Ап

   - Хорошо. - говорит Старец: - почему бы нам не пройтись? - он поворачивается к выходу и идет. Я смотрю на Винниту. Она разбирает винтовку, ее движения чем-то напоминают движения хорошо смазанного механизма, они легкие, спокойные, несуетливые, привычные. Я задумываюсь над тем, сколько раз этой молодой девушке пришлось разобрать и собрать винтовку, чтобы сейчас двигаться именно так. Сотню? Тысячу? Винниту заканчивает разборку и укладывает части винтовки в кофр. Такими же несуетливыми движениями она собирает остальные вещи. От моей помощи она отказывается, посылает меня за Старцем, мотнув головой. Кофры на колесиках, наверное ей не будет тяжело, думаю я, спускаясь вниз по лестнице. Возле лифта стоит Старец, он выразительно поглядывает на часы, опаздываете, коллега. Я ничего не говорю, становлюсь рядом и жду лифт. Двери лифта открываются, из шахты тянет прогорклым маслом и холодным воздухом. Мы заходим внутрь, я жму на кнопку первого этажа и двери закрываются за нами.

   - Знаешь, я даже рад, что встретил тебя. - говорит Старец, не поворачиваясь. Он смотрит на двери лифта отсутствующим взглядом, словно увидел там что-то важное.

   - Да. Потому что самое главное что угнетает тебя, если ты - полубог - это одиночество. Если ты богат, то ты можешь спросить себя - почему рядом с тобой эти люди? Потому что они любят тебя таким какой ты есть, или все-таки потому что ты богат? Если ты красив, то ты спросишь себя - а останутся ли они рядом с тобой, после того, как ты потеряешь свою красоту? - Старец пожимает плечами: - но если ты в состоянии приказать человеку сделать все что угодно, любить, ненавидеть, забыть, вспомнить - то у тебя нет такой роскоши как сомнение. Ты можешь думать - а что было бы, если бы я не мог, если бы я был как все, но этот вопрос риторический. Все так как есть. И люди вокруг тебя рядом с тобой потому что ты приказал им быть рядом с тобой. И через некоторое время ты теряешь чувство... - он пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово: - чувство отдачи? Чувство реальности. - лифт останавливается и мы выходим в просторный холл, проходим мимо окаменевшего на ресепшене клерка, выходим на улицу и тотчас погружаемся в суету и какофонию городских звуков - гудки машин, где-то взвыла сирена, обрывки фраз, музыки и рекламы.

   - Все это. - Старец жестом обводит окружающий нас мир: - кажется нереальным. Потому что ты можешь многое. Многое, но не все. Секундочку. - он останавливается, закрывает глаза, вдыхает, поворачивается и ...

   - А ну-ка заткнулись все! - кричит он во всю силу своего голоса: - нам надо кое-то обсудить! - в тот же момент в городе наступает тишина. Она не совсем полная, слышно, как где-то что-то потрескивает, по-прежнему издалека доносится музыка, где-то чирикнул воробей, но контраст с прежним шумом просто ошеломляет. Машины встали там, где стояли. Водители заглушили моторы, пешеходы замерли там, где шли, и все замолчали разом.

   - Так-то лучше. - проворчал Старец: - через пятнадцать минут можете продолжать... что вы там все делали. - он повернулся ко мне: - так о чем это мы? Ах, да... одиночество на Олимпе...

   Я смотрю на замерший город и слова замирают у меня в глотке. Я будто бы сплю. Никто не может обладать такой силой, никто не может приказать суетливому, спешащему городу замереть. Даже на минутку. На какое-то мгновение мне показалось, что Старец сейчас повернется ко мне и спросит - "Ты меня слушаешь Нео? Или загляделся на девушку в красном?".

   Девушки в красном среди замерших пешеходов нет, есть девушка в бордовом пальто и еще одна с красным шарфом. Зато среди замерших автомобилей я вижу Женькин "Лендровер". За рулем сидит Женька, замершая как и все эти люди. Я смотрю на нее, думаю о том, что грани между реальным и нереальным уже совершенно стерлись в моей голове, и что Женька выглядит вполне живой и здоровой, вот только на ней снова темные очки и все ли в порядке с ее глазом я не вижу. Думаю я еще и о том, что если бы я умел приказывать людям, смог ли бы я приказать всем любить друг друга и прекратить вражду, отдать деньги нуждающимся, навести мир во всем мире и найти лекарство от рака? Почему Старец не может вот так же шикнуть на всех во всем мире - "А ну-ка прекратите ссориться! Хватит воевать и угнетать друг друга!". И все, сразу везде мир и порядок, все убрали за собой окурки и пустые пивные бутылки, стали любить друг друга и заботиться о старших, помогать младшим и все такое. С другой стороны - Старец что-то говорил о том, что и я могу так же. Да. Научиться этому и навести порядок в мире. Ну или хотя бы в своей жизни.

   - Удивительно. - продолжил Старец, не заметив моей отвлеченности: - но стремясь к абсолютному контролю мы недовольны, когда получаем его. Каждый из них - он кивает на застывших пешеходов: - хочет чтобы какие-то люди его любили, какие-то подчинялись, а зачастую и то и другое сразу. И людям, в большинстве своем, даже не деньги нужны. Предложи какой-нибудь бабе Маше из третьего подъезда миллион долларов за фотки с голой задницей - не возьмет. Потому что ей важнее одобрение людей, которые с ней рядом, а не деньги. И таких примеров - тьма. Самое важное для человека - это одобрение стаи, семьи, коллектива. Для любого человека. - он зажмурился, покачал головой: - до сих пор вспоминаю, как пришел первым на лыжной гонке в школе. Тогда это было просто невероятное чувство. Конечно, я могу в любой момент собрать вокруг себя толпу людей, и все они будут мной восхищаться, хвалить, превозносить, даже любить - и все это абсолютно искренне, поверь мне. Но такого чувства, как в восьмом классе, после лыжной гонки уже не будет. И это не потому что я старею. Это потому что как только я осознал свою силу - я стал одинок. Знаешь, история про Робинзона Крузо - полное вранье. Человек не может долго жить в одиночестве. Он сходит с ума. Том Хэнкс в "Изгое" разговаривал с волейбольным мячом, чтобы не сойти с ума. Как на мой взгляд, серьезно разговаривать с волейбольным мячом - уже сойти с ума. - Старец остановился и осуждающе покачал головой: - Поверить не могу, она налепила ресницы на фары автомобиля, что за ужасная мода, иногда я сомневаюсь, кто же все-таки сошел с ума, я или весь мир. - он указал на стоящий рядом автомобиль, водительница которого послушно замерла за рулем.

   - Ты! Да, ты, выйди-ка сюда. - сказал он ей и она послушно вышла из машины на тротуар.

   - Вот скажи, о чем ты думала, пока лепила это убожество на свой автомобиль? Ты вообще понимаешь, что одушевлять вещь таким образом кощунственно? Погоди, не надо отвечать, помолчи. Я знаю, все, что ты хочешь мне сказать и ничего нового в этом нет. Просто оди и отдери эти штуковины. И выбрось их подальше, чтобы я не видел этого убожества больше. Ах, да, - перестань краситься как шлюха и устройся учиться куда-нибудь. Найди черт возьми себе смысл жизни. Все, исполняй. - он сделал нетерпеливый жест пальцами, словно отгоняя назойливую муху и девушка бросилась судорожно отрывать силиконовые "реснички" с фар своего небольшого, похожего на забавного жука, автомобиля.

   - А ты иди сюда. - Старец ткнул пальцем в застывшего прохожего: - кто такой? Чем занимаешься?