Эйваз

     - Ты вовремя... Этот Шрам чуть не накормил меня свинцом. Как ты догадался, что у меня тут свидание с ним?

     - Нетрудно было догадаться, когда ты, словно заяц, помчался в кусты, размахивая пистолетом.

     - Юрка, теперь оборвалась важная нить.

     - Какой ты догадливый, - хмуро бросил Славин.

     - А я и не знал, что ты так отлично стреляешь, смотрю, у тебя много скрытых талантов. Теперь Павлов сжует нас живьём и будет прав: мы завалили дело. Одно радует, что этот любитель кельтских татуировок мертв... Ладно, хорош тут валяться! Пошли в дом.

     Славин и Ким спустились в подвал, где уже находилось несколько ребят из группы захвата.

     - Ничего себе, - присвистнул видавший виды спецназовец Громов. - Много я повидал, но такое!

     Подвал был скорее похож на бункер штаба армии. На стенах висело разнообразное оружие. "Присижен" НЫ762/300, "винчестер-магнум", снайперская винтовка "Барет лайт 50", а также старые модели, типа - "Ремингтон - 700" и "М-40", автоматическое оружие "М-14". На полках аккуратными рядами стояли ящики с патронами, различное снайперское снаряжение, бинокли ночного видения, телескопические прицелы разных фирм и модификаций. Отдельно в коробке лежал пистолет Стечкина.

     Несмотря на то, что дом был немаленький, обстановки было очень мало, можно сказать Титов вел спартанский образ жизни. Нигде не было ни одной фотографии, ни писем, вообще ничего из тех вещей, которые бы указывали на привязанности и увлечения хозяина дома. Даже в гостиной не было ни дивана, ни кресел: их заменяли японские циновки и подушки разных размеров. Невысокий в японском стиле столик посреди холла, камин, у стены - музыкальный центр. Славин перебирал виниловые диски: Малер, Бах, Пуленк...

     Одна из комнат поражала обилием спортивных снарядов. Чего здесь только не было: беговая дорожка, эллиптические, силовые тренажеры со штангой 50 килограмм, тренажер для имитации гребли.

     - Он, что, готовился к Олимпийским Играм? - подошедший Громов с любопытством рассматривал спортивные снаряды.

     - Во всяком случае, наш стрелок умер в отличной спортивной форме, - ответил Ким.

   Г Л А В А 7

     Славин с наслаждением, стянув с себя грязную рубаху, бросил в корзину для грязного белья. Владимир прошел на кухню.

     - Пойду, сварганю что-нибудь пожрать!

     Юрий недоверчиво пробормотал:

     -Надеюсь, буду мучиться недолго после того, как съем твою стряпню.

    - Процент выживших очень большой, - парировал Владимир с доброй насмешкой.

     - Ладно! Но сначала - ванна! Я мечтал о ней все эти сутки.

    - Ванна! Ароматическая соль... Слушай, ты может, еще депиляцию делаешь? А...

     Он не договорил. Славин, решительно направился в его сторону.

     - Если не прекратишь молоть всякую чушь, упакую, как бычка, полежишь, успокоишься.

     Владимир, зная за другом его недюжинную силу, несмотря на его, с виду хилую фигуру, поспешно ретировался на кухню.

     - Заботишься, и никакой благодарности, - проворчал он.

     - Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра! - донесся из ванной комнаты голос Славина.

    Бодрый, побритый, пахнущий туалетной водой, Славин зашел на кухню. На столе стояла сковорода, источая аппетитный запах жареного мяса с луком, мгновенно вызвавший у него спазмы в желудке.

     - Вижу, вижу твой равнодушный взгляд! - хохотнул довольный Владимир.

     Славин быстро разделался с мясом, налив бокал ледяного пива, откинулся на стуле. С улыбкой он наблюдал за другом. Тот, как всегда, - громко и аппетитно чавкал. Будь на его месте другой, Юрий бы скривился в душе, но Володька занял в его душе место, ранее свободное.

     У него никогда не было ни брата, ни друзей. Он рос в семье, где был диктат отца, и мать не имела голоса, будучи по натуре тихая и молчаливая. Она никогда не спорила с мужем, который считал, что мальчик должен получить мужское воспитание. С детства: подъем не позже шести утра, стакан горячего чая с ложкой оливкового масла, обязательная километровая пробежка по великолепному парку, раскинувшемуся рядом с домом, где жили высокопоставленные чиновники, гимнастика... Потом занятия с репетитором. И только вечером он забирался в библиотеку, отдаваясь своей страсти - книгам. Тут, как ни странно, отец не вмешивался, и наступало время матери. Они часами могли обсуждать романы Эдгара По и Стивенсона, Вальтера Скотта и Джека Лондона. Потом пошли философы: Гомер, Гераклит. Особенно Эдуард полюбил стоиков - Эпиктета и Марка Аврелия.

     Когда ему исполнилось четырнадцать, отец начал обучать его стрельбе. Юрий быстро освоил науку, и уже через месяц мог попасть в десятикопеечную монету с двадцати пяти метров. В шестнадцать лет его определили в престижный МГИМО, подразумевая, что по окончании он пойдет по проторенной в семье стезе работника посольства. Но тут Юрий проявил неожиданное противоборство воле отца. Закончив престижный вуз, он вдруг пошел работать в органы милиции. Мать со слезами просила переменить решение, но Юрий недаром был сыном своего отца, он остался непреклонным в своем решении.

     С тех пор Славин не общался с семьей. Мать тайком присылала ему деньги и он, чтобы не обидеть её, не отсылал деньги обратно, а клал на счет в банке. Иногда он покупал подарки, одежду и ехал в какой-нибудь детский дом. Ему нравилось смотреть, как у детей горят от радости глаза, когда они разбирают ролики, кроссовки, всевозможные игры, плеера. Он никому не говорил об этом, считая глубоко личным делом.