До третьего колена

– Вот кем ты стал… первый ученик… Тебя и весь твой род, до третьего колена… Проклинаю! Я последняя в проклятом роде… пусть на тебя наше проклятие падёт…

После этих слов она уже ничего не говорила, готовая последовать за женихом… Потом на неё кинулся его заместитель, потом… Вскоре она перестала дышать, а он стоял оглушённый её предсмертной волей…

То проклятие долго никак не проявлялось, более того ему сопутствовала по жизни удача. Гражданскую войну Он завершил командиром роты регулярной Красной Армии. Там же, оценив виды на будущее, вступил в большевистскую партию. Судьба хранила его – на войне его даже ни разу не ранили, он живой и здоровый вернулся домой с возом трофейного добра. В родном селе его как коммуниста, бывшего красного командира избрали председателем сельсовета. С женитьбой тоже вроде всё сложилось, тем более свободных невест в селе, где в войну погибло и пропало много парней, было пруд пруди. Выбрал первую красавицу – за него любая готова была. У него родился сын, потом дочь… А в стране объявили НЭП, деревня заметно богатела. Богател и Он, удачно пустив в дело добытые на войне имущество и деньги, ловко используя своё служебное положение. На селе Он стал чем-то вроде советского помещика, его жена-красавица себя и вела как помещица, не работала, только покрикивала на нанимаемых батраков и батрачек. Хорошо жили они в эти двадцатые годы, вызывая тихую, но лютую зависть, переходящую в ненависть, многих односельчан. Он же не обращал внимания ни на что: любил, холил, одевал по-городскому жену, детей, завёл охотничьих собак, среди трофеев у него имелись австрийские охотничьи ружья… Он и не вспоминал о висевшим над ним и семьёй его проклятием, ведь сбывалось не оно, а лозунг: победителей не судят.

Он не сообразил вовремя, какую для него опасность таит коллективизация и грызня за власть в руководстве Партии. Впрочем, коллективизацию он перенёс относительно безболезненно. Его как героя гражданской войны, коммуниста и предсельсовета не раскулачили силой. Его попросили, и он, смекнув, всё отдал в колхоз, лошадей, прочую скотину, инвентарь… австрийские ружья. Правда жена с драгоценностями, добытыми им на войне, расставаться не пожелала. Это не имело последствий – его дом в отличие от жилищ прочих кулаков не обыскивали.

Но миновала одна беда, на смену ей другая спешит. Началась внутрипартийная чистка в связи с делом Тухачевского… Какое отношение имел простой крестьянский парень, командир ничтожного подразделения к знаменитому командарму, а потом советскому маршалу? Однако копали Органы глубоко. Оказалось, что рота, которой Он командовал, какое-то время входила в состав армии Тухачевского. В ходе следствия всплыли и ружья, и трофеи. Нашлись и односельчане, свидетельствовавшие о его "подвигах" на войне, и образе жизни после неё. На этот раз его дом обыскали, нашли золото, драгоценности, происхождение которых Он объяснить не смог. Объяснили следователи: средства для организации восстания против Советской Власти в глубинке по сигналу от бывшего командующего…

Так нежданно-негаданно из красного героя Он стал врагом народа. Жену и детей тоже затаскали на допросы. Особенно досталось тринадцатилетнему сыну. С него особенно рьяно выбивали компромат на отца. После одного из допросов мальчик пришёл домой поседевшим. Он в это время уже был арестован и про сына узнал много позже, в лагере, от случайно встретившегося дальнего родственника, тоже не избежавшего "молоха". От него же узнал, что дочь, вступая в комсомол, отказалась от отца, а сын из села уехал, сменил фамилию, благодаря чему сумел поступить в военное училище. Жена… Жена не захотела жить рядовой колхозницей, женой врага народа. Она тоже подалась в город, прихватив с собой чудом сохранившиеся вещи, и там сначала существовала их продажей, потом умудрялась неплохо жить благодаря тому, что верность "врагу народа" не соблюдала.

По делу Тухачевского Он получил десять лет. Но, увы, этим срок не ограничился. Он по натуре был бунтарь, а в советских лагерях за это, как известно, добавляли срок. Так что, освободился Он только по общей хрущёвской реабилитации в пятьдесят шестом, отбухав более двадцати лет. На Родину Он не поехал. Его там давно никто не ждал. Следы жены и детей затерялись. Он вступил в переписку с братом и от него узнал, что сын под другой фамилией окончил училище, стал офицером, геройски воевал с немцами, сразу после войны женился. Но не удержался, приехал после Победы на Родину, красавец, в форме, с орденами. Сыну казалось, что после такой войны, всенародного единения перед внешним врагом, всё должно забыться. Однако он жестоко просчитался. Увидев его, сверкающего золотыми погонами и наградами… Сыну позавидовали, жутко, так же как когда-то завидовали его ухватистому отцу. Позавидовали, что уцелел в страшной мясорубке, что сумел выйти в люди. Вызнали адрес его воинской части и отписали туда, что он сын врага народа, под другой фамилией… Сына с позором изгнали из Армии, исключили из партии… он запил и, чтобы избежать дальнейших преследований, бежал с семьёй подальше, в тьмутаракань.

Про дочь Он знал лишь то, что она тоже убежала далеко, завербовалась на Дальний Восток на какую-то стройку и там сгинула. Он хорошо знал, что могло там с ней случиться, ведь на таких стройках значительную часть работавших составляли расконвоированные зеки, причём не политические, а уголовники… Тогда и вспомнил Он проклятие барышни. Освободившись, Он не стал искать детей, боясь хоть тенью своей ещё чем-то навредить им. Он забился в медвежий угол, чтобы тихо и незаметно дожить свои годы, которых оставалось не много – лагерь не курорт.

Старик перечитал письмо и утвердился в своём решении… Внуки, у него есть внуки, третье поколение, над которым тоже висит проклятие, искромсавшего жизнь его и его детей. Давно уже ни во что не веровавший, он верил только в это проклятие.

Старик достал уксусную эссенцию. В последнее время ему всё чаще стал являться Её призрак. Она смотрела на него и безмолвно спрашивала: ну и как тебе живётся… а детям твоим? Старик не боялся смерти, он боялся сойти с ума. Сейчас он волевым усилием пытался вызвать это видение, но призрак не являлся. "Она" всегда приходила, когда он её не ждал. Сейчас, когда он хотел её увидеть…

Он вскрыл уксус.

– Ну, ну же… приди… явись… пожалуйста! – шёпотом молил Старик.

Бледный лик юной красавицы, наконец, стал смутно проступать в полумраке холодной комнаты.

– Скажи… скажи, как мне спасти внуков, что я должен… кончить с жизнью… в страшных мучениях… чтобы чужие люди зарыли как собаку?

Барышня равнодушно взирала сквозь него.

– Хорошо… я заслужил. Прощения не прошу, я за всё получил сполна. О другом прошу… за внуков. Их… их прости. Детям моим ты отомстила. Внуков не тронь! Прошу тебя. Сними с них проклятие… Бога ради… Ведь ты тоже невинная за грехи предков наказание понесла…

Старик сполз со стула на колени. Барышня, до того совершенно безразлично взиравшая, как будто чему-то усмехнулась, задумалась.

– Спасибо… А за мной не станет… я сейчас… я недолго.

Старик встал с колен и решительно опрокинул бутылку с уксусом в кружку…

(В оформлении обложки использовалось изображение с сайта:

https://pixabay.com/ru/зимой-снегопад-женщина-рождество-3006823/)