За тридевять земель

Леший повёл человека по гульбищу терема, от которого был переброшен мост до следующего, третьего, терема, в котором жили йари князя и веденники, ученики Великого Ведая.

– Лый, может, ты скажешь мне, как закрывать свои мысли? – спросил Агнеша лешего, когда тот стал открывать дверь, ведущую в терем. Гаркун обернулся на сварогина.

– Не думать, и всё.

– Как это – не думать?

– Ну как – не думать ни о чём, молчать в своей голове так же, как ты умеешь сохранять молчание при ходьбе, – пожал плечами Лый.

– Я не понимаю, – искренне признался юноша.

Лый покачал головой и отворил дверь в терем. Сени, в которые они вошли, почти не отличались от сеней Княжеского Терема: на стенах между дверей горели факелы, а у дальней стены располагался арочный проход к лестнице.

Лый отворил дверь, ведущую в просторный зал с большой печью. Стены зала, украшенные грубой резьбой, покрывал мох; меж резных полуколонн стен располагались двери. На каждой двери были написаны руны, значения которых Агнеша не знал. Между дверьми горели в подставах свечи и стояли шкафы с книгами. В центре зала находился большой стол, на котором лежали бересты и книги. За столом сидел белый елмаган в зелёной рубахе и что-то так увлечённо писал, что даже не заметил вошедших.

– Здравствуй, Айул, – громыхнул Лый, и елмаган от испуга подскочил, с грохотом опрокинув стул. Агнешка тихонько рассмеялся. Увидев Лыя, Айул облегчённо вздохнул: он испугался, что вновь не заметил Учителя. Дреф часто корил Айула за невнимательность и за то, что он так увлекается своим занятием, что перестает замечать окружающее.

– Всё ещё учишься внимательности, – мягко заметил Лый, и Айул, вернув стул на место, хмуро посмотрел на гаркуна, а затем и на сварогина.

– Иванка передала мне Слово о том, что среди нас теперь человек, – низко говорил Айул, идя к Лыю и Агнешке. Сварогину не понравилось настроение белого елмагана с рыжими глазами, и сын рыбака Тихона отчаянно пытался не думать и скрыть свой страх. – Человек, который так громко думает и боится, – судя по замечанию Айула, у Агнешки ничего не получилось.

– Тоже мне, Великий Ведай, – хмыкнул Лый. – Сам-то от испуга чуть душу Индрику не отдал.

Елмаган гневно посмотрел на Лыя, и Агнешка понял, что йарь рассердился именно поэтому.

– Я, правда, боюсь, – попытался смягчить гнев елмагана сварогин, но громила только грозно на него посмотрел.

– И что ты хвастаешься своей слабостью? – поинтересовался Айул. – Или у людей так принято?

Агнешка ничего не ответил, а вот Лый укоризненно покачал головой.

– Агнеша, как и ты, – йарь Дрефа, – сказал он елмагану. – Вы не должны враждовать, вы должны помогать друг другу.

Айул отрицательно покачал головой.

– Человеку помогать не буду, даже если об этом попросит сам Дреф! – с вызовом сказал он, строго глянув на сварогина.

– Какой же ты ещё глупый, Айул, – вздохнул Лый и, наклонившись к Агнеше, тихо прошептал: – Ему просто только сорок лет, он самый юный из йарей, вот и гоношится.

Айул явно услышал слова Лыя: он грозно зарычал и, что-то буркнув, вернулся за стол.

Лый, усмехнувшись, прошёл к ближайшей двери, на которой не было рун (Агнеша догадался, что то, что он принял за руны, было именами учеников), и отворил её. Окно ученической кельи выходило в сторону балкона, у дальней стены стояла срубленная кровать, подле которой располагались скрыни. У противоположной окну стены стоял шкаф, поросший светящимся с белыми грибами мхом. Подле окна находился небольшой стол со стулом.

– Зачем ты его дразнил? – тихо спросил Агнешка у Лыя, когда за ними закрылась дверь его кельи.

– Потому что хоть Айул и елмаган, но труслив. Да и к тому же зазнайка ужасный, – проворчал Лый, проходя к одной из скрынь. Леший открыл сундук и достал оттуда зелёную рубаху со знаком йарей и бросил её на кровать, застеленную тем же зелёным сукном. – Вот тебе и одежда самого настоящего йаря. Оденешься завтра так. Про размер не беспокойся, рубаху шили для гаркуна – перевяжешь туже поясом.

– Я могу надеть сверху свиту? – робко спросил Агнеша, разглядывая длинную, как платье, рубаху. – У меня нет шерсти, как у вас, мне будет холодно.

