Я приду

Они договорились прилетать друг к другу каждые выходные. Попрощались. Она впервые шла на посадку, опустив голову. По щекам текли слёзы. А он проехал все повороты по кольцевой, мча в крайней левой, туда, где им было хорошо.

Неделя выдавалась очень загруженной, Патрик улетал в Рим на пару дней, Элина с головой ушла в новые проекты, не оставляя себе времени на мысли о нём, о том, что ей нравится его бесшабашность, о том, что он живёт настоящей жизнью, о его свободе поступать, говорить, выглядеть и думать лишь так, как надо ему.

«Элина, ты у себя одна, жизнь одна. И тебе с собой нужно пройти всю эту жизнь в любви и согласии. Чтобы потом не жалеть о бесцельно прожитых годах. Направь всю свою энергию на умение наслаждаться жизнью».

Она даже записала эти слова Патрика. Она так не умела. Она видела, что они очень разные. Как им быть дальше? Как ей быть дальше с самой собой? Ведь в ней что-то перевернулось. Теперь она не могла выкинуть такой огромный, наполненный эмоциями и чувствами кусок жизни, длиною в два дня. Два дня против её 12, 500 тысячи дней с собой.

Наконец наступила пятница и она летела в свой Петербург. Он встретил с пионами. Долго обнимал, целовал, гладил её гладкие волосы и задал лишь один вопрос.

– Почему не кудряшки?

– Я их не люблю.

– А я очень люблю.

Северная, дождливая столица встретила ярким солнцем и теплом. Ей здесь очень нравилось. Они ужинали в разных ресторанах, катались на велосипедах, она не умела, а он шутил, что детство у неё было, видно, сложное. На что она тупила взор, наконец поняв, где нужно тихонько раскапывать причину всех её нынешних состояний.

Он покупал ландыши, незабудки, выходя на улицу позвонить, пока несли заказ. Они встречали рассветы и провожали солнце в закат, белые ночи путали время суток, они путали дни. Он просил остаться ещё на день и она впервые в жизни перенесла все планы, даже не сдав билет, просто не приехала в аэропорт, улетев лишь следующим вечером. Шла неделя за неделей. Она почему-то не хотела, чтобы он приезжал в Москву, хоть один раз всё же оказался там проездом. В её идеальной, белоснежной квартире, в престижном доме, со шторами на окнах, которые он не мог терпеть. И с лепниной на потолке.

– Как архитектор я бы выломал здесь всё сию минуту к чертям собачьим. Элина, лепнина, правда? Почему у тебя так бело? Ты у меня ассоциируешься с богемной уютной квартиркой, наполненной всякой всячиной, нужной, естественно, с цветами по всему дому, вазы, вазы, пионы, причём в маленьких флакончиках из-под разных духов, косметики. Ты бы спасала цветки и делала композиции. У тебя был бы обязательно бархатный зелёный такой диван, пианино. И чёрный кот.

– Ты выдумщик. Я люблю когда порядок.

– Знаешь, я бы познакомился с твоими родителями. Моих ты уже знаешь. Что-то мне подсказывает, что на твою подкорку записали неверный шифр в детстве.

– Знакомство ни к чему. Для чего это?

– Действительно, ни к чему. Мы ведь только спим вместе и проводим самые лучшие дни в нашей жизни вместе. Я прямой человек, ты знаешь, мне нечего скрывать и юлить я не умею. Как ты думаешь, что дальше? У нас есть будущее?

– Не знаю. Я не думала об этом. Как мы можем совместить наши жизни на полную ставку?

– Видимо, нужно подумать, потому как мне тебя мало.

– Как и мне тебя.

Прошла ещё неделя и ещё, прошёл месяц.

Она летала в Москву на работу, прилетая в Петербург даже посреди недели.

Мама сразу заметила: что-то дочь зачастила в Питер и вообще стала другой. В чём причина она поняла-мужчина. Но впервые в дочке стал проскакивать голос. И он резонировал с её мыслями.

В один из вечеров, когда Элина сидела, работала дома, она позвонила.

– Привет, как дела?

– Нормально всё, привет.

– Дочка, что случилось?

– В смысле?

– С тобой, что происходит?

– Ничего, всё хорошо. А что не так?

– Ты не звонишь, не приезжаешь, не поздравила с днём рождения двоюродную сестру, постоянно ездишь в Петербург.

– Вроде бы всё, как надо.

– Вот, видишь, ты мне дерзишь ещё.

