Ап

   - Я не хочу об этом говорить. - сказала Лапочка и отвела глаза: - не сейчас. Не сегодня.

   - Хорошо. - сказал я. Я получил свой ответ. Изнасилование по прежнему было моим красным флагом и, хотя я знал, что Лапочка не была девочкой, и что однажды, в ее далекой юности, два молодых ублюдка изнасиловали ее на съемной квартире, и этим уродам ничего не было, потому что она, конечно же никому не сказала и два года вздрагивала при случайных встречах с ними в городе, а потом все-таки переросла это и теперь скорее они вздрагивают - все равно я не собирался этого прощать. Я не собирался этого прощать и эти ребятам тоже, но Лапочка отказывалась говорить мне их имена, хотя, я думаю, что сейчас это уже не будет такой проблемой как прежде.

   - Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что даже бог всегда оставлял человеку свободу выбора. Свободу воли. - сказала вдруг Лапочка: - боги могли отнять у человека все, - богатство, семью, детей, страну, но никто из богов во все времена и у всех народностей - никто не забирал свободу воли. И даже в самых авторитарных и жестоких верованиях и суевериях человек сам должен был выбрать свой путь. Фашисты в концлагерях, комиссары в ГУЛАГе, инквизиторы в застенках - все, абсолютно все могли убить тебя, мучить, издеваться над тобой. Но твоя воля оставалась с тобой. Твой выбор как относиться к ним, к себе, к миру - это был твой выбор. Только дьявол мог забрать у человека его волю. Поэтому эта сила - не может быть от бога.

   - Хорошо. - сказал я: - ладно. Пусть эта сила от дьявола, хотя я не понимаю, когда ты стала такой религиозной. Пусть. Но почему ты решила пойти путем Винниту? Из страха перед этой силой? Кстати, в рай самоубийц не берут, должна знать.

   - Я безбожница и ты это знаешь. - пожала плечами Лапочка: - но в самой парадигме зла и добра, бога и дьявола, тьмы и света есть что-то притягательное. Потому, когда я говорю о боге, я имею в виду абсолют. И эта сила - что-то, что не имеет права существовать во вселенной доброй воли. И вообще не имеет права существовать. Помнишь, ты рассказывал о еврейском психологе в концлагере, как его там? Виктор Франг?

   - Франкл. - автоматически поправил ее я. Она кивнула.

   - Да, Франкл. Он говорил, что когда попал в лагерь, то понял, что нацисты властны практически над всем - над его времяпровождением, что он будет есть, когда он будет спать и будет ли, над его жизнью и смертью, но есть только одно, над чем они не властны - над его отношением ко всему этому. Помнишь?

   - Да.

   - Ну так вот, вы, ты и этот ублюдок - вы хуже нацистов, потому что вы можете отобрать и это, последнее, гордое свойство человека, отнять его выбор. И за этим пределом нет ничего. И если бы я верила в бога, то сейчас я бы разочаровалась в нем, потому что бог не мог позволить такой гадости быть.

