КГБ

Записка, которую Прайм оставил на пропускном пункте в Берлине, попала не к сотрудникам ПГУ, а к представителям сравнительно более скромного Третьего управления. Хотя в основном Третье управление занималось вопросами безопасности и наблюдением в Советских Вооруженных Силах, оно иногда добивалось определенных успехов в вербовке западных военнослужащих, проходящих службу в Германии (обычно невысокого чина). Третьему управлению очень хотелось перещеголять более престижное ПГУ, завербовав Прайма. В своей записке Прайм просил сотрудника разведки встретиться с ним в ресторане на Ляйбницштрассе. Но вместо этого на ручке своей машины он нашел магнитный цилиндр, в котором ему назначалась встреча на станции метро «Фридрихштрассе» в Восточном Берлине.

У Прайма состоялась серия встреч со своими операторами, которых он знал только как «Игоря» и «Валю», где его подробно расспрашивали о нем самом и его работе в Гатове, связанной с ЭР. Хотя он утверждал, что руководствовался чисто идейными мотивами, на каждой встрече ему вручали тридцать — сорок фунтов. Его срок службы в ВВС заканчивался в августе. По договоренности со своими операторами он устроился на работу в ШКПС, где должен был заниматься обработкой перехваченных русских материалов. Прежде чем приступить к своим новым обязанностям, Прайм провел неделю на квартире в городке КГБ в Карлсхорсте, где его обучали работе с радиопередатчиком, технике шифровки сообщений, изготовления микроточечных донесений и работе с микрофотокамерой «Минокс». Там же ему объяснили, как пользоваться «почтовыми ящиками». После каждого дня занятий его запирали в квартире на ночь. Перед тем, как вылететь в Англию с пересадкой в Гамбурге, Прайм, которому была присвоена кличка «Роулендз», получил «дипломат» с комплектом одноразовых шифрблокнотов, набором материалов для тайнописи и четыреста фунтов наличными. Все это было спрятано в потайном отделении «дипломата». Первые шесть с половиной лет пребывания в ШКПС Прайм провел в лондонской группе обработки (ЛГО) — специальном дешифровальном подразделении, которое находилось в Сент-Данстанз Хилл. К осени 1969 года он закончил обучение, сдал экзамены по языку и приступил к работе в должности шифровальщика. По радио ему сообщили о «почтовом ящике» в окрестностях Эшера в Суррее. Там он нашел поздравление от Московского центра и четыреста фунтов стерлингов. В ШКПС Прайма недолюбливали и считали человеком замкнутым и необщительным. Правда, по двум причинам он не вызывал подозрений. Во-первых, как потом с обезоруживающей простотой было написано в докладе комиссии по вопросам безопасности, «из-за специфики работы и потребности в персонале с узкой секретной специализацией в ШКПС брали немало неординарных и эксцентричных личностей». Во-вторых, его замкнутость объясняли неудачной женитьбой и раздражением по поводу того, что повышение по службе вместо него получали более способные лингвисты, и только потому, что они, как он жаловался, с высшим образованием.

В отличие от отшельника-Прайма, Уокер был всегда «душой общества» на всех вечеринках. В портовых барах по всему миру он обычно любил крикнуть: «Бармен! Мне стакан того виски, что в честь меня назвали — „Джонни Уокер!“ На преступный путь он вступил рано. На флот он пошел служить еще подростком, бросив школу, чтобы избежать наказания за четыре квартирных кражи. Когда после серии неудачных сделок он залез в долги, он пытался заставить свою жену заниматься проституцией, чтобы поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. В свою работу на КГБ Уокер втянул и семью. Когда он решил, что беременность его дочери может помешать шпионажу, он попытался убедить ее сделать аборт. Несмотря на свой не внушающий доверия вид (даже дорогой шиньон не помогал), Уокеру с легкостью удавалось обманывать своих близких, друзей, любовниц, сослуживцев и начальников. В характеристике, подписанной его командиром в 1972 году, говорилось следующее: „Старший уоррент-офицер второго класса Уокер в высшей степени лоялен, гордится собой и службой на флоте, неукоснительно придерживается принципов и традиций морской службы. Отличается обостренным чувством долга и личной порядочностью в сочетании с большим чувством юмора. Дружелюбен, умен, прекрасно уживается с другими.“

К тому времени, когда слагалась эта ода, Уокер уже четыре года работал на КГБ. Придя в советское посольство в Вашингтоне и продемонстрировав образцы своего оборудования, он заявил, что имеет неограниченный доступ к шифровальным аппаратам и ключам, и попросил за свои услуги тысячу долларов в неделю. Ему выплатили аванс в размере двух или трех тысяч (точно он не помнил) и договорились с ним о следующей встрече, которая должна была состояться через несколько недель в универмаге в Александрии. Затем на Уокера надели огромное пальто и шляпу и вывезли через запасные ворота посольства на заднем сиденье автомобиля. Он сидел, низко опустив голову, а справа и слева от него сидели двое крупных русских. В феврале на встрече в Александрии Уокер передал несколько ключевых карточек шифра. За это он получил пять тысяч долларов — по тем временам огромную сумму для КГБ. Кроме того, ему недвусмысленно дали понять, какую исключительную важность придают его работе. Уолкеру было сказано, что в интересах его безопасности личные контакты с ним будут устанавливаться только в случае крайней необходимости, а связь будет поддерживаться через «почтовые ящики». Он получил подробные инструкции, карты, фотографии мест, где находятся «почтовые ящики» и микрофотокамеру «Минокс». Уокеру показалось, что переснимать «Миноксом» секретные донесения и шифрматериалы в центре связи командующего подводным флотом в Атлантическом регионе — задача простейшая; позже он презрительно говорил: «Служба безопасности в универмагах „Кей-Март“ поставлена лучше, чем на флоте.» Униженная и оскорбленная жена Уокера знала, что ее муж — шпион. До их развода в 1976 году она дважды пыталась позвонить в ФБР, но каждый раз ей не хватало смелости, и она вешала трубку. Утешение она нашла в спиртном.

В конце шестидесятых годов линией КР в Вашингтоне, которая занималась внедрением в американские разведслужбы, руководил Олег Калугин. Разработка Уокера — самого важного агента КГБ в США — была, пожалуй, самым крупным успехом, который помог Калугину стремительно подняться вверх по служебной лестнице ПГУ: в 1974 году он стал самым молодым генералом в управлении.