– Не будет: теплее сукна, чем сукно из мха-веретенника, не сыскать, – рассмеялся Лый и достал из скрыни зелёный плащ с тем же знаком йарей. – Вот, оденешь, – гаркун положил и его на кровать. – Свои штаны, онучи и кожаные сапоги можешь оставить. А теперь, – Лый посмотрел на Агнешку, – я покажу тебе трапезную ученического терема, отведу в город и на Большую Поляну. Спрашивай обо всём, что тебя заинтересует.

– Я боюсь того, что лешие меня не примут, – искренне признался Агнешка. Лый удивлённо на него посмотрел.

– Они тебя уже приняли, – ответил гаркун. – Сам Дреф будет учить тебя! Разве благословение Дрефа для тебя не принятие?

– Я имею в виду остальных, – робко проговорил сварогин. – Я вижу, как они на меня смотрят.

– Ах, вот о чём ты, – улыбнулся Лый. – Но это – только в твоих силах, – подмигнул юноше леший.

Глава 6

Власов остров

Когда двухмачтовый «Триян» встал на якорь в порту Змай, заканчивалась первая седмица червеня[12]. Погода стояла прекрасная: ярко светило солнце, по высокому небу плыли пушистые облака, внук Стрибога студёным ветром поднимал волны, и море пело берегу и кораблям.

Сам князь Власова острова Бронимир прибыл встречать парусник, приплывший из Солнцеграда. С корабля спустилась богато одетая девушка с двумя слугами – заворожёнными ею послушницами волхвов. Царевну Злату сопровождал и высокий белоснежный волхв. Когда Злата и Миодраг дошли до каменного пирса порта Змая, «Триян», ведомый заворожённым капитаном и командой, отчалил, дабы уплыть окольными водами и погибнуть близ города Борея. От взора других судов хранило «Триян» Слово Златы и Миодрага. Корабль плыл во все паруса, подгоняемый холодным ветром и ворожбой волхва Полоза и царевны. С тайного капища князя Бронимира Злата собиралась обратиться к Полозу с просьбой потопить корабль и забрать в море всех, кто был на нём, в качестве дара, в услужение. Царевна была уверена, что Змий ей внемлет. А Миодраг был уверен в том, что не ошибся в юной волхве.

Бронимир приветствовал царевну поклоном.

– Приветствую вас, великая Злата, на земле Власова княжества, – проговорил он, распрямившись. – Люди острова преданы Повелителю.

Стоящий по правую руку Бронимира княжеский веденей – сухой и хмурый муж Окамир, напомнивший царевне Миодрага, кивнул.

Злата взирала на высокого князя, его веденея и свиту, гордо вздёрнув подбородок. Она помнила преданных отцу людей, которые теперь также преданно служили Веславу, и царевна не спешила принимать на веру речи князя.

– Насколько преданы вы Полозу, покажут ваши поступки и время, – внимательно глядя в чёрные глаза Бронимира, сухо ответила Злата. Правитель Власова острова, неясно улыбнувшись, поклонился в ответ и пригласил царевну и Миодрага следовать за ним и его свитой.

– Негоже так разговаривать с тем, кто в тебя верит, – одними губами прошептал Злате Миодраг, когда вся процессия направилась в порт. Злата хмуро посмотрела на волхва.

– Негоже верить всем, – едва слышно ответила она. – Вы вверили мою судьбу в руки Бронимира, в скором времени для всех я стану мёртвой, и мне нужно быть уверенной в том, что я поступаю правильно, и жители Власова княжества действительно последуют за мной.

Миодраг Злате не ответил: царевна была умна, но ещё по-детски пряма. Злате не хватало хитрости. И, по мнению Миодрага, не помешало бы царевне научиться пользоваться своей красотой, как поступала Агния. Волхв Полоза был уверен, что Злата смогла бы зачаровывать мужей не хуже самой невесты Полоза. Но когда Миодраг говорил об этом Злате, царевна только злилась на волхва, гордо считая, что справится одной лишь силой своего Духа.

Знатную гостью Бронимира ждала запряженная лошадьми княжеская повозка; сам князь, как и его свита, поехал на лошади верхом. О прибывших гостях своим подданным Бронимир не сообщил: несмотря на то, что на его остров тайно съезжались верные Полозу люди и основное население Власова княжества почитало Змия, доносчики могли найтись. Крышу повозки, в которую сели царевна и волхв, подняли слуги, и процессия направилась в стольный град.

12

Червень – июнь.