   - Вот как. - сказал я и задумался. Лапочка была права. Действительно, все, что остается человеку под давлением обстоятельств - это его собственный выбор как относиться ко всему этому. Иногда это все что есть. Но это же было и величайшей надеждой человечества во все времена. И это право, право выбора - есть единственное, что отличает нас от животных, от роботов, это то, почему мы можем называть себя человечеством. Лапочка, в свою очередь, всегда была немного не как все, однажды летом она обрилась наголо, покрасила лысину в оранжевый цвет и ходила так две недели, питаясь одними бич-пакетами и пивом. Это был рискованный эксперимент, после двух недель ее увезли на "скорой помощи" с язвой желудка, но что-то свое она себе доказала, не знаю уж что. Лапочка писала свои душераздирающие рассказы, носила черте-что и никак не заботилась о своем имидже в глазах широкой общественности. Это была ее жизнь и ее выбор. И, наверное, как она считала - единственное, что у нее есть, единственное доказательство ее жизни. Но выяснилось, что достаточно одного слова незнакомого человека и она станет как все. Или не как все. Как будет угодно этому человеку. К счастью, я не испытал ничего подобного и мне это чувство незнакомо, но ей ... я попытался поставить себя на ее место, представить как бы я себя чувствовал, если бы сперва избил ее до потери сознания, а потом подставил под этот локомотив под названием "Старец и сотня его фейдакин", а потом все вспомнил бы и ... и мне было бы дерьмово. Чувствовать себя настолько незначимым, чувствовать себя изнасилованным и вывернутым наизнанку по капризу, игрушкой, пешкой. Мы привыкли считать, что каждая пешка носит в ранце жезл ферзя, но если это не так, если это всего ли иллюзия и ты действительно пешка, которая никогда никем кроме пешки не станет? Потому что у тебя нет своей воли. А ведь Винниту Крепкая Рука испытывала это годами. Наверное. В любом случае, ей пришлось пережить больше чем Сонечке и Женьке, и кто знает, до чего дошла мрачная фантазия Старца в ее случае.

   - Афина была права. - сказал я.

   - Кто такая Афина? - спросила Лапочка без особого интереса.

   - Есть оказывается такая женщина, которая очень хочет чтобы Старец склеил ласты. - ответил я: - я ее встретил недавно.

   - Я ее понимаю. - кивнула Лапочка: - более того, поддерживаю всеми фибрами души. Будь моя воля я бы на этот извращенный балаган атомную бомбу скинула. Ты понимаешь, этот человек жалок и мелочен, ты посмотри на него. С этой силой все что он сделал - завел себе гарем и обеспечил себя комфортом. У него мышление подростка с кучей комплексов и хер у него маленький, а яиц вовсе нет. Единственный раз в жизни он получил сдачи - от тебя, и сразу истерику устроил. Поэтому он заинтересован в тебе - не только потому, что ты тоже можешь использовать приказы, но и потому, что это ваша, чертова мужская фишка - сперва подраться, потом помирится. Ему надо помирится с тобой, на его условиях, когда он сверху, мужская дружба это всегда немного соревнование, всегда силовая игра. Ты же знаешь. Поэтому он не оставит тебя в покое, ему нужно быть с тобой на связи. Думаю, что когда он получит, что он хочет, он убьет тебя, просто чтобы ты не мешался. Но до тех пор ты в безопасности, чего нельзя сказать о нас и я понимаю Женьку, если бы я могла, я бы тоже убежала отсюда куда глаза глядят, как можно дальше, в какой-нибудь Мухосранск, забилась бы в угол, прикрылась простыней и не дышала, в надежде что пронесет.

   - Что же ты не убежала? - спросил я, думая что она скажет о своем долге перед Винниту и дружбе со мной, о том, что она готова встать со мной рядом, плечом к плечу и не оставит в беде.

   - Я бы убежала. - ответила мне Лапочка, смотря в пространство остановившимся взглядом: - но в отличие от Женьки я понимаю, что бежать некуда. Если он захочет меня найти, если он захочет найти кого угодно - он найдет. Убежать можно только так как это сделала она - снова кивок на диван, на лежащую там Винниту: - можно только в страну Доброй Охоты, а у меня не хватило духу спустить курок. Знаешь, - она повернулась ко мне и положила пистолет на стол. Тот брякнул, весомо, тяжело: - знаешь, ведь ты не успел со своим - "стой!". Я уже опускала пистолет. У меня не хватило духу, как у нее. У меня было время, но не хватило смелости. Меня ужасно пугает то, что я могу снова попасть под его влияние, но мне хочется жить, смешно, верно? Я никогда особенно не ценила жизнь, всегда говорила что могу расстаться с ней в любую минуту, делала все это... - она показала предплечья с шрамами от бритвы: - но сейчас... сейчас у меня недостаточно духа, чтобы сделать этот выбор. - она помотала головой и замолчала.