– Мам, не надо разговаривать со мной как с маленькой, ладно?

– Ну вот опять. Успокойся, Элина.

– Да спокойна я, это ты мне позвонила, сейчас вечер, я работаю, а ты устраиваешь допрос.

– Ах, вот как, это допрос? Это волнение.

– Мам, слушай, ты кому угодно можешь доказывать, что это волнение, но я тебя прекрасно знаю, – тут Элина осеклась, и сгоряча продолжила, – ты всегда всё хочешь контролировать, кто, где, сколько и когда, да не дай бог тебе не скажут, не сообщат, или ещё чего не послушаются, всё – пиши пропало, все сразу плохие, неблагодарные и бессовестные. Я устала мам. Я взрослая. И если я не хочу звонить и говорить о событиях своей жизни, значит я точно уверена, что кроме осуждения ничего не дождусь.

Элина выдохнула, как будто из её груди наконец выпал огромный булыжник, мешающий ей дышать всю жизнь.

– Я поняла, спасибо тебе доченька, до свидания.

«Ну, конечно, конечно, обиделась теперь. И мне замаливать вину без вины тысячу лет придётся, ну кто меня дёрнул за язык?»

Глава 9

Элина упёрла лоб в ладони и сидела так, не понимая, как поступить дальше.

Нет, она знала, что-то не так. Можно прочесть десятки книг, слушать лекции психологов, но что это даст, если она даже не знает, что любит. Если воспитание и правила семьи сыграли огромную роль в её жизни. Ведущую роль.

Она отложила ноутбук. Поплелась в кровать, выключая везде свет и закрыла дверь – она до сих пор боялась темноты. Улеглась под одеяло, включила ночник, и взяла в руки телефон, сначала хотела позвонить Патрику, а потом стала думать, «вот, если я не знаю кто я, что мне надо сделать, есть ведь какие-то анализы, гадания, может расчёты. Кажется, я что-то такое слышала. Вроде они делаются по дате рождения, а может времени. Или посмотреть просто гороскоп? Хотя это слишком банально».

И она набрала в Гугл «расчёт по дате рождения».

Выскочило много ссылок. И тут её озарило, что её подруга увлекается такими штуками и должна знать что к чему.

– Оль, привет, не разбудила?

– Нет, сижу Инстаграм листаю, когда ты его, кстати, заведёшь?

– Да не знаю, мне как-то не нужен он. Я у тебя спросить хотела, как называется, когда делают разбор личности по дате рождения?

– Нумерологическая матрица или как-то так, тебе то зачем?

– Хочу себе сделать.

– Оооо, значит, всё же Патрику удалось свернуть эту гору, которую я подкапываю уже 15 лет!

– Ничего он не сворачивал, я сама решила так…мама вот позвонила, я на неё всех собак спустила, думаю надо позвонить извиниться…

– Ааа, ну да. Я-то думала, ты наконец открыла глаза. На этот мир. На себя в конце концов.

– Я открою. Обещаю. Дай нумеролога, а?

– Не дам. Ищи давай сама. Там нужен контакт, поверь мне. Нужен человек, который тебе будет близок. А не просто любой встречный.

– Поняла. Хорошо. Спасибо!

Элина положила трубку и принялась искать такого человека. Гугл находил множество, но сердце молчало. Её отвлёк звонок. Патрик соскучился. «Уже скоро прилечу. В Петербурге дождь? Значит, в пятницу точно он встретит солнцем. Я тоже соскучилась». Они болтали и болтали, хоть он всегда говорит, что терпеть не мог висеть на телефоне.

Олю она вспомнила, как только поругалась с мамой. Они были ровесницы, только вот у Оли не было никого. Ни мамы, ни папы, ни братьев, ни сестёр. Две сестры погибли ещё маленькими, папы тоже рано не стало. Мама ушла последняя, когда Оле было 32 года. После свадьбы дочки она путешествовала в круизе, и у неё ни с того, ни с сего случился инсульт. Её не успели спасти, ведь они были не на суши.

Оля всегда говорила «вот, если бы мамочка была рядом, я бы всю её зацеловала с ног до головы. Я бы относилась к ней иначе». Вспоминала, как в детстве специально доводила маму, знала, что она будет плакать, что расстроится, а всё равно ей перечила. Не слушалась. Психовала и ругалась с ней постоянно. Сейчас признаёт – мама была слишком доброй и мягкой, и не могла справиться с такой дочкой. Но разве мягкость и доброта – это плохо?