташа, поджав губы, бросала недовольные взгляды на ту точку, где мой висок соприкасался с плечом Дикаря. Мне просто легче стало, а еще до одурения приятно оттого, что пусть и на краткий промежуток времени, но между мной и Дикарем может быть спокойно, без животной страсти и боли, а просто спокойно.

Я рассматривала пол под своими ногами, рассматривала ноги Дикаря, его руки и пальцы на фалангах которых были заметны какие-то странные бледные пятнышки. Интересно, что это такое? Адский ужин закончился где-то через полтора часа. Меня очень насторожили слова Александра Юрьевича по поводу того, что ситуация, (какая именно, черт его знает), действительно, нестабильная и опасная. Что-то даже про оружие было сказано. Дикарь выпустил меня из своих рук, встал и что-то лично сказал своему другу. Что именно, я так и не услышала. Зато прекрасно услышала другое от Наташи:

— Ты с ним не справишься, — она подошла ко мне, под предлогом заглянуть в зеркало, что висело неподалёку от столика, украшенное позолоченной витиеватой оправой. — С нравом Паши может справиться исключительно сильная женщина, любая другая просто сломается под ним.

Я хотела едко уточнить, кто именно в ее понимании «сильная женщина», но Дикарь уже возник рядом, даже не рядом, а передо мной, загораживая своей исполинской фигурой. Мы распрощались. Гости вышли первыми, я уже собиралась тоже выйти, но Дикарь резко схватил меня за запястье и дёрнул к себе. Я буквально врезалась лбом ему в грудь.

— Не так скоро, девочка, — прошептал он мне куда-то в макушку, а я только успела услышать щелчок дверного замка. В небольшой приватной комнате ресторана мы остались одни.

У меня моментально сбилось дыхание, но не от страха, а… от возбуждения. Настоящего, плавящего и такого невыносимого. Дикарь повернулся к столу и долго не раздумывая, ухватился за край скатерти, дёрнул вниз и вся посуда тут же градом посыпалась на пол. Боже, что же он творит?! Сюда сейчас сбегутся все официанты и скорей всего вызовут полицию, когда не смогут попасть внутрь. Но Дикарю было плевать на всё это. Он взял меня за подмышки и усадил на край стола. Мое сердце было готово разорваться на кусочки от перевозбуждения и совершенного непонимания происходящего.

Дикарю же было фиолетово. Всё это время, проведенное за ужином, он практически не смотрел на меня, просто трогал, но ничего большего. Ему было куда интересней общаться со своим другом и отвечать на взгляды любовницы, но стоило им выйти за порог, как сущность Дикаря взорвалась безудержным фонтаном животной страсти.

Этот мужчина не спешил со мной церемониться. Его взгляд, в котором я уже научилась различать тень похоти или, например, злости, сейчас буквально горел темным пламенем откровенного сексуального желания.

— Ты заставляешь меня слетать с катушек, девочка, — практически прорычал мне в ухо Дикарь, пока его грубые и аномально горячие ладони стаскивали с меня нижнее белье, а подол платья натягивали практически до груди.

Я чувствовала голыми ягодицами прохладу стола, отчего по коже проскользнули мурашки, а соски под тканью платья ощутимо затвердели и упёрлись в кружево лифчика.

— Еле сдержался, чтобы не вытрахать тебя, прямо у них на глазах, — Дикарь швырнул мои трусики куда-то к двери, затем подхватил меня под коленки и придвинул к себе ближе. — Ты на лезвии танцуешь, девочка, — голос Дикаря и так никогда не отличался мелодичностью, а сейчас, с каждым новым словом, он становился всё ниже, такой глухой и басистый, что даже жутковато.

Воздержание от секса сыграло с нами злую шутку, природа брала свое и рассудок просто постепенно начал отключаться, уступая место инстинктам. Я хотела этого мужчину, несмотря на его скверный грубый характер и атрофированную способность нормально сосуществовать с женским полом. Я просто, мать его, хотела Дикаря, его руки, его член, даже его сухие и жесткие губы. Неожиданно на задворках плавящегося сознания мелькнула мысль, даже не мысль, а настоящее утверждение, что ни с каким другим мужчиной я не смогу испытывать такого удовлетворения от секса, как с Дикарем. Он умеет причинять боль, но эта боль ходит по краю вместе с удовольствием, от которого я уже стала зависима. Нормально это или нет — мне плевать. Мои ноги сами раздвинулись, приглашая Дикаря получить свое. Я чувствовала себя похотливой извращенкой, но мне это нравилось. Я была собой, той Дашкой, которая любит курить, материться и бить по коленкам.

Дикарь одной своей пятерней сжал мои щеки и несколько секунд просто смотрел мне в глаза, своим пьяным, окончательно замутнённым взглядом. Дикарь шумно выдыхал, опаляя своим дыханием, а я тут же вдыхала, ощущая на кончиках пальцев покалывания заряженных импульсов, которыми переполнился воздух между нами. Интересно, это всегда так будет? Или нет? Чтобы по краю пропасти, чтобы с надломом и болью? Почему нельзя просто? Почему нельзя сгореть по молодому парню, который станет баловать своим вниманием и цветами? Всё легко. Нет у меня таких парней и вряд ли бы я смогла быть с романтиком, ведь моя натура лишена романтического налёта.

— Ты должна так выряжаться только для меня, — прошептал у самых моих губ Дикарь.

— Я не знала…

— Теперь знай, — он сжал мои щёки сильней. — Только для меня, иначе шею сверну тебе и тому, кто еще раз захочет посмотреть на тебя, — он впился в меня сухим жарким поцелуем, от которого на кончике языка становится так горько-приятно и пьяно.

Мы ведь, кажется, нормально-то и не целовались, да и я в этом деле совсем еще новичок. Но Дикаря это не беспокоило. Он подчинял меня себе. Нависал надо мной, медленно перемещая руку от моих щек и останавливая ее на горле.

Всё случилось быстро, потому что мы оба были на взводе. Дикарь вошел в меня одним резким сильным толчком. Мое тело непроизвольно выгнулось, пытаясь привыкнуть. Слабый оттенок боли присутствовал, но я уже смирилась с размером Дикаря. Он рвано выдохнул мне в губы, когда сделал еще один толчок, вколачиваясь в меня до основания. Во рту пересохло, а пальцы на моем горле существенно сжались.

— Бля, ты такая горячая и влажная, — Дикарь уткнулся носом мне в ключицу. — Не сжимай меня, иначе я в два счёт кончу.

Я не могла контролировать себя. Между ног всё горело, давно стянувшись в тугой узел. Мне просто хотелось ощутить оргазм, такой же сильный и великолепный, который Дикарь уже однажды преподнёс.