Страница 1 из 2
Макс Акиньшин
Жизнь и смерть подполковника Коломытова
Жизнь
Тринадцатого ноября в четыре часа пополудни на 3-ю областную психоневрологическую больницу упал метеорит. Я отложил в сторону ватник, к которому пришивал оторванные пьяным Прохором пуговицы, и направился изучать странное явление, прибывшее на ржавом «Пежо» с прогоревшим глушителем. Уж не знаю, как выглядела жизнь, занесенная на нашу планету давным-давно из космоса, но из прибывшей машины вылупился небольшой человечек совершенно обычного вида.
«Deus ex machina», – рассудил я, наблюдая гостя, бодро перебирающего конечностями. – «Осень темная пора, счастье жизни подарила. И кому такой гостинец сегодня?»
– Начальство на месте? – осведомился завернутый в брезентовый плащ и запах многодневного перегара марсианин. – Подполковник Коломытов, госпожнадзор. Плановая проверка!
– А какие подполковники в госпожнадзоре, дядя? – спросил я, привыкший ко всяким модификациям головной юдоли прибывающих.
– Настоящие! – заверил меня борец с огненной стихией и добавил. – Будешь комедию ломать, я тебе доставлю неприятности. Ты у меня под себя ходить будешь.... Неожиданно, как-нибудь! Как утка, предположим. Я в отставке, понял, едитя? С Кантемировской перевели, на усиление.
– Извините, – сообразил я, – вы к Марку Моисеевичу наверное?
– Он Фридман? Тут у меня написано: главврач Фридман, – уточнил подполковник, сверившись с неопрятной бумажкой, по чистой случайности избежавшей гибели в ближайшем нужнике. – Комплексная проверка: средства пожаротушения, наличие инструкций, добровольная огнеборческая дружина и так далее… На два дня рассчитано.
– Вот ты. Ты в дружине? – тут же начал проверку хитрый танкист в отставке.
– Э? Нет, – успокоил его я. – Я – сторож.
– Понятно. Сторож, значит. А где врач?
– Прямо по дорожке, белое здание, третий кабинет направо.
– Угум, – поблагодарил меня проверяющий, и двинулся меж темных сиреневых скелетов навстречу неизвестности.
И глядя в зеленую брезентовую спину похмельного отставника, я с теплой грустью подумал о милейшем Марке Моисеевиче, за предыдущий месяц сумевшем выгадать два дела: загнать шифер с крыши и, навязшие на губах как оскомина, «Цветные сны». Оказавшимися дамскими принадлежностями циклопических габаритов. Последние были реализованы двум азербайджанцам с восхищением, осматривающим образцы. Впечатленные размерами сыны гор быстро соорудили заказ еще на одну партию.
К счастью, так и не случившийся. Потому что, Юрка – наш основной поставщик бесполезностей, временно пребывал в ином измерении, а к телефону подходила его мама кислым голосом сообщающая, что Юрий уехал по делам.
А шифер с крыши Марк Моисеевич продал, под твердое обещание горздравотдела устелить новый. Через пару недель из одумавшегося учреждения пришло указание, из которого следовало, что шифер нам стелить не будут, а будут через три года повышены оклады медицинскому персоналу и выделены деньги на халаты больным. Перспектива прожить зиму с голой кровлей, через которую светило не знавшее печалей и забот бесхитростное солнце, заставила борца с реалиями, Фридмана Марка Моисеевича нагло обмануть судьбу в очередной раз. Жабивший потратить нажитое на приобретение нового шифера доктор, закупил где-то отходы винилискожи. Которую я вместе с ворчащим Прохором и похмельным Арнольдом приколотили к стропилам. При этом наш приют скорби приобрел совершенно фантасмагорический вид. Отчего посетители, приходившие к больным, надолго застывали с открытыми ртами, рассматривая пестрое творение больного разума.
И вот судьба ответила любезному эскулапу, исторгнув из зловонных глубин отставного бронеподполковника, жаждущего знаний о местных огнеборцах. Я покачал головой, и откусил нитку, пришив очередную пуговицу.
«Маленькая радость, порождает большое горе». – подумал я и принялся ладить последнюю. Горы рождают мышей, океаны инфузорий туфелек, и во всем этом круговороте приходится как-то существовать.
Осень бродила по битым асфальтовым дорожкам, а за дверью с кривоватой табличкой «Главный врач», шел оживленный разговор. Сказать, что наш фюрер был обрадован подарком фортуны, это не сказать ничего. Под его блестящей лысиной, всего в полусантиметре от реальности, происходил мощный мыслительный процесс, вспыхивающий в маленьких глазах за толстыми диоптриями.
– По плану, Марк Моисеевич у вас три стенда с наглядной агитацией и два пункта оказания первой медицинской помощи, – сообщил удобно расположившийся на смотровом стуле подполковник Коломытов. – Надо бы проверить техническое состояние! Наличие медикАментов и перевязочного материала. Стерилизующие средствА. Степень готовности к борьбе.
«Что бы тебе ноги оторвало», – ласково пожелал инспектору психиатр, но вслух выразил полнейшую и неколебимую решимость.
– Несомненно! Полная готовность! Это очень важно… Времена тяжелые. Денег на здравоохранение не хватает, – тут тихий эскулап картинно погрустил пару секунд. И продолжил. – Это вы правильно сказали Геннадий Кузьмич! Все-все проверить! Готовь сани зимой, а…
– Про стредствА не забывай, – закончил за него сочащийся вчерашним поздний подарок осени. – Вот у вас стредствА эти, не просрочены? Антипестики?
Таинственные средствА с антипестиками, усевшись где-то между гипоталамусом и гипофизом, лупили сложный мозг доктора Фридмана частым упоминанием и нелепостью. Не зная, как себя вести с героем воды и пара, он взял паузу и изобразил деятельное раскаяние.
– Ну, может, чуть-чуть просрочены. Но не сильно. За всем не уследишь, но мы будем работать. У нас замечательный коллектив.
– У вас там боец на КПП мне хамил, – наябедничал злопамятный бронетанкист. – Так что работать надо. И потом – «чуть-чуть» это уже не по форме. Как только «чуть-чуть» непременно надо уничтожить. Взял целеуказание, триангулировал два, раз! Все! Списал по акту и спокоен за будущее вверенного подразделения. Что бы все было чисто и по инструкции, как жопа комара, который пять дней не ел. Два литра надо списать, списываем два…и уничтожаем! – добавил проверяющий, подняв палец. – Три литра, списываем три… Все должно быть по нормам!
При упоминании мер объема в интеллигентных извилинах приунывшего Марка Моисеевича, размышляющего: не дать ли броневому командиру денег чтобы не думать больше о средствах, пожарах и прочих неприятностях, вспыхнула праздничная иллюминация, осветившая дальнейшее направление беседы.
– Может по пять капель? Тэкс сказать за начало проверки? Я вам как доктор рекомендую. В асептических целях.
– Ну, если только в асептических, – согласился просветлевший лицом собеседник. – Но потом – наглядная агитация! Сегодня по плану наглядная агитация, завтра – учения огнеборческой дружины. Вводная – возгорания в результате светового воздействия ядерного взрыва.
Милейший психиатр вздохнул и с тоской вспомнил благословенные дни фокусов с шифером и возни с дамским бельем. В воздухе возник явственный аромат сирени и заунывный голос, читающий Бальмонта. Что-то там про чужую сторону, да зверей вокруг. Упорный бронеподполковник опоганил ему еще на пару делений. И ровно через тридцать секунд, сдвинув в сторону папки с делами, на столе обнаружились два граненых стакана и газетка с аккуратно нарезанной вареной колбасой. А собеседники приступили к сближению и выяснению общих жизненных интересов.
Спирт ожег горло медика, превратив поверхность его в потрескавшуюся глиняную корку. Видимого же эффекта воздействия ста грамм девяностошестиградусной жидкости на Геннадия Кузьмича не наблюдалось вообще. Танкист жахнул стакан и оседлал музу. Если бы тишайший Марк Моисеевич свел с ним знакомство пару лет назад, то после следующего невинного вопроса Геннадия Кузьмича немедленно бы встал и вышел, не смотря ни на какие обстоятельства. Ибо следующий вопрос отставника имел ввиду два сценария развития событий: рассказ о штурме Буэнос-Айреса и что все сволочи и никому верить нельзя вообще. Но вот раньше…