Охотник за смертью. Война

Особенно смотреть было не на что. Абракс занимал первый этаж над семейной булочной. Не было никакой вывески, указывавшей на его присутствие. Каждый знал, где находится Абракс. В прошлый раз, когда Оуэн был здесь, он многое узнал – что-то себе на пользу, что-то лишь смущало разум. Помимо всего прочего, Абракс поведал ему, как он умрет.

Вижу тебя, Дезсталкер. Судьба держит тебя в когтях, как бы ты ни боролся. Ты сметешь Империю, увидишь конец всего, во что ты верил, и совершишь ты все это ради любви, которой не узнаешь никогда. А когда все кончится, ты умрешь в одиночестве, вдали от друзей и соратников.

Оуэн вздрогнул, и волосы у него на голове зашевелились – это пророчество вдруг снова зазвучало у него в мозгу. Даже лучшие провидцы ошибались не реже, чем угадывали, иначе они теперь управляли бы Империей, но все равно это пророчество не могло не волновать. Ни намеков, ни загадок, ни подтекстов – только прямое описание его будущего и его смерти. Оуэн решил, что будет делать, что должен, и пусть будет, что будет, но... но нужно опять поговорить с Абраксом. Многое случилось со времени его последнего путешествия на Мист, случилось даже то, что он прошел Безумный Лабиринт. Это не могло не изменить положение вещей. Во многом он стал полностью другим человеком.

– А, черт! – завершил он свои рассуждения. – Все знают, что нельзя доверять предсказателям.

– Так кому же ты веришь? – спросил Озимандиус у него в ухе.

– Слушай, перестал бы ты болтать. Ты отлично знаешь, что ты мертв.

– Вот я и преследую тебя, как привидение. Отвечай на вопрос. Кому ты сейчас можешь верить? Хэйзел вышвырнула тебя, чтобы побыть с Сильвером, Молодой Джек Рэндом может быть или не быть тем, за кого он себя выдает, а Безумная Дженни живет не в той реальности, что все мы. Кому же ты можешь верить?

– В любом случае, не тебе. Я верю, что настоящий Джек Рэндом делает для Восстания все что может. Я верю, что Руби всю дорогу будет прикрывать ему спину, пока есть надежда на хорошую добычу. Я верю, что Джиль не уронит имя Дезсталкера. И я верю, что Хэйзел в конце концов не подведет.

– А Сильвер?

– Хэйзел гуляет сама по себе. Я всегда это знал.

– Ты меня не убедил, – заявил Оз. – Джек Рэндом больше всего прославился тем, что успевал унести ноги с любой планеты. Руби Джорни была охотником за скальпами, и ей вообще нельзя доверять. А верования и цели Джиля устарели на девятьсот лет. Ты никогда не умел подбирать компаньонов, Оуэн. Хэйзел что-то затеяла. И в глубине души ты это знаешь.

– Хэйзел всегда что-то затевает. А ты для мертвого ИРа крайне циничен. Ты никогда не одобрял моих друзей, даже когда был жив. Суть в том, что я верю моим компаньонам, потому что приходится им верить. Моя единственная надежда выжить – это сбросить Лайонстон с Железного Престола. Для этого мне нужно Восстание, а для него необходимы союзники.

– Это единственная причина, по которой ты борешься за изменение существующего порядка? – спокойно спросил Оз.

– Нет. Я слишком много видел каждодневного зла и страданий, на которых стоит Империя. Я больше не могу отводить глаза. Порядок вещей надо изменить, даже если это потребует моей жизни.

– Ты имеешь в виду – твоей смерти. Чем ты собираешься заменить Империю? Что ты знаешь, кроме привилегий аристократии и правления Семей?

– Победил, – огрызнулся Оуэн. – Давай сначала выиграем войну. О том, что будет дальше, подумаем, когда нам не будет грозить Лайонстон. Чем бы мы ни кончили, это не может быть хуже того, что мы имеем.

– Знаменитые слова, – невозмутимо возразил робот. – Ты же был историком, Оуэн. Ты знаешь, что происходит после революций. Победители восстают друг на друга и бьются насмерть, чтобы определить, какая именно группировка заменит старый порядок. В любом случае все шансы за то, что победителям мало будет нужен мерзкий аристо вроде тебя. Кончиться может тем, что вы обрушите Империю в гражданскую войну, которая будет тянуться столетия, оставляя горящие планеты в вечной ночи.

– Ты знаешь, с тех пор как ты умер, ты стал удручающе надоедлив. Тебе-то о чем беспокоиться? ИРу всегда найдется применение.

– Я не беспокоюсь, – бросил Оз небрежно. – Я просто веду разговор.

– Ладно, тогда заткнись. У меня дела в Абраксе, и я не могу там с тобой разговаривать. Разговора с мертвым ИРом там могут не понять.

Оз коротко хихикнул и замолчал. Оуэн небрежно оглянулся, не следит ли кто – нибудь, затем взобрался по шаткой наружной лестнице ко входу на верхний этаж. Когда он был здесь в прошлый раз, помещение требовало хорошей облицовки или покраски, и время не отменило подобную необходимость. На дереве проступали явные пятна сырости, а простая медная табличка «Абракс» не чистилась неделями. Возможно, месяцами. В воздухе чувствовался отчетливый запах кошачьей мочи, что привело Оуэна в некоторое замешательство, поскольку в течение всего дня он не видел ни одной кошки. Звонка, конечно, не было. Оуэн постучал в дверь кулаком и несколько раз хорошенько ударил по ней ногой. Это принесло некоторое облегчение. После паузы, достаточно долгой, чтобы убедиться, что Оуэн осознал свое место, дверь распахнулась, и в дверном проеме появился человек по имени Шанс. Он оглядел Оуэна, затем жестом предложил ему войти. Что тот и сделал. С высоко поднятой головой.

Помещение не изменилось. Узкая комната была заполнена двумя рядами тесно стоящих расшатанных коек с узким проходом посередине. На койках дремали дети – от четырех-пятилетних до истощенных длинных подростков. Питание им вводили внутривенно через капельницы, а все остальное выводилось катетерами в грязные банки. Некоторые были накрыты одеялами, другие их сбросили. Были и привязанные к койкам. Воздух был пронизан запахом дешевой дезинфекции и спиртовых растираний. Дети были эсперами – поврежденными в уме или даже нормальными, но слишком слабыми, чтобы выжить на такой суровой планете, как Мист. Шанс выкупил их у родителей и использовал их эсперские способности, чтобы покрыть весь Мистпорт телепатической паутиной, всевидящей и всеслышащей. Это и был Абракс. Шанс сохранял детям жизнь как можно дольше – это было в его интересах. Но до совершеннолетия из них не доживал никто. Они были слабы, травмированы, сломлены, изнасилованы, и к тому времени, когда они оказывались в руках Шанса, бывало уже слишком поздно. На работу Абракса это не влияло – детей всегда было достаточно много. Они были преданны Шансу во сне и наяву; из всего, что им приходилось в жизни видеть, он был ближе всего к тому, что можно назвать